Когда еще была жива Елена Павловна – жена Николая Ивановича («потомственная рязанская беднота» – как говорила она иногда в шутку про себя), ездили они вместе к сватам Венцовым в Псков.

А там и за щедрой рюмкой у новой родни, и во время прогулок по городу боялся Николай Иванович заводить со сватом Венцовым разговор о непростых российско-украинских отношениях, о киевской власти. Боялся, как боится сапер мины неизвестного устройства (кто знает, что там на уме у свата?). А он оказался своим мужиком. И тепло стало на душе у Николая Ивановича, когда во время застольного разговора Венцов сказал:

– Национальность для счастья наших детей и внуков не имеет никакого значения.

Однажды Хмельницкий читал лекцию о проблемах украино-российских отношений после падения СССР. И, как это всегда бывало, в конце ее спросил у студентов:

– Какие будут вопросы?

Руку поднял чернобровый киевский казачок Степаненко. Спросил с ехидцей:

– А это правда, что до распада Союза Россия объедала Украину?

– Сколько лет уже Украина является независимым от Москвы государством? – спросил его Николай Иванович.

– Двадцать рокив, – ответил Степаненко.

– Правильно, двадцать лет, – ответил Хмельницкий, – Но за это время твой незалежный бутерброд с салом почему-то не стал толще!

Николай Иванович любил своих студентов, которые с юным азартом часто «терроризировали» его своими непростыми вопросами. Он всегда отвечал на них честно и прямо, не впадая в словесную казуистику. Он чувствовал уважение большинства из них к себе. То было счастливое чувство учителя, который видит, что посеянные им в душах учеников семена дают добрые всходы.

Хотя были среди его студентов и те, мозги которых уже явно были поражены микробами бандеровской идеологии. О, слышали бы вы, что порой происходило в аудитории, когда в Киеве забродил Майдан, когда студенты схватывались в яростных спорах о том, что там и почему происходит. Страшные мысли гнездились в голове Хмельницкого, когда он, слушая своих учеников, мрачно думал, что вот уже и по душам их пошел разлом.

А поздней осенью 2013 года Николай Иванович стал замечать, что на лекциях начала редеть аудитория. Хлопцы и девчата стали бегать на Майдан. Одни – под знамена бунтующих, другие – в ряды «антимайдановцев». Хмельницкий думал: «Вот уже и детей киевская смута разводит по разные стороны баррикад». Перед самым звонком на лекцию Николай Иванович слышал, как-то кто-то крикнул в аудитории: «Слава героям!». А ему ответили «Героям сало!».

И уже – в тишине:

– Ну, курва-мама, я с тобою ще побалакаю…

В те дни часто стало долетать до ушей Хмельницкого и «Героям слава!», и «Украина понад усэ!»…

А он тихо и упорно гнул на лекциях свою линию, пытаясь хоть как-то вытравить из молодых мозгов националистическую заразу. Студент Степаненко вышмыгнул из аудитории, когда Хмельницкий вывел проектором на большой белый экран вот слова академика Лихачева: «Национализм – это самое тяжелое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью, к другим народам и к той части своего собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов».

Тут дверь в аудиторию открылась и, кося глаза на экран, забежал декан университета Грудень.

– Сейчас же уберите с экрана это, Николай Иванович, – возмущенно сказал он на ухо Хмельницкому. И сам же щелкнул выключателем проектора, пробубнив:

– После лекции прошу зайти ко мне.

Как только через час Николай Иванович вошел в кабинет Грудня, тот заорал:

– Я не позволю, чтобы в моем университете процветала московская пропаганда! Тут Киев и Украина, а не Москва и Россия! Вы убиваете в студентах украинское национальное самосознание! Еще раз такое повторится, я буду вынужден уволить вас!

– Не понимаю вас, Павло Мусийович, – сказал Хмельницкий.

– Не прикидывайтесь, вы все прекрасно понимаете! Сейчас время цитировать Грушевского и и Шухевича, а не Лихачева! Вы видите, что происходит на Майдане? Я не хочу, чтобы мой университет был рассадником москалыцины и его захватывал «Правый сектор»!

– А вы хотите, чтобы наш университет стал рассадником бандеровщины?

– Николай Иванович, – тихо, сухо, зло отозвался Грудень, – может, вы все-таки подадите заявление об увольнении? Так сказать, по идейным соображениям? А?

– Я даже на том свете этого не сделаю, – отозвался Хмельницкий.

Бойцы «Беркута» исполняли свой долг по защите законно избранной власти и в итоге оказались крайними

И вот надо же было так случиться, что когда Хмельницкий в тот ноябрьский вечер 2013 года уходил с людной и шумной площади Незалежности, то на краю ее, под ярко горящим уличным фонарем встретил Яцюка.

– Кого я бачу! – бодро воскликнул Яцюк, не подавая руки Хмельницкому. И продолжил с ехидцей, – Уж кого-кого, а тебя здесь увидеть не ожидал. Ты что – перекрасился, чи що?

– В отличие от тебя, я свой красный партибилет на львовской площади не сжигал… Он у меня вот тут, – Хмельницкий похлопал себя по левой части груди, – а вот эту смуту на Майдане я не понимаю…

– Ничего-ничего, скоро поймешь, Мыкола, – недобро сверкнул маленькими крысиными глазками Яцюк, – Я вижу, ты как был москальской коммунякой, так и остался… А вот эти люди, которые на площади, они тебе не попутчики. Да и я тоже!

И Яцюк пошел в сторону Майдана .

А Хмельницкий только и успел крикнуть ему вслед:

– Лучше плохая дорога, чем плохой попутчик!

В тот день, когда толпа «майдановцев» двинулась по Банковской к администрации президента Украины, профессор Яцюк предложил хлопцам с флагами «Правого сектора» и «Свободы» завести бульдозер, стоявший на обочине дороги. И сам же сел в кабину – был когда-то трактористом. Бульдозер со звериным рыком медленно пополз по улице, что еще больше раззадорило «майдановцев». Но могучая людская река во главе с бульдозером вскоре вынуждена была остановиться – ей преградили путь, кто бы вы думали? Сопливые студенты во главе со своим учителем Хмельницким.

– Уйди, задавлю, курва-мама! – пытаясь перекричать рык мотора, орал Яцюк и показывал Хмельницкому руками, чтобы тот отошел в сторону. Но Николай Иванович не отходил даже после того, как Яцюк уперся ковшом ему в грудь. Когда же рычащая махина дернулась и поползла вперед, студенты еле успели оттащить упавшего на мостовую Хмельницкого от траков рычащего бульдозера…

Когда бульдозер остановился и заглох, на него взобрался крупный розовощекий мужчина, которого многие сразу узнали: «Порошенко, Порошенко» – раздалось в толпе.

Порошенко поднял руку – подавая знак, что хочет говорить. Но на это толпа отозвалась свистом.

– Де ты ранише був?

– Геть жида!

Чьи-то руки стащили Порошенко с бульдозера за полы пальто и толкнули в спину – гудящая толпа выдавила его куда-то в узкий переулок.

Киевскую смуту одни называют «революцией достоинства», а другие – «переворотом»

Там, где хлопцы, сидевшие на корточках, разливали по бутылкам «коктейль Молотова», шел разговор:

– От хитрожопый Вальцман, как только запахло новой властью, так сразу и засуетился. Захотел оседлать нашу революцию!

– Да-да-да! – раздалось в ответ, – цэй жидок тильки в партию киевских педерастов не вступал! Гы-гы-гы! Он и в социал-демократах был! И в регионалах был!

– И в «Солидарности» был, и в «Нашей Украине» был!

– Он и к Юльке Тимошенко в «Батькивщину» хотив вступыты, злодий! Та Юлька йому не дала!