Они сделали заказ, и Люциус снова попросил принести дорогого вина, за которое, как она надеялась, и сам же собирался заплатить.

Несмотря на то, что ресторан оказался заполнен многочисленными посетителями, желающими отдохнуть, расслабиться и вкусно поесть этим пятничным вечером, закуску им принесли достаточно быстро. И Гермиона обрадовалась, когда Малфой одобрительно кивнул, глядя на тарелку. Приступив к еде, они принялись негромко и мирно беседовать на самые разные темы, и она в который раз поразилась, насколько легко, насколько просто и естественно чувствует себя рядом с ним. С человеком, которого, казалось бы, должны разделять с ней не только прожитые годы, но и разница в мировоззрении, жизненные идеалы и многое, многое другое.

Стараясь не упоминать ни Драко, ни школьные конфликты с ним, Гермиона рассказывала о своих первых месяцах в Хогвартсе, откровенно признаваясь в страхах и делясь реальными проблемами, поджидавшими ее тогда в силу маглорожденного происхождения. И была очень благодарна за то, что слушает Люциус внимательно и с явным интересом.

«Может быть, благодаря мне, он сможет понять, как много сложностей приходится преодолевать таким, как я, маглорожденным, когда мы впервые оказываемся в их волшебном мире? И как, на самом деле, нуждаемся в помощи таких, как он. Чистокровных. Живущих в этом мире с самого рождения. И знающих о нем то, о чем мы даже не догадывались, приехав в Хогвартс».

И все же ее не переставал грызть червячок сомнения, что, будучи терпимым лично к ней, вряд ли Люциус Малфой станет вдруг настолько же терпимым к другим маглорожденным волшебникам. Подумав об этом, Гермиона тихонько вздохнула и аккуратно сменила тему.

И обрадовалась, когда, поддавшись на ее уловку, Люциус начал рассказывать о Драко и его работе в Гринготтсе. О разочаровании в гоблинах, об их скупости и предвзятости к волшебникам. Рассказывал он спокойно, даже несколько иронично по отношению к сыну. Из чего она сделала вывод, что все жалобы Драко отец делит как минимум на два. Было заметно, что он не одобряет привычку своего ребенка постоянно жаловаться на жизнь и винить в возникших проблемах кого угодно, но только не самого себя.

Тем временем им принесли горячее, а беседа плавно перетекла на обсуждение литературы. Не подумав, Гермиона упомянула одну из последних прочитанных книг и оказалась бесконечно удивлена, обнаружив, что и Люциус уже прочел ее.

– Прости, но… это написано… маглом, – она не удержалась и вопросительно вскинула бровь.

Прежде чем ответить, Малфой слегка поморщился, а затем устало вздохнул.

– Я уже говорил тебе… Не стоит игнорировать многогранность и разнообразие окружающего нас мира. Да и вообще, не ты ли сегодня столь горячо убеждала мистера Снипуорта в том, насколько открыто и искренне я воспринимаю все, что ты подготовила для программы моей реабилитации? – он ухмыльнулся, забавно, но очень похоже, передразнивая ее интонацию.

Покраснев, она смогла лишь рассмеяться. Возразить было нечего.

Они продолжили говорить о книгах, и с радостным изумлением Гермиона обнаружила, что Люциус очень много читал, пожалуй, даже больше, чем она сама. И что начал читать магловскую литературу уж точно задолго до того, как его заставили проходить эту самую программу. Восхищенная Гермиона видела сейчас перед собой человека, запоем читавшего самые разные книги на протяжении нескольких десятилетий. Оказавшись по-настоящему ошеломленной этим фактом, она смотрела на него словно на какое-то чудо, думая о том, насколько же многого не знала об этом высокомерном чистокровном волшебнике.

«Да он, в общем-то, и не стремился показать свою разностороннюю натуру. Передо мной всегда оказывался чванливый сноб или, что еще хуже – потенциальный убийца».

И сама не заметила, как с губ невольно слетело:

– Ты так много времени потратил в своей жизни впустую…

Люциус замолчал, уставившись в тарелку, и Гермиона испугалась, что разозлила его до глубины души. Но потом, насадив на вилку кусочек мяса, он спокойно и твердо отозвался:

– Может быть.

