Но вот его пальцы скользнули между её ног, лёгко касаясь самого сокровенного, но, увы, вовсе не там, где она так ждала прикосновений. Она обиженно всхлипнула, а когда зубы его сомкнулись на соске, и пальцы, наконец, добрались до клитора, гортанно застонала. Но не боль прозвучала в этом стоне, лишь наслаждение и безумный жар желания.

И телом, и разумом Гермиона жаждала большего. Дрожащими пальцами она нашла ремень и начала судорожно, торопливо расстегивать его. Люциус на мгновение отпустил её, помогая справиться с одеждой. Никогда ещё в своей жизни он не желал женщину так отчаянно, так сильно. Теперь уже на их телах крупными каплями блестел пот, и влажный раскалённый воздух распалял желание еще сильнее.

Наконец, он избавился от брюк, высвобождая огромный, напряженный член. У Гермионы вырвался короткий восхищенный возглас. Явно довольная тем, что увидела, она прильнула к груди Люциуса, и рука сжалась вокруг твёрдой плоти.

Малфой снова склонился к её губам, врываясь в рот языком, когда ощутил, как Гермиона медленно закружила большим пальцем по головке члена. Она увлажнила смазкой собственную руку, чтобы та могла скользить по напряженной плоти как можно мягче и легче. И Люциус поразился той откровенной жадности, с которой эта сексуальная ведьмочка касалась его. Её ласки казались ему волшебными.

Но очень скоро у него уже не осталось сил ждать и, грубо схватив Гермиону за руки, Люциус с силой прижал их к стене, впиваясь в её шею поцелуем. Ненасытно. Безжалостно. Даже чуть жестоко. И глухой шепот обжег нежную женскую кожу:

— Как же я хочу тебя… хочу тебя, грязнокровка… хочу оказаться внутри тебя, ну же, откройся для меня, дай мне войти…

Гермиона едва разбирала его хрипловатые, почти бессвязные слова, которые он бормотал, продолжая прижиматься к горячей и влажной шее губами. Люциус коленом раздвинул ей ноги, и волшебнице пришлось приподняться на носочки и закинуть одну из них ему на бедро. Голова кружилась, Гермионе казалось, что она проваливается в какой-то густой туман. И туман этот обжигает все её существо, заставляя плавиться от желания, такого сильного, что хочется кричать. Она и сама ужасно хотела, чтобы Малфой наконец-то оказался внутри, чтобы заполнил её, чтобы начал двигаться, подводя к самому краю все ближе и ближе, все быстрее и быстрее.

Гермиона впилась пальцами в его плечи, невольно царапая ногтями кожу, и Люциус зашипел, почувствовав, как мошонка нетерпеливо пульсирует. Обхватив ладонью тонкую женскую шею, он чуть сжал её, обжёг Гермиону взглядом и вошёл одним мощным глубоким толчком.

С трудом дыша и словно бы захлебываясь каждым новым глотком воздуха, Гермиона оказалась настолько опьяненной ощущениями, настолько переполненной ими, что едва не теряла сознание. Член Малфоя был не только большим, нет. Его проникновение порождало странное ощущение какой-то завершенности, никогда не испытанной прежде.

На пару мгновений Гермиона прикрыла глаза, откровенно наслаждаясь моментом, но потом открыла их и пристально уставилась на Люциуса. Его лицо показалось ей странно сосредоточенным, даже нахмуренным: и было отчего. Малфой и сам не мог прийти в себя от того, насколько тугой, тесной, жаркой и влажной оказалась эта ненавистная прежде грязнокровка — сейчас он не мог понять, как жил без этого тела до сегодняшнего дня.

— Проклятье! — не выдержала Гермиона, слова вырвались у нее с тяжёлым вздохом. — Возьми меня, возьми же скорее! Хочу почувствовать, как ты двигаешься, Малфой. Чёрт, да сделай же это!

Люциус чуть отстранился и, когда она опять приподнялась на носочки, глубоким жёстким толчком погрузился в неё снова. Они принялись размеренно двигаться навстречу друг другу. Гермиона уже запрокинула голову в блаженном экстазе, и, увидев это, Малфой глухо застонал, проникнул между телами пальцами и нашел её клитор, принявшись безжалостно кружить по нему. И непрерывные стоны, вырывавшиеся из горла грязнокровки, казались ему прекраснейшей музыкой, никогда не слышанной ранее.

Что греха таить, её тело, её плоть стали сегодня самым огромным и самым порочным откровением. Эта грязнокровная развратница, эта молоденькая стервочка, олицетворявшая собой всё, что он ненавидел, дарила ему такое удовольствие, о котором он не мог и помыслить.

Продолжая стремительно двигаться в Гермионе, Люциус ощутил, как тоненькие пальчики с силой сжались на его плечах, и увидел, как глаза её широко распахнулись. Она кончала! Сильнейший оргазм накатывал на неё огромными волнами, заставляя мышцы влагалища судорожно сжиматься вокруг его члена. Еще совсем чуть-чуть и Гермиона забилась в сладкой агонии, и крик её эхом отразился от стенок кабины. Люциусу понадобилось лишь несколько глубоких и быстрых толчков, чтобы тоже взорваться внутри неё с глубоким гортанным стоном.

Не в силах удерживаться на подкашивающихся ногах, они, еще слитые воедино, сползли на пол, продолжая тесно прижиматься один к другому горячими влажными от жары и удовольствия телами.

Наконец Малфой выскользнул из неё, и оба, усевшись на полу, тяжело откинулись к стенке. Дыхание их постепенно замедлялось.

Гермиона поймала его взгляд, и с губ слетело одно единственное слово:

— Хорошо.

Это была констатация факта.

— Хорошо, — согласно отозвался Люциус в перерыве между глубокими вдохами.

— Я должна кое-что добавить к своему ответу о том, что я думаю о тебе.

— И что же?

— Я уже довольно давно мечтала, чтобы ты меня трахнул.

Он усмехнулся.

Какое-то время они сидели молча, восстанавливая дыхание, и Гермиона поймала себя на мысли, что больше уже не ждет скорейшей починки лифта. Точнее, почти совсем не ждет. После мощнейшего головокружительного оргазма прошло несколько минут, она понемногу начала приходить в себя, и Люциус, как ей показалось, тоже.

Переместившись на колени, она встала прямо перед ним, положила ладошки ему на ноги и настойчиво нажала, пытаясь распрямить их. Потом посмотрела вниз на его обмякший член и увидела, как тот на ее глазах дернулся, медленно, но настойчиво возвращаясь к жизни.

— Что, мало показалось, мисс Грейнджер?

— Мне всегда мало, мистер Малфой.

Наклонившись, она вобрала член в рот, начала неспешно ласкать его языком и уже скоро добилась желаемого — мужская плоть снова стала твёрдой. Гермиона же упивалась вкусом и тем, как она, эта самая плоть, еще минуту назад безжизненная, наливается силой, набухает, утолщается.

Она лизала, сосала, втягивала член глубоко в себя, одновременно сминая руками мошонку. И от этого действа лицо Малфоя исказилось в гримасе откровенного восхищения, которое он не мог скрыть. Усилием воли Люциус сдержал стон наслаждения, чуть не сорвавшийся с губ — ему не хотелось показывать грязнокровке, насколько же она великолепна. Но руки, непослушные руки сами опустились на её голову, и он даже не заметил, как пальцы запутались в каштановых кудряшках, почти с любовью поглаживая их, направляя и мягко контролируя всё, что она делала с ним сейчас.

Гермиона не помнила, когда последний раз так наслаждалась вкусом мужского члена. Несмотря на огромный размер, он погружался в её рот так глубоко, как только она могла принять, ей безумно нравился его вкус, чувство гладкой толстой плоти под языком. Её рука скользнула ниже по основанию члена, и собственная слюна стекла вниз, чтобы движения стали более гладкими и плавными.

— Вот так, да, ведьмочка… чёрт, почему же я не трахнул тебя раньше?

Его самонадеянная заносчивость и высокомерие вынудили легонько сжать зубы, и Малфой вздрогнул, сильно сжав её волосы в пальцах. Но Гермиона даже не заметила этого. Она упивалась его вкусом столь самозабвенно и страстно, что сдерживаться дольше Люциус уже не смог.

Прижав её голову к себе, он всё-таки застонал и взорвался, изливая густую и мощную струю семени, так сильно, что оно ударялось в стенки её горла.

Подождав, когда он затихнет, Гермиона медленно отстранилась и приподнялась, чтобы взглянуть ему в глаза.

Малфой ответил тяжёлым взглядом, полным блаженства. Он не отрывал от неё затуманенных глаз, с любопытством наблюдая, как рот этой женщины оказался заполненным его чистокровным семенем.