— Ах, Льстивый, — улыбается Гарри и продолжает рассказ. Малфой не сильно впечатляется, и Поттеру становится его жалко. Он будто постоянно мысленно не здесь, а там, с Гермионой.

— Ты знаешь… Гермиона, она умеет прощать. Даже самые невероятные поступки.

Малфой поднимает взгляд и долго смотрит Поттеру в глаза.

— Не уверен, что это мой случай, — кратко отзывается он. И Гарри злится. С какой стати он вообще должен его обнадеживать и подбадривать?

— Да иди ты, — Поттер встает и подливает Малфою алкоголя до краев бокала. — Напейся до беспамятства и валяйся хоть до утра.

К удивлению, в ответ на это Малфой начинает смеяться. Слезы выступают из глаз, и даже появляется румянец.

— Ты издеваешься? — но хмурый вид Поттера со сдвинутыми бровями еще больше веселит Малфоя. Гарри скрещивает руки на груди и принимает выжидающую позу. Стоять ему приходится долго, но когда Малфой, наконец, успокаивается, Поттер разводит руки в стороны: — Может, объяснишь?

— Боюсь, тебе смешно не будет. Я вспомнил тебя, алкоголика. А сейчас мы будто поменялись местами. Понимаешь?

Гарри ведет плечами:

— Нет, не понимаю.

— Я же говорил, — улыбается Драко.

И Поттер садится обратно, вдаваясь в долгие размышления о предстоящем походе, о возможных трудностях, о существовании стольких миров, связанных между собой, и полном незнании магглов и волшебников. Но в середине монолога осознает, что Малфой давно уже заснул. Гарри накрывает его одеялом и тушит свет. И тут ему приходит в голову мысль: «Ведь и вправду, Малфой так долго терпел меня, мои запои, выходки, был рядом всегда. Даже по ночам слушал мои бредни. А где все это время был Рон?», и Гарри задумывается: действительно ли Рон лучшая партия для Гермионы? Возможно, судить по их отношениям глупо, ведь Рон и Поттер давно уже тесно не общаются, но вспоминая все пережитое втроем с Малфоем и Гермионой, Гарри невольно признается: Малфой не так уж плох. И злиться на него долго не получается. В конце концов, он ему обязан не меньше. Где бы сейчас был Гарри, не окажись рядом Малфоя? Поттер хмурится в темноте, вспоминая ощущения части души Волдеморта в себе. Эта неописуемая мощь, словно бурлящий вулкан, никогда не остывает и лишает чувства тревоги и страха. Гарри погружается в воспоминания, как после убийств магия разливалась по телу, словно оргазм, накрывая с головой. Хотелось еще и еще, лишь бы чувствовать себя королем этого мира. Всех миров. «Я хочу править всеми мирами! Это все мои земли! Кто сказал, что мне не может принадлежать вся эта кучка безмозглых магглов? Тупоголовых волшебников? Ха! Они не достойны называться волшебниками. Магия должна приводить в ужас. И ломать руки тем, кто не способен ее обуздать. Фаго! Буди наших друзей. Наших новоиспеченных созданий. Пора пожрать прогнившие корни и, наконец, стереть мир Тернистых Корней с лица земли!».

Гарри сваливается на пол, чувствуя непонятные толчки, голова раскалывается, он с усилием открывает глаза. Над ним Малфой, трясет его за плечи и бьет по щекам. Постепенно возвращается слух:

— Не смей пробираться в его голову! Убирайся прочь, Egredientur! — Малфой направляет палочку на шрам Поттера, и тот чувствует, как боль постепенно стихает.

«И вот, Малфой снова со мной рядом», — единственная мысль, после которой Поттер, обессилев, отключается.

========== Глава 17 ==========

*

— Что ты сделаешь для того, чтобы были живы твои родные? — его борода почти касается пола.

— Профессор? — глухо звучит голос Гарри. Глухо и грубо. Он уже давно не мальчик.

— Да, Гарри? Что ты сделаешь? Я не требую конкретных действий. Не пойми меня неправильно, — скрипит стул, теперь почти белоснежная борода касается пола. “А вдруг он встанет, и наступит на нее?”, — нелепые мысли. В голове Гарри мысли о чем-то совершенно неважном. Легком и невесомом. Никак ни о войне. Только не снова, не сейчас.

— То, что нужно, профессор, — заученная фраза. Такая твердая и правильная. Противоречащая его состоянию. Отчего же так весело? «Снова эта мерзкая конфета. Со вкусом ушной серы. Но я промолчу, как-то неловко… О, он ее съел и даже не кривится. Возможно, ему нравится?»

— Гарри?

— Да, профессор! — резко и громко. Наверняка, он заметил — я не слушаю. Совсем. Не сейчас.

— Ты должен понять… — интересно, что за окном? Какой там мир сейчас? — Время так скоротечно, и важны лишь правильные решения… — зачем грузить меня всем этим? Я не хочу слушать. Меня ждут друзья, квиддич!

— Не обязательно быть всегда первым, Гарри. Можно позволить сделать это другим… — не быть первым? Я и не стремлюсь! Разве что в квиддиче и совсем немного во всем остальном, но лишь для того, чтобы всем было хорошо, чтобы никто больше не пострадал!

Гарри чувствует, как глухо бьется сердце и отворачивается к окну. Он распахивает створки, и зимний колючий воздух смело касается лица. Но лишь ненадолго. Становится теплее, и на лице остаются капли воды, а еще чуть позже совсем испаряются. Вон оно озеро, блестит от разводов, оставленных гигантским кальмаром. Солнце высоко над головой. Это лето какого-то года. Он его точно помнит. Нет, не по каким-то знакам — по ощущению внутри. Но оно скоротечно меняется, как времена года за окном. Вот уже снова на лицо ложатся снежинки, а руки прилипают к замерзшему подоконнику.

— Что происходит?

Профессор Дамблдор стоит подле Гарри. Его лицо сосредоточено, но он ничуть не удивлен.

— Это твое состояние. Лишь тебе понятное. Но, я бы сказал — непонятное, судя по постоянным изменениям погоды. Мне кажется, ты застрял в своем подсознании, Гарри. Что-то держит тебя здесь, в прошлом.

Внезапно Гарри вспоминает зеркало Еиналеж. Но там было все так призрачно. Лишь фигуры в отражении. А здесь — вот он кабинет Дамблдора, и сам Дамблдор. Ветер в лицо, и запах из детства, любимой школы. И, кажется, друзья ждут его за дверями, а это лишь очередной разговор, на который его вызвал профессор.

— Я не хочу войны, — потупившись, произносит Гарри.

Дамблдор молчит. И какое-то время оба смотрят на смену времен года. Это зрелище поначалу так завораживает, а после появляется неприятное ощущение. И Гарри понимает — вот оно. То самое ощущение: чего-то грядущего, и все развивается в неопределенной для него скорости, но с очень четкими закономерностями, понятными кому-то другому. Хмурому. И его подземным мирам. Все развивается, переходит в какие-то стадии, существовавшие намного ранее, и их отслеживают. Он помнит слова Грейс. Сизые знают, ничего не выходит из-под жесткого контроля, но в то же самое время Гарри кажется, что он тонет. Как и сейчас. Времена меняются, а ему не за что ухватиться, и он не в силах остаться.

— Отдай первенство, Гарри, не противься, — уже настойчивее звучит голос профессора. Гарри нехотя отрывает взгляд от окна и разворачивается. И тут же все рассеивается. Лопается, как мыльный пузырь в замедленной съемке. Хогвартс остается в прошлом. Осталось ли там же то неприятное ощущение? Гарри не успевает осознать — в комнату врывается Драко Малфой. «Дать другим первенство», — эта фраза — единственное, что остается в голове. Гарри приподнимается. Он в кровати, но за окном уже давно не утро.

— Ты не спишь, — не без удовольствия констатирует Малфой и нервно пробегается взглядом по всей комнате.

— Нет, как видишь.

Малфой подходит ближе и опирается о тумбу, стоящую рядом с кроватью:

— Что-нибудь помнишь?

— Я все помню.

Кажется, Малфой удивляется и расслабляется одновременно. Он садится на кровать и еле слышно шепчет:

— Он… жив? — указывает рукой на предплечье.

Поттер хмыкает. Так вот чего Малфой так боится.

— Нет, расслабься. Случилось совсем не то, что ты думаешь.

Брови Малфоя ползут вверх:

— Да? А что же тогда? Мне пришлось наведаться к Грейнджер, так как я ничего толком не знал о подобных вторжениях в твой разум, и, конечно она мне сказала, что это мог быть только он, и я…

— Замолчи, — устало прерывает его Гарри и встает с кровати. — Я же сказал:все не так. Все иначе.