И Гермиона, благодарная за передышку от обжигающих душу эмоций, звонко расхохоталась. Малфой же резко перекатился, подминая ее под себя, и сразу же проник во влагалище. Быстро. Жестко. Глубоко. Так, что застал врасплох, и Гермиона, не готовая к такому натиску, даже чуть вскрикнула от боли. Почувствовав это, Люциус замер и только поглаживал ее лицо, давая время привыкнуть. А уже скоро заметил, как Гермиона расслабилась и начала легонько толкаться ему навстречу. Он тоже начал двигаться, и движения его были плавными и ритмичными, а взгляд так и не отрывался от глаз Гермионы. Которая вдруг подумала, что за весь сегодняшний день, пусть и окрашенный дымкой эротизма и несколькими оргазмами, по-настоящему Люциус берет ее в первый раз. И это было как раз тем, чего, несмотря на испытанное удовольствие, ей все же чуточку не хватало.

Уже скоро движения Люциуса стали быстрее, одной рукой он по-прежнему касался лица Гермионы, а другой скользнул вниз, сразу же находя возбужденный клитор. Этого оказалось достаточно, чтобы оргазм обрушился на Гермиону горной лавиной, и она громко застонала, с силой сжав мышцы влагалища и слыша, как над ней почти в унисон стонет Люциус. Они по-прежнему не отводили глаз, когда нежно гладили друг друга по лицам, словно без слов благодаря один другого. А потом так и уснули, все еще не размыкая объятий.

____________________________________________________________________________

Утром им снова пришлось неохотно расстаться, но… обстоятельства требовали подчинения. К счастью, на этой неделе Гермиона специально выстроила график так, чтобы вторая половина дня оказалась свободной, и уже в два часа смогла вернуться в поместье. Когда-то такое неожиданно высвободившееся от работы время она проводила со своими друзьями или с родителями, но сегодня почему-то ужасно хотелось вернуться в единственное место, где чувствовала себя по-настоящему спокойной. В Малфой-мэнор. Она знала, что занятый делами Люциус еще не вернулся, но это было и не столь важно. Аппарировав домой, Гермиона немного прогулялась по парку, с удовольствием вдыхая ароматный воздух конца лета и любуясь еще цветущими в это время растениями, и только потом вернулась в дом.

Она уже почти подошла к спальне, когда вдруг вспомнила о разрешении Люциуса осмотреть кладовку, замеченную на днях. Быстро повернувшись, Гермиона тут же направилась к той маленькой лестничке, как легкая нервная дрожь внезапно прокатилась по телу и почти заставила остановиться.

«Ты действительно хочешь копаться в прошлом семейства Малфой? А уверена, что не наткнешься в нем на то, что может тебе очень не понравиться?»

Несколько раз она глубоко вздохнула, словно призывая себя быть стойкой, и начала подниматься. Старые ступеньки тут же жалобно заскрипели в такт каждому ее шагу. В узком коридорчике, открывшемся глазам, располагалось сразу несколько дверей с покрытыми пылью ручками.

«О-о… Да сюда пожалуй целую вечность никто и не поднимался… Наверное где-нибудь здесь и находится комната Тибби».

Первая же дверь, которую она осторожно толкнула, распахнулась с протяжным скрипом. А заглянув, Гермиона увидела небольшую узкую комнатку с облетевшими от старости и оборванными цветочными обоями и голыми половицами, покрытыми толстым слоем пыли. На несколько секунд ей вдруг показалось, что рассматривает ожившую старую фотографию. В следующей комнате Гермиону ждало то же самое, только здесь стояла еще и старая сломанная кровать с таким же древним стулом. Сквозь мутные стекла давным-давно немытого окна едва проникал солнечный свет, позволяя увидеть частички пыли, обеспокоенно взметнувшиеся в воздух. Быстро закрыв и эту дверь, Гермиона направилась дальше. В третьей и четвертой комнате ожидало нечто похожее, да и вообще казалось, что все они предназначались когда-то для слуг.

«Причем, судя по размерам кроватей, для вполне себе человеческих слуг. Как интересно… Надо будет спросить у Люциуса: маглы или все-таки волшебники служили тем, старинным Малфоям? Или, может быть, сквиббы из бедных семей нанимались работать к именитым и богатым семьям магов?» — добравшись до конца коридора, она наконец попыталась открыть последнюю дверь, самую маленькую и узкую.

Поначалу повернув ручку и легонько толкнув дверь, Гермиона ничего не добилась и потому попробовала еще раз, уже сильнее. Теперь, отсыревшая и разбухшая от старости, та поддалась, и Гермиона почти влетела в комнату, едва не свалившись по дороге. Перед ней расстилалось огромное пространство чердака, напичканное множеством вещей и чем-то напоминающее Выручай-комнату, почившую на ее памяти в заклятии Адского пламени.

Через парочку небольших мансардных окон света почти не поступало, да и груды сложенных вещей возвышались так сильно, что загораживали и тот мизер, что только мог проникнуть. Отважная исследовательница достала волшебную палочку и, пробормотав «Люмос», с облегчением огляделась, когда из той хлынул яркий белый свет. Разочарование — вот, что охватило ее в первый момент: Люциус был прав — кладовка оказалась наполненной самым настоящим мусором. Взгляд Гермионы бездумно блуждал по выщербленным тарелкам, выцветшим абажурам и прочим предметам мебели. Нет, конечно, она тут же увидела и несколько книг, но, быстро пролистав их, поняла, что никакого интереса те не представляют, и расстроено вздохнула.

Сказать по правде, Гермиона надеялась найти здесь нечто, вроде старых колдографий или семейных альбомов, но, казалось, на этом чердаке не было ничего по-настоящему интересного. Она уже направилась к двери, как в дальнем углу, скрытом пыльными ящиками, внимание что-то привлекло. Какой-то футляр, узнав очертания которого, Гермиона поняла, что сердце радостно подпрыгнуло. Поспешно разобрав завал, она наконец смогла достать его. Футляр был прочный, тяжелый и явно не пустой. Оставалось надеяться, что и музыкальный инструмент по-прежнему находится в нем.

Гермиона нерешительно потянулась к застежке, уже ясно понимая, что именно увидит сейчас. Холодный металл щелкнул, дверца футляра распахнулась, и девушка задохнулась от восторга. Внутри лежала… виолончель.

Лак на ней кое-где треснул, а две струны и вовсе были порванными. Инструмент выглядел так, будто его не использовали и не ухаживали за ним целую вечность. Смычок виолончели лежал тут же, рядом, и Гермиона с облегчением выдохнула, когда увидела, что корпус инструмента цел и невредим. Она заглянула внутрь, но прочитать имя мастера, да и вообще хоть что-нибудь оказалось невозможно.

Приняв решение, Гермиона снова щелкнула застежкой и вытащила виолончель из комнаты. Волоча за собой довольно тяжелый футляр, она наглоталась пыли и вынуждена была откашляться, прежде чем начала осторожно спускаться с ним по лестнице. Оставив инструмент возле двери спальни, Гермиона быстро привела себя в порядок и, вдохновленная неожиданной находкой, аппарировала с ней в Косой переулок.

Магазинчик, к которому она целенаправленно приближалась, располагался в достаточно безлюдной части переулка. Подойдя к нему, Гермиона тяжело опустила футляр на землю и внимательно посмотрела на вывеску. Та гласила: «Старгас Опелхарст и сын. Ремонт и реставрация различных механизмов и артефактов». Решительно открыв дверь, Гермиона вошла внутрь и на пару секунд оглохла от громкого металлического лязга, что издал дверной колокольчик. А когда немного пришла в себя и огляделась, поняла, что оказалась в небольшом магазинчике, очень напоминающем чудесную пещеру Аладдина. На каждом прилавке и в каждой витрине здесь располагались самые разнообразные машины и приборы, которые тикали, жужжали или позванивали, причем ни на секунду не прекращая движения. Это увлекательное зрелище почти завораживало. Любознательная Гермиона, поняв, что большинство из этих чудес видит впервые в жизни, внимательно разглядывала их. Она наклонилась ниже, чтобы чуть лучше рассмотреть одну занятную вещицу — медное кольцо, внутри которого находилось еще одно, а в нем еще одно, и еще. И все эти кольца быстро вращались вокруг единой невидимой оси, не касаясь друг друга и создавая нечто, очень похожее на вращение галактик, и, по-видимому, символизирующее вечное движение. От этого крошечного кусочка вселенной невозможно было оторвать глаз.