А эта политика «шапкозакидательства» и галопирования с места с закушенными удилами «пошла в разнос» уже с начала мая. Было опубликовано Постановление Совета Министров СССР от 7-го мая 1985 года № 410 «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренения самогоноварения». По телевидению эта тема не сходила с экранов и все, кто выступал публично для телезрителей, не переставали восхищаться "мудростью" нового генсека.

– Слухи о том, что Мишаня Горбачёв подкаблучник, начинают подтверждаться! – заметил однажды Кагальников, оставшись с Владимиром наедине, – какому мужику, без требования жены может прийти в голову такая идея?

– Но ведь действительно в СССР с каждым годом пьют всё больше! – отреагировал Владимир, – так, по крайней мере, по телевизору говорят.

– С пьянством бороться нужно иначе, – не согласился Кагальников, – эта закоренелая проблема не может быть решена одним необдуманным постановлением. Скоро увидишь, что эта попытка родит ещё несколько и, причём трудных, не легче, нежели проблема пьянства. И главная из них – спекуляция!

Слова Кагальникова оказались пророческими, в городе моментально возникла и ширилась незаконная торговля вино-водочной продукцией. Лица цыганской национальности почти в открытую обосновались за магазином, что напротив остановки автобуса на железнодорожном вокзале и развернули торговлю. Это была самая первая точка в Шахтах, где можно купить спиртное в любое время суток и в неограниченном количестве. Водка у них стоила 15 рублей за пол-литровую бутылку, вино – девять за «огнетушитель». Горисполком определил своим постановлением магазины, которые должны торговать спиртным и около каждого из них обосновались такие же группы спекулянтов. Не прошло и месяца со дня выхода Постановления по борьбе с пьянством, как в одночасье исчезли с прилавков табачные изделия. А у спекулянтов добавился ещё один дефицитный товар, пачка «Примы» стоила три рубля, «Нашей Марки» – пять.

Продукты питания один за другим исчезали с прилавков, как по мановению волшебной палочки. Промышленные товары, пусть и невысокого качества, тоже вымыло из торговли в одночасье. Правительство, возглавляемое Рыжковым, ввело талонную систему, через которую пыталось распределить «остатки роскоши». К талонам на сливочное масло, введённых ещё при Брежневе, добавились на вино и водку, колбасу, мясные консервы и даже на крупу. Но главное с прилавков исчезло мыло, которое шахтёрам регулярно выдавали для помывки после смены в бане. Без него никак нельзя представить себе нормальную работу горняков. Спекулятивные цены на этот необходимый товар «кусались» и возникший дефицит сильно возмутил шахтёрскую общественность. Без колбасы, работать под землёй тяжело, а при отсутствии мыла вообще невозможно!

По личному указанию Горбачёва в городах и на каждом предприятии начали создавать рабочий контроль. В стране существовал подобный орган, называемый народным, но он являлся государственным, а рабочий учреждали на профсоюзной основе. Кагальников предложил Владимиру возглавить такой контроль шахты и войти в состав городской комиссии. Он же предложил его кандидатуру на совместном заседании парткома и шахтного комитета профсоюза. Вскоре Владимир уже организовывал проверочные рейды по магазинам посёлка Аютинский и участвовал в городских мероприятиях. Для устрашения, а может по недоверию органам МВД, Горбачёв подключил к этому процессу КГБ и в городских рейдах помимо местной прессы стал принимать участие одноклассник Владимира капитан КГБ Геннадий.

Как бы по статусу Владимира ввели в состав профкома шахты и теперь члены его группы рабочего контроля, и он сам участвовали в распределении по коллективам шахты поступающих на реализацию товаров: сигарет, обуви, одежды и бытовой техники. Случалось так, что привозили эти дефициты, когда он находился в шахте и председатель профкома  искал его через телефонисток под землёй.

– Владимир, выезжай из шахты, – требовал председатель, – зимнюю обувь привезли, необходимо распределить английские мужские сапожки….

– У меня же работа! – пытался возразить Владимир, – кто её выполнит, если я её не сделаю?

– Пусть Магулёв ваш разбирается с этим! – категорически заявлял председатель, – ты только прикинь, что будет, если мы задержим распределение дефицита? Бросай всё, я уже жду тебя в профкоме!

У вино-водочных магазинов, начинающих работу с двух часов дня, уже с утра выстраивались километровые очереди. Когда открывалось маленькое окошко, тут же, как после удара в гонг, вспыхивал мордобой. Кто-то пытался пролезть без очереди,  иные торговали местом в ней, а самые сильные и здоровые мужики не гнушались расталкивать остальных, кто слабее, и прорываться к заветному окошку. Глядя на эту ситуацию, Владимир часто вспоминал дрессированную крысу с выводком на перегрузе 4-го биса. Даже эта тварь не позволяла себе того, что мог допустить хозяин природы – человек, в очередях за спиртным. Озлобленные любители выпить больше походили на крыс, загнанных в угол, когда их жизнь зависела от умения вцепиться намертво в глотку того, кто загнал их туда, убить его и вырваться на простор. Глядя на это безумство, хотелось на весь город закричать: "Люди! Опомнитесь, вы же разумные существа!"

Самогоноварение, которое предполагалось искоренить с помощью Постановления, наоборот ширилось в устрашающих объёмах, гнать «бормотуху», начали даже те, кто этим никогда не занимался. И очень смешно выглядели тенденциозные телерепортажи о добровольной сдаче самогонных аппаратов участковому, где кто-нибудь из очереди на сдачу, клялся провести оставшуюся жизнь трезвенником. Бутылка "чемергеса" стоила двенадцать рублей, что на трояк дешевле спекулятивной цены на водку, кто мог добровольно лишать себя таких «привилегий» или дохода?

С прилавков исчез не только сахар, но и конфеты, варенье, повидло, томатная паста, словом всё то, из чего можно приготовить бражку. Поговаривали, что кое-кто освоил технологию производства самогона из берёзового сока. Вскоре появилась в частной продаже патока, которой торговали прямо из бочек для кваса и различных ёмкостей, изготовленных из листовой стали. Самогон из этого сырья вызывал не только стойкую рвотную реакцию, но и отравление. А по телевизору Михаил Сергеевич со своей женой продолжали рассказывать о «позитиве» борьбы с пьянством и морально поощрять безалкогольные свадьбы.

– Кто она эта баба? – возмущался Кагальников по поводу жены Горбачёва, – он понятно, главное должностное лицо. А ей, кто давал право выступать по вопросам государственной политики?

– Она его жена! – с усмешкой резюмировал Владимир.

– Точно, Нина Хрущёва! – заметил Кагальников, – по загранкам с Никитой ездила, будто деятель государственный! Этот тоже возит свою Раю, да ещё эта баба в политику лезет. Быть беде, такого нельзя допускать, коллапс власти наступит похлеще, чем у Хрущёва….

На посёлке Аютинском в одной семье тоже пытались провести безалкогольную свадьбу. На столах, кроме чая ничего не наливали, но в летней кухне, отцы молодожёнов угощали гостей спиртом, купленным у случайного спекулянта. Участковый несколько раз наведывался на свадьбу с проверкой, в первое время распивать спиртное даже на таких семейных праздниках было запрещено. Хозяева побоялись угощать милиционера спиртом, и это спасло ему жизнь. Оказалось, что заготавливая подпольно крепкий напиток, вместо этилового, приобрели метиловый, являющийся отравой. В живых из гостей «безалкогольной» свадьбы остались всего несколько человек.

Один партийный функционер, районного масштаба, выдавал замуж дочь и чтобы не быть уличённым в подпольном угощении гостей спиртным, провёл свадьбу на базе отдыха одной из шахт Ростовугля. Развёрнутая в стране гласность, давала стимул журналистам в разоблачении тех партийных руководителей, которые «идут против линии КПСС». Один такой внештатный папарацци, сфотографировал свадьбу секретаря и отослал карточки в областную газету. Функционера сняли с должности и даже хотели отдать под суд, как руководителя, нанёсшего вред авторитету КПСС и «до безобразия исказившего генеральную линию партии». А нештатный корреспондент получил должность в редакции областной газеты.