Теперь она думала о себе и о тех изменениях, что случились с ней самой. Ведь раньше она и представить не могла, что сможет испытывать такие чувства — страсть, нежность, готовность брать и отдавать той же мерою. Отношения с Люциусом наполняли такой огромной жизненной силой, которую раньше она даже не подозревала в себе. И ни разу ее не коснулось даже малейшее сомнение в том, что он относится к ней иначе. Их молчаливое понимание друг друга, их взаимное проникновение в души и тела бесконечно трогало и волновало Гермиону. Никогда еще она не думала, что два человека могут быть так тесно связаны между собой, как оказались связаны они с Люциусом. Иногда ей даже казалось, что сердце готово разорваться, не выдержав той переполняющей нежности, того уважения и восхищения, той невероятной сумасшедшей любви, что испытывала к нему.

Гермиона точно знала, что никогда не сможет оставить его. И надеялась, что Люциус чувствует то же самое. Пусть он до сих пор не признался ей в любви. Пусть! Но все его поступки говорили об этом лучше, чем любые слова.

«Я подожду… Потому что верю — когда-нибудь он обязательно скажет мне это. И готова ждать, ведь само понятие «любовь» не раз становилось для него синонимом боли и разочарований… Я не хочу торопить или подталкивать его. Придет время, и Люциус сам решит, хочет ли он сказать мне о своей любви».

Повернув голову, Гермиона нежно поцеловала его в грудь. На что Малфой глубоко вдохнул и пошевелился. По легкой боли она догадывалась о том, что ночью они занимались любовью, но никаких реальных воспоминаний об этом отыскать в памяти не могла.

Просыпаясь, он снова аппетитно потянулся, и Гермиона с удовольствием провела ладонью по напряженным мышцам, в который раз откровенно восхищаясь красотой этого почти совершенного мужского тела.

«Разве заслуживаю я чего-то такого, по-настоящему прекрасного, что дарит мне Люциус?»

Тем временем рука Малфоя скользнула ниже и, ласково проведя по спине Гермионы, крепко прижала ее к себе. Так крепко, что та ощутила, как глаза защипало от невольно навернувшихся слез счастья, и услышала, как Люциус негромко пробормотал где-то наверху, над ней:

— Доброе утро.

— Привет, — выдохнула она в ответ, пытаясь скрыть тот шквал эмоций, что охватил ее в эти мгновения.

— Суббота… — неторопливо протянул Люциус. — И я не в Азкабане.

На пару секунд она зажмурилась, вспомнив мучительную агонию прошлого уикенда.

— Боже мой… Неужели прошла всего лишь неделя? А кажется, будто целая вечность. Как же много всего случилось за это время. Знаешь, иногда у меня даже мелькает мысль, что мы вместе уже много-много лет…

— Согласен, — лениво отозвался он. — Чем ты хотела бы заняться сегодня?

— Ничем. Хочу просто жить.

И почувствовала, как Малфой улыбнулся.

— Отличная идея.

Теперь наступила ее очередь потягиваться. Подняв руки кверху, она скользнула взглядом по спальне.

— Такая красивая комната… Не представляю, что может быть что-то более изящное и уютное, чем она.

Некоторое время Люциус молчал, но потом отозвался:

— Это не самая большая спальня в доме. Когда я велел привести тебя сюда, еще в первый вечер, я подумал, что здесь тебе понравится. И будет хорошо и спокойно. Честно сказать, тогда я даже не подозревал, что пройдет время, и я буду называть ее «наша спальня»…

Довольно улыбнувшись его спокойному расслабленному тону, Гермиона снова улеглась рядом.

«Как же мне нравится, когда он такой… домашний».

Однако при всем ощущении неимоверной близости к этому человеку, он по-прежнему оставался для нее загадкой. И Гермиона собралась с духом, чтобы задать вопрос:

— А хозяйская спальня мэнора, наверное, очень большая, да?

Снова помолчав, он в конце концов согласился:

— Полагаю, что можно сказать и так.

— И ты оставался там… после того, как твоя жена покинула этот дом?

— Нет.

— А где же? Неужели перебрался в свою прежнюю детскую? Ох… прости… с моей стороны это был бестактный вопрос, — она вдруг вспомнила, что случилось в той его комнате, и украдкой взглянула на Люциуса, опасаясь реакции.

