Оказавшись в поместье, она тщательно спрятала его в кладовку вместе с привезенными из квартиры вещами, решив пока ничего не говорить о находке Люциусу. Несмотря на неудачу, желание как можно скорее отреставрировать виолончель жгло ее все сильнее и сильнее.

Сегодня был четверг. И ощущение непреходящей нервозности от предстоящего посещения приема у министра магии уже не проходило ни на минуту. Нет… нельзя сказать, что Гермиона боялась чего-то, ей и вправду очень хотелось показаться вместе с Люциусом на людях, хотелось дать понять всем (и друзьям, и врагам), насколько она счастлива рядом с этим мужчиной. И может быть, даже хотелось лично ответить на какие-то каверзные вопросы об их отношениях.

«Если, конечно, кто-нибудь рискнет задать их мне или Люциусу в лицо…»

Но и вполне объяснимые опасения все же нет-нет да и царапали душу: увидеться с Гарри и Джинни очень хотелось, даже несмотря на их более чем сдержанное отношение к ситуации, но вот… Молли Уизли… Встречи с ней Гермиона действительно ожидала с опаской. Категоричность и прямолинейность этой женщины сомнениям не подлежала. Оставалось лишь надеяться, что Люциус прав, и на приеме у Шеклболта миссис Уизли не опустится до откровенного скандала.

«А может, нам вообще повезет, и нос к носу с Молли мы этим вечером даже не столкнемся».

Вечером они с Люциусом говорили мало и рано уснули, по привычке крепко прижавшись друг к другу.

______________________________________________________________________________

Проснулась она с отчетливым желанием, чтобы этот день поскорее прошел и благополучно закончился. Так и не поделившись своими страхами с Люциусом, Гермиона лишь глубоко и вкусно поцеловала его на прощание и торопливо отправилась в министерство. Работы сегодня, несмотря на то, что была пятница, навалилось, как никогда, много. Что, впрочем, не помешало Гермионе постоянно поглядывать на часы. Наконец стрелки тех подползли к шести вечера, и она спустилась в атриум, уже через минуту прибыв в камин гостиной Малфой-мэнора.

Люциус уже находился там — он сидел на диване, покручивая в пальцах бокал с небольшой порцией виски. Услышав гул перемещения, Малфой поднял голову и широко улыбнулся, приветствуя Гермиону. А потом, когда она подошла и наклонилась к нему, потянулся и, крепко обхватив за затылок, впился в ее рот голодным жадным поцелуем. Таким, что Гермиона даже слегка задохнулась и удивленно ахнула, когда он наконец отстранился. Никак не прокомментировав столь пылкое приветствие, Люциус лишь молча улыбнулся еще раз.

Привычное желание уже охватывало Гермиону, когда она осознанно отошла от дивана.

— Пойду наверх. Нужно принять душ и можно уже начинать собираться.

— Во сколько мы должны быть в резиденции?

— Официально прием начинается в восемь, так что, думаю, около восьми будет нормально.

Люциус кивнул и сделал еще глоток.

— Я зайду, когда ты будешь готова.

И Гермиона поднялась в спальню.

Под горячим душем она стояла довольно долго, надеясь, что бьющие по телу струи хоть как-то помогут снять напряжение, ставшее к вечеру еще более сильным. Желание, что охватило ее после поцелуя Люциуса, никак не стихало, но его волшебница упорно пыталась игнорировать, понимая, что сейчас не время для постельных игр.

Выйдя из душа, она вернулась в спальню и, нанеся на тело любимый лосьон, занялась волосами — сегодня очень хотелось, чтобы знаменитая грива уложилась красивыми элегантными локонами. И у нее получилось. Поблескивающие от специального средства, обычно непослушные кудряшки покорно улеглись очаровательными завитками, которые Гермиона приподняла высоко на затылке и закрепила изящными заколками, выпустив из большого узла всего несколько штучек. Прическа получилась прелестной, и, подмигнув сама себе, она быстро надела нижнее белье, аккуратно натянула чулочки и подошла к шкафу, где висело приготовленное красное платье. Которое уже через пару мгновений скользнуло на миниатюрную фигурку с легким, едва слышным шелестом. Гермиона оглядела себя в зеркале.

«Хм… Надеюсь, мои ягодицы и сегодня произведут на Люциуса приятное впечатление… — она не удержалась и хихикнула, памятуя о его комплименте. На самом деле платье сидело на ней изумительно, облегая фигуру столь эффектно, что не сумел бы придраться даже самый предвзятый недоброжелатель. Довольная тем, что увидела, Гермиона провела ладошками по телу и глубоко вздохнула, словно бы заново переживая эмоции, что испытала в тот вечер, когда сдержанный холодный Люциус Малфой нес ее, взбудораженную и обессиленную собственными ощущениями, на руках. — Кажется, это было так давно, что прошла уже целая вечность…»

Но настало время заняться макияжем. О, этим Гермиона не злоупотребляла никогда, хотя сегодня и позволила себе чуть больше выделить глаза и губы. Она уже закончила краситься и как раз надевала туфли с невероятно высокими каблуками, когда заметила в зеркале темную фигуру, стоящую позади нее.

Поначалу задохнувшись от неожиданности, очень скоро Гермиона поняла, что в проеме двери стоит Люциус. Не промолвив ни слова, он приблизился и встал за спиной, глядя на ее отражение в зеркале. Дыхание Гермионы стало тяжелым, и грудь от этого начала подниматься намного заметней обычного. Малфой даже испуганно перевел взгляд на лицо, думая, что она плачет. Но нет. Тогда он медленно склонился и коснулся губами шеи. И его обжигающее дыхание… его легкие, едва заметные прикосновения — все это заставило Гермиону вздрогнуть и откинуть голову назад, облегчая ему доступ. Физическое желание, игнорируемое ею вот уже несколько часов, обрушилось на Гермиону с еще большей силой. А почувствовав, как его руки скользят по шелковой ткани, она тихонько ахнула.

«Еще минута, и я не смогу ему сопротивляться, а это значит, что и одеваться, и краситься, и причесываться придется заново. О, нет!»

Но, похоже, Люциус подумал о том же самом и нехотя отстранился. Вместо этого он взял ее за руку и, потянув за собой, вывел в коридор.

Они приблизились к двери какой-то комнаты, и Люциус пробормотал заклинание. Дверь открылась. Малфой без слов снова потянул Гермиону за собой.

Спальня, в которой они оказались, была отделана в глубоких синих тонах с редкими золотистыми пятнами. Здесь стояла огромная кровать, украшенная синим же балдахином, несколько кресел и туалетный столик. Комната явно принадлежала женщине, причем женщине, обладающей безукоризненным вкусом. А еще она была теплой и уютной… такой, что не хотелось покидать. И Гермиона поняла, что Люциус привел ее в спальню своей матери.

Малфой подвел ее к туалетному столику и усадил прямо перед зеркалом. Прямо перед Гермионой стоял объемный ларец из темного дерева, который Люциус тоже открыл, прошептав заклинание. Потом он вытащил из ларца ожерелье, и Гермиона ощутила, что дыхание у нее перехватает. Не будучи знатоком драгоценностей, одно могла сказать точно: еще никогда в жизни ей не доводилось видеть более роскошного украшения. Ожерелье было крупным и богатым, в оправе из серебристого металла, с сотнями бриллиантов самых разных размеров, которые складывались на груди в сетку из цветов, сужаясь к концу до одного, самого крупного камня. Он, в форме капли размером с ноготок указательного пальца, находился внизу и будто увенчивал великолепие этой алмазной композиции.

Молчащий до сих пор Люциус приблизился к Гермионе сзади и надел ожерелье на ее шею. От прохладной тяжести по коже тут же пробежала волнующая дрожь. Застегнув его, Малфой снова вернулся к ларцу и достал оттуда выполненные точно в таком же узоре серьги, которые протянул Гермионе. Надев их дрожащими пальчиками, она осторожно посмотрела на собственное отражение. Дышать удавалось с трудом, и Гермиона замерла, в зеркале встретившись с Малфоем глазами.

Казалось, прошла целая вечность, когда Люциус наконец заговорил:

— Оно принадлежало моей матери…

— Я поняла… — еле выговорила Гермиона.

Между ними ненадолго повисло молчание, но потом Малфой снова проговорил: