Позже депутат Верховной рады Украины Надежда Савченко сообщила, что лично была свидетелем того, как люди, которые заседают в настоящее время в украинском парламенте, руководили снайперами на Майдане.

И уточнила, что имела ввиду нынешнего главу комитета Верховной Рады по вопросам национальной безопасности и обороны Сергея Пашинского. «Я видела как подъезжала синяя машина, из нее выходили люди с оружием. Я видела как Пашинский заводил снайперов в отель «Украина», – сказала Савченко.

…И сыпалась, сыпалась в том страшном киевском феврале рыжая сырая могильная глина на крышки свежих гробов.

Среди спецназовцев и милиционеров с каждым днем становилось все больше жертв: несколько десятков их с пробитыми головами, переломанными руками и ногами, выбитыми глазами развозили по больницам Киева на машинах скорой помощи

В Киеве начиналась гражданская война.

Пошел брат на брата.

И вся Украина – от Чопа до Луганска, от Львова до Одессы, от больших городов до сел в несколько десятков хат – с тревогой, с похоронным страхом смотрела по телевизору на эту войну в прямом эфире.

И с той же обжигающей душу тревогой глядел на киевскую войну и древний окраинный Крым. В его жизнь все чаще, громче, напористей стали просачиваться мрачные отзвуки Майдана.

В севастопольской церкви женщина лет шестидесяти зажгла свечку, вставила ее в черное горло медного подсвечника, поправила сбившийся платок и стала креститься.

Оранжевый свет свечи падал на ее лицо с уже заметно тронутыми старостью чертами былой родовитой красоты. Женщина крестилась и тихо упрашивала Всевышнего:

– Боже милостивый, спаси, спаси, спаси… И семью мою, и всю родню мою, и Крым от войны. Убереги, Боже…

Женщину звали Ольгой Михайловной.

Она была женой отставного морского офицера, капитана первого ранга Александра Ивановича Кручинина.

В крымских троллейбусах и армейских казармах, в студенческих аудиториях и корабельных кубриках, в магазинах и на кухнях, на лавочках у подъездов и на причалах, в парламенте и в правительстве пугающей людей связкой звучали в те дни тревожные слова «Майдан-война»:

– Что будет? Что будет, Боже мой?

Люди толковали о происходящем в Киеве, пытаясь предугадать исход затеянной в столице кровавой смуты. Многие боялись, чтобы не перекинулась она в Крым, как огонь во время пожара перекидывается с одной соседской хаты на другую.

А иные радовались в надежде, что и тут, на полуострове, удастся выкинуть из чиновных кресел ставленников Януковича и установить новую власть.

На севастопольских и симферопольских улицах и в городах поменьше все чаще стали появляться признаки той же майдановской митинговщины. Ораторы звали сограждан в разные стороны – одни в Европу, другие в Россию.

И уже казалось, что разгоряченные спорами толпы вот-вот вступят в драку стенка на стенку.

А кое-где уличные мордобои уже и случались – севастополец Александр Иванович Кручинин, капитан I ранга в отставке, видел такую потасовку у памятника адмиралу Нахимову, когда шел в Дом офицеров на встречу ветеранов Черноморского флота с писателем Шигиным.

Дюжие хлопцы как спички ломали древка красночерных флагов «Правого сектора» и рвали большой бумажный плакат, на котором крупно было написано «Крым – це Европа!».

Милиция живо растолкала по автозакам драчунов, но вскоре по Севастополю стал разъезжать старый «мерседес», из окон которого торчали красно-черные флаги «Правого сектора» и бейсбольные биты…

«Все на Майдан!… Крым – це Европа!, Крым – це Украина!» – орал широкогорлый мегафон, выставленный в открытом окне машины.

В тот вечер у Кручиных собралась родня по случаю дня рождения Ольги Михайловны – жены Александра Ивановича.

Пришел с женой Натальей немногословный старший сын Павел, капитан II ранга, командир большого десантного корабля российского Черноморского флота – «национальная гордость отца», как шутила Ольга Михайловна.

Пришел и младший сын Кручининых Олег (мичман, недавно развелся с женой), пришла дочка Людмила с мужем – Богданом Любецким, офицером украинского флота. Еще был сват – Михаил Иосифович Любецкий (жена его умерла два года назад).

Первый внук Юрий (сын Павла и Натальи) на день рождения бабушки приехать не смог – был далеко, во Владивостоке, учился на последнем курсе военно-морского училища. Но позвонить Ольге Михайловне и поздравить ее не забыл.

На этот раз не было на семейной вечеринке и братьев Ольги Михайловны – Петра и Федора.

Майор Петр Сарматов служил в севастопольском «Беркуте» и еще в декабре вместе со своим отрядом спецназа улетел в Киев «наводить порядок на Майдане». А Федор по каким-то своим срочным партийным делам уехал в Симферополь – утром заглянул с цветами и подарком сестре, поздравил в прихожей и исчез.

Федор Сарматов после увольнения со службы на флоте решил сделать карьеру в политике, и стал, как говорила Ольга Михайловна, «видным деятелем местного масштаба» – его избрали секретарем районной организации «Партии регионов». Он несколько лет назад активно вербовал в свою партию Александра Ивановича, но Кручинин ответил, что у него уже есть партбилет, выданный еще в военном училище (маленькая красная книжица с профилем Ленина на обложке хранилась где-то в домашнем архиве, последняя фиолетовая отметка об уплате членских взносов была там сделана в августе 1991 года).

Каждый раз, когда Кручинины собирались большим родственным кругом, Федор Михайлович Сарматов неизменно становился заводилой политических споров – да таких, что оба Любецкие, и отец, и сын, пару раз чуть не схватились с ним за грудки.

Второй внук Дмитрий (сын Людмилы и Богдана, которого еще с пеленок любовно звали Димушкой) учился на первом курсе севастопольской военно-морской академии имени Нахимова – его по какой-то причине в увольнение не отпускали. И деду, и отцу пришлось звонить в академию и уговаривать начальника курса Тараса Стельмаха дать нахимовцу Любецкому увольнение.

Пан Стельмах в итоге сжалился, но сильно пожурил и деда, и отца за «неправильное» воспитание Дмитрия – тот во время открытого соцопроса курсантов дал «чудовищно непатриотичные» ответы на вопросы анкеты.

– И какие же были ответы? – поинтересовался у пана Стельмаха Кручинин-старший.

– А вот такие, – отвечал Стельмах, – Вопрос первый: «Если бы вам довелось участвовать в Полтавской битве, на чьей стороне вы были бы – войск Петра Первого или гетьмана Мазепы?»… И что ваш Дмитро ответил? «На стороне победителя!»…

– Но не стороне же Карла XII ему быть, – недоуменно заметил Александр Иванович и с ужасом подумал, что брякнул не то, что хотел бы услышать Стельмах. И попытался сгладить разговор, – А какие еще были вопросы?

– «Кем, на ваш взгляд, был Степан Бандера – национальным героем Украины или преступником?»

Тут Александр Иванович закрыл глаза и прижал к уху телефонную трубку так сильно, словно это был пистолет, из которого он хотел застрелиться.

– И какой же был ответ? – спросил он начальника курса.

– Дмитро ответил: «Бандера был националистом и врагом Советского Союза»… За такие убеждения хлопца не в увольнение отпускать надо, а выгонять из академии!