Но он просто погладил ее по лицу и вздохнул.

— Не переживай, к счастью, здесь достаточно спален, чтоб разместить хоть целую армию. Так что выбор у меня был богатый. Однако я ни минуты не сомневался, в какой комнате хочу поселиться.

Он замолчал, а Гермиона замерла, ожидая окончания.

— В комнате моей матери.

Тронутая, но совершенно не удивленная этим откровением, она поцеловала его в плечо.

— Разве твои родители не жили в одной спальне?

— Насколько я знаю, нет. У меня остались лишь очень смутные воспоминания о том, как утром захожу в комнату, а она сидит на огромной кровати, и светлые волосы растекаются вокруг ее фигуры, словно потоки рек. Потом она протягивает руки и помогает мне забраться наверх, потому что ее ложе еще слишком высоко для моего роста. Смотрит на меня сверху вниз, гладит по голове и начинает тихонько петь мне что-то… Пожалуй, это то немногое, что я помню о ней… — голос его звучал с такой редкой мягкостью, что у Гермионы защемило сердце. — Если хочешь, я покажу тебе ту комнату.

— Конечно хочу. Очень! — она повернулась, чтобы посмотреть на него. — Люциус… Я так люблю тебя…

И сама не поняла, почему сказала это сейчас.

«Нет, я не напрашивалась на ответное признание. Я просто хотела…»

Но Малфой улыбнулся и погладил ее по голове. Его глаза наполнились вдруг почти невыносимой нежностью, хотя ни единого слова он так и не произнес. Не в силах выдержать этот взгляд, Гермиона снова уткнулась лицом в его грудь.

Большую часть утра они так и провалялись в постели, тихонько разговаривая о чем-то, поглаживая и лаская один другого. Гермионе казалось, что она словно растворилась в легкой чувственной нежности, которая окружала ее сегодня. В конце концов голод взял верх, и, одетые в одни лишь халаты, они спустились на кухню, где нашли Тибби, занятую приготовлением позднего завтрака. Это заставило Гермиону в очередной раз поразиться тому, каким невероятным образом и с помощью какой совершенно необъяснимой магии эльфийка угадывала, когда именно ее хозяевам может понадобиться еда. Ведь чаще всего они с Люциусом ничего не сообщали ей заранее.

— Спасибо, Тибби. Пожалуй, мы с мисс Грейнджер позавтракаем прямо здесь.

Служанка поклонилась и тут же принялась накрывать. А Гермиона вдруг покрылась пунцовым румянцем, вспомнив, чем они с Люциусом занимались на этом самом столе не далее как прошлым вечером.

«Боже мой! Какое счастье, что я хорошенько очистила его… после того как…»

Закончив с сервировкой завтрака, Тибби поклонилась еще раз и с тихим хлопком исчезла.

Не в силах отвести друг от друга взглядов, Люциус с Гермионой жадно поглощали вкусности, приготовленные заботливой домовихой, и время от времени переплетали пальцы или беззаботно дурачились, угощая один другого особо лакомыми кусочками.

Покончив с завтраком, они направились в парк, проведя там оставшуюся до обеда часть дня. В этот раз Люциус показал ей многие потаенные места, любимые с детства и уже почти забытые. Он рассказывал о них Гермионе, почти с детской радостью многое открывая для себя заново, что приводило ее в состояние искреннего и все возрастающего восхищения. Ближе к вечеру Гермиона спустилась в бассейн, а через несколько минут к ней присоединился и Малфой. И долго неторопливо плавали там, стараясь держаться один от другого на расстоянии, потому что знали, что случится, стоит им сблизиться и коснуться друг друга. Но оба словно чувствовали, что время для пылких вечерних ласк еще не наступило.

Наплававшись, они уже поднимались наверх, чтобы переодеться, когда Гермиона заметила небольшую лестницу в самом конце коридора, на которую раньше не обращала внимания.

— А там что? — кивнула она в ту сторону.

— Да ерунда всякая, — беспечно повернулся к ней Люциус. — Старые вещи, картины, в общем, барахло…

— Барахло?

— Ну да. Все, что оказалось не нужно и копилось там… веками. Надо бы разобрать, наконец, эту кладовую, но у меня руки никак не доходят.