Поразившись его согласию, она замерла, а Малфой поднял на нее глаза и продолжил:

– Зато теперь у меня уж точно появилась возможность восполнить упущенное.

Он сделал глоток вина, продолжая глядеть на Гермиону, не отводя глаз. И этот взгляд заставил ее нежно улыбнуться в ответ.

– Твоя откровенность и искренность примиряет меня со многим…

Люциус снова вздохнул.

– Знаешь… для меня оказалось огромным облегчением то, что больше не придется лгать.

– В том числе и о нас? – ей вдруг стало жалко, что беззаботное и мирное настроение их беседы изменилось из-за неясного напряжения, повисшего в воздухе.

Малфой долго молчал, прежде чем ответить.

– Как мы уже договорились с тобой, будем решать возникающие проблемы по мере их поступления, – к счастью, его голос звучал абсолютно спокойно. – И я не думаю, что Снипуорт сомневается в том, что на самом деле происходит между нами, и в том, что происходило за закрытой дверью твоего кабинета во второй половине дня. Также как и не думаю, что смогу лгать, если разговор зайдет о тебе напрямую. Или лгать тебе. Видишь ли, так уж случилось, что ты вдохновляешь меня на абсолютную честность.

Услышав это, Гермиона внезапно и резко потянулась через стол, даже сбив при этом попутно какую-то посуду вместе со столовыми приборами, и схватила Малфоя за руку, поднося ее сначала ко рту, чтобы поцеловать ладонь, а затем приложив к щеке. На глаза ее снова навернулись слезы. Сидящая рядом пара поначалу изумленно вытаращилась на столь неуместное проявление эмоций, но смущенно отвела глаза, увидев, как эти двое смотрят друг на друга. Люциус же мягко провел ладонью по ее лицу, вытер скатившуюся слезинку и только потом медленно убрал руку.

Ужин постепенно подошел к концу, и Гермиона поняла, что им уже пора отправляться в концертный зал. Проигнорировав ее кошелек, Малфой снова расплатился сам, хотя поначалу она и попыталась возразить:

– Я не настолько старомодно воспитана, Люциус. И в моем мире женщины очень часто платят за себя сами.

На что получила спокойный, но категоричный ответ:

– Дорогая, если ты заметила, я снова заказал не самое дешевое вино, поэтому вполне естественно, что мне за него и расплачиваться. Тем более что я достаточно обеспечен, чтобы позволить себе заплатить за ужин со своей женщиной. И надеюсь, что ты учтешь на будущее: в таких вопросах все и всегда я решаю сам. По-моему, это должно быть для тебя вполне очевидно.

Гермиона не нашла, что сказать.

Они уже вышли из ресторана, когда она потянулась и, поцеловав его в щеку, нежно выдохнула на ухо:

– Спасибо за чудесный ужин…

Быстро поймав такси, Гермиона спокойно расположилась в салоне и невольно улыбалась, ожидая пока педантичный и брезгливый мистер Малфой снова тщательно протрет сидение, прежде чем усесться на него. А когда это произошло, назвала водителю адрес и расслабленно прислонилась к Люциусу.

Уже скоро они подъехали к концертному залу, однако выйдя из автомобиля, она заметила на лице своего спутника несколько недоумевающее и настороженное выражение.

Гермиона взяла его под руку.

– Что? Снаружи не так впечатляет, как Ковент-Гарден? Подожди…

Малфой ничего не ответил. Лишь качнул головой. Скепсис с его лица так никуда и не делся.

– Добро пожаловать в Уигмор-холл, мистер Малфой! И хочу сказать вам, что это один из самых великолепных и знаменитых во всем мире концертных залов для исполнения камерной музыки.

– И что же в этом великолепии дают сегодня?

– Баха.

Явно требуя пояснений, Малфой вопросительно приподнял брови, и Гермиона показала на висящую у входа афишу.

– Сюиты Иоганна Себастьяна Баха для виолончели. В исполнении одного из величайших виолончелистов нашего времени. Я просто подумала… что тебе будет приятно… послушать…

Он и в самом деле выглядел необычайно довольным, даже глаза затуманились какой-то странной дымкой, будто глядя в далекое-далекое прошлое. Словно завороженный воспоминаниями, Люциус мягко проговорил: