— Если хочешь, могу помочь.
Он ухмыльнулся.
— Поражаюсь твоей добросовестности. Нет, конечно, я не против, и если есть желание покопаться в старинном хламе, то можешь заходить туда, когда захочешь. Более того, я даже уверен, что там найдется пара-тройка вещичек, представляющих для тебя интерес.
Гермиона удивилась, с какой легкостью он согласился на ее предложение.
— Спасибо. Очень хочу.
Вернувшись в спальню, они почти сразу оказались в кровати и не покидали ее уже до самого утра, отвлекшись лишь на легкий ужин, что принесла им поздно вечером Тибби. И уже столь долгожданная близость была в этот раз наполненной острым, почти болезненным наслаждением, заставляющим их вожделеть друг друга снова и снова, упиваясь этим сумасшедшим вожделением.
Воскресенье тоже тянулось медленно, лениво, вкусно. И отличалось от субботы лишь прогулкой до ближайшей деревеньки. Там Гермиона купила несколько газет и журналов, за что оказалась шутливо высмеяна Малфоем, считавшим, что на чтение этого печатного мусора не стоит тратить свое драгоценное время. Особенно то, которое могло быть посвящено ему, любимому. Гермиона слабо отбивалась, утверждая, что чтение воскресных газет — это один из вариантов скрасить досуг практически у любого цивилизованного человека, но Люциус лишь скептически ухмылялся, выслушивая ее аргументы. Он, в общем-то, и не скрывал, что переубедить его у Гермионы получилось неважно. Хотя на самом деле, оба блаженствовали от своих восхитительных пикировок.
Однако по возвращении домой, когда она все же решила заняться чтением и улеглась на кровати, разбросав купленное прямо на постели, то смогла убедиться, что Люциус не шутил: он и вправду оказался решительно настроен помешать ей всеми правдами и неправдами. Не обращая никакого внимания на то, что Гермиона уткнулась в разворот «Санди таймс» и упорно читает статью о глобальном потеплении, он втянул в рот ее правый сосок, тут же найдя пальцами клитор и принимаясь настойчиво кружить по нему.
— Нет, ты видел эти цифры? Становится страшно, насколько стремительно на самом деле происходит потепление! Ведь полярные льды имеют огромное значение для нашего выживания на этой планете. Можно сказать, жизненно важное, — делая вид, что игнорирует его, проговорила Гермиона.
— Хм… Угу… — два его пальца толкнулись глубоко во влагалище.
Одновременно с этим Малфой прикусил сосок, тут же принявшись зализывать набухшую ягодку языком, и Гермиона невольно выгнулась на кровати. Но читать упрямо не бросила.
— Даже саммит хотят организовать. Знаешь, я сильно сомневаюсь, что всякие саммиты помогут бороться с парниковым эффектом. Для прессы языком помелят, а потом, когда дело дойдет до дела, благополучно обо всем забудут, — Гермиона поражалась тому, что до сих пор сдерживалась, когда он так упорно и настойчиво подводил ее к оргазму, да и самой ей не хотелось ничего большего, как провалиться, наконец, в блаженный обморок.
Продолжая машинально блуждать глазами по странице, уже через несколько мгновений она поняла, что терпение подошло к концу. Газета выпала из рук, с шелестом скользнув рядом, а сама Гермиона судорожно вцепилась пальцами в покрывало. Сил сопротивляться искусным ласкам Малфоя, который уже переключился на вторую грудь, не осталось совершенно. Что говорить… в настойчивом стремлении добиваться поставленных целей они оба могли на равных соперничать друг с другом.
— О-о-о… — Гермиона снова выгнулась на кровати, наконец окунаясь в чувственный бред.
Она уже дергалась в конвульсиях, когда довольно ухмыльнувшийся Люциус начал двигать пальцами еще быстрее и снова сжал зубы теперь уже на втором соске. Крик экстаза сорвался с губ Гермионы в тишину комнаты. А Малфой все продолжал поглаживать и поглаживать ее тело, пока она не успокоилась и не затихла. Вот тогда он поднял голову и, насмешливо улыбнувшись, задал вопрос:
— Так что ты там говорила о глобальном потеплении?
Задыхающаяся Гермиона с трудом приоткрыла глаза. Взгляд ее туманился.
— К черту потепление! Только ты… Единственное, что важно в моей жизни — это ты.
— М-м… Так-то лучше, — Люциус склонился к ее губам, а потом неожиданно вошел в нее мощным и глубоким толчком.
Еще не придя в себя, поначалу Гермиона задохнулась от шока, но тут же гостеприимно толкнулась ему навстречу, сжимая мышцы вокруг напряженного члена.
— Боже… Как же я люблю этот момент, когда ты входишь… и мне даже немножко больно… Люциус… черт, я обожаю твой член…
Чувствуя, как слова ее медом льются в уши, Малфой прикрыл глаза и начал двигаться, сосредоточившись на собственных ощущениях, которые были великолепны.
— Я тоже, милая… Если б ты знала, как хорошо мне в тебе. Очень хорошо…
Проведя по его спине ладонями, Гермиона намеренно задела ее ногтями, вызвав у него глухой стон.
— Да… Еще. Хочу чувствовать, как ты впиваешься в меня. Еще, Гермиона! — теперь он двигался с еще большей силой, каждым толчком приближая ее к изголовью кровати.
Гермиона вонзила ногти в кожу и провела ими по спине, зная, что царапает его до крови. И зная, что ему чертовски нравится это. Теперь он двигался так быстро, что она даже не могла попасть с ним в такт и лишь крепко сжимала мышцы навстречу его толчкам. Уже скоро лицо Люциуса исказилось в экстазе, и он конвульсивно вздрогнул над ней, взрываясь глубоко внутри.
Не отводя глаз, она смотрела и смотрела на него. Обычно, погруженная в ощущения собственных оргазмов, выражения его лица в момент наивысшего блаженства Гермиона не видела, и сейчас это зрелище почти заворожило ее. Он был наедине со своей болью и своим наслаждением, но она знала, кто является источником всего этого. И боли. И наслаждения.
Тело тяжело рухнувшего на нее Малфоя было горячим и скользким от пота. Проведя руками по его спине, Гермиона почувствовала, какая та мокрая, и знала, что пот на ней смешался с кровью.
А когда поднесла пальцы к лицу, то увидела, что они красные, и тихонько охнула. Люциус слегка повернул голову:
— Ну что там?
Гермиона показала руку, на что он довольно ухмыльнулся.
— Я не удивлен. Это было… великолепно.
Поцеловав его в плечо, она вытерла пальцы о простыни, попутно подавив в себе желание извиниться перед ним. Потому что знала — Люциусу не нужны ее извинения.
Этим вечером они снова поужинали в спальне и рано уснули, продолжая прижиматься друг к другу во сне.
_______________________________________________________________________
Утро понедельника осенило ее печальным осознанием, что необходимость расстаться с Люциусом на целый день неотвратимо надвигается с каждой минутой. У обоих были свои обязанности, свои планы, назначенные встречи — он должен заняться делами попечительского совета в госпитале «Святого Мунго», а Гермиону с самого утра ожидало долгое совещание и последующая встреча с Кингсли Шеклболтом. Торопливо позавтракав, оба уже одевались, когда она вдруг вспомнила о предстоящем ужине с Драко и спустилась на кухню, чтобы обсудить это с Тибби.
— Тибби, я очень надеюсь, что завтра вечером к нам за ужином присоединиться мастер Драко.
Прежде чем ответить, служанка взглянула на нее с легкой опаской и, отвернувшись, пробормотала:
— Очень хорошо, мисс.
— Понимаешь, в чем дело… Ты знаешь его гораздо лучше и дольше, чем я. И уверена, знаешь его вкусы в еде. Ты могла бы приготовить завтра вечером какие-нибудь три блюда, которые ему особенно нравятся?
— Конечно, мисс Гермиона, я посмотрю, что лучше приготовить к приходу мастера Драко.
Гермионе показалось, что Тибби выглядит несколько озабоченной сообщенной новостью, но особо задумываться об этом не стала, тем более что эльфийка любезно улыбнулась ей на прощание. Поэтому просто вернулась в столовую, чтобы проститься с Люциусом, а это никогда не давалось ей легко. Тем более, когда он крепко обнял ее на прощание: в этот миг Гермиона вообще испугалась, что растеряет всю свою решимость и уже никуда не сможет уйти. Она пристально посмотрела Малфою в лицо (то было напряжено и серьезно) и, чтобы подстраховать себя от грозящей, как это часто уже случалось, истерики, через силу улыбнулась. Он наклонился с поцелуем и негромко проговорил: