Снова удар.

Кто-то отводил глаза, кто-то смотрел заворожено.

Ее волокли за волосы, и Авраам периодически наносил ей удары прутом.

Крылья тлели и источали ужасающий запах паленых костей.

Ее снова подняли за волосы.

— Пусть каждый хранитель возьмет себе черное перо падшей дочери неба в напоминание о позоре и непослушании. У кого не будет пера, получит удар огненной плетью.

И тут на нее набросились. Это были не ангелы. А злобные собаки, которых спустили с поводка. В их глазах полыхало пламя, и это не было отблеском ее пылающих крыльев.

Перья выдирали, а ее прижали лицом в снег, заставляя упиваться криком и рыданиями.

— Проклинаю… небо… ты слышишь… я проклинаю тебя!

Всполохи света. Они исчезали. До последнего. Пока не остался один Авраам.

— Его душа не стоила твоих крыльев.

— Его душа стоила каждого перышка, — с ненавистью и на последнем издыхании ответила она.

Авраам небесным всполохом исчез, ослепив яркие звезды, и оставив после себя темную, но ласковую ночь.

Артем

три недели спустя

Что есть смерть в этом мире? Что остается после тех, кто уходит?

Все перевернулось. Все поменяло свой цвет. Не хотелось есть, не хотелось дышать. Не хотелось жить. Но ведь для чего-то он остался в живых. Один. А они все…

Он не помнил ее последних слов. Он не помнил, был ли шанс все исправить.

Стук в дверь.

Артем, сглотнул комок и ждал, когда ему откроют.

Олеся Константиновна посмотрела куда-то сквозь него и, оставив дверь открытой, ушла в глубь квартиры.

Артем не решался сделать шаг и перешагнуть порог дома. Воспаленный разум все еще боролся с реальностью. Он верил, что сейчас она выйдет ему навстречу. И этот шаг означал отвергнуть надежду. Принять реальность.

Шаг.

И словно стекло осыпалось под ноги. Будто босыми ногами ступаешь по разбитым осколкам. Он не может здесь дать волю своим чувствам. Только не сейчас.

Рот открылся, чтобы позвать ее по имени.

Кулаки сжались. Губы сомкнулись. Скользкий комок подкатил изнутри и встал поперек горла.

— Зачем пришел? — вышла из комнаты Олеся Константиновна.

— Пришел проведать вас.

— Проведал? — резко и грубо оборвала его женщина. Артем не узнавал ее. От милой и всегда гостеприимной хозяйки не осталось даже воспоминания.

Неужели она теперь его ненавидит? Артем нервно переминался с ноги на ногу, и пытался подобрать нужные слова.

— У меня ничего не осталось от нее… — наконец заставил он выдавить из себя слова, изо всех сил борясь с подкатывающими к горлу слезами. — Только голос на автоответчике.

— А я тут причем? — грозно спросила женщина и сразу же отвернулась. Ее плечи стали тихонько подрагивать. Махнув рукой, она ушла.

Артем остался один в недоумении.

Неужели она теперь винит его во всем? Неужели…

— А, Темка! — раздалось из-за спины, и на плечо парню опустилась рука.

— Семен Витальевич… — обернулся Артем.

Мужчина с пустыми и грустными глазами улыбнулся и подмигнул.

— Молодец, что зашел. Не обращай на мою жену внимания… Она сама не своя.

— Я не виню ее…

— Ты главное себя не вини. Живи дальше.

Стиснув зубы, Артем сдержался, чтобы не разразиться в бесполезных и пафосных обещаниях.

— Я со двора слышал, что у тебя ничего не осталось от… — голос мужчины дрогнул. Он не решался произнести ее имя. Для него это значило лишний раз признать ее смерть, — погоди! — так и не решился он, и ушел в ее комнату.

Отец Марины вышел спустя пару минут, что-то держа в руках, затем взял его руку и вложил в нее серебряное кольцо.

— Она носила его с тринадцати лет, не снимая. Это был мой подарок ей, на день рождения. Я так и не смог положить его вместе с ней.

Артем попытался посмотреть мужчине в глаза и сразу же опустил голову вниз. Он не мог выдержать этого. Двое боролись со слезами и удушьем, что шло изнутри. Красные и мокрые глаза отца были отрешены от всего происходящего.

Сжав кулак, юноша пытался пересилить в себе слабость. Все звуки стали гулкими, лишь голос Семена Витальевича держал его на поверхности нескончаемой бездны, над которой он уже сделал первый отчаянный шаг.

— Ты лучше не приходи сюда больше. Раз ты живой, значит так угодно Богу, живи дальше. Не приходи, не нужно. Это тяжело для меня и моей жены. Пережить собственного ребенка… единственного ребенка.

Слеза сорвалась и покатилась по щеке мужчины.

— Уходи… Живи, во что бы то ни стало. Живи… ведь она… наблюдает за нами…

Артем больше не мог этого слушать. Сжав со всей силы кулак, он развернулся и метнулся прочь с этого места. Сейчас он хотел лишь прогнать свои мысли и запереть свои воспоминания. Он бежал из всех сил. Пар вырывался из его рта, неокрепшие ноги дрожали от усталости или переполнявших его чувств. Остановиться — значит потерять что-то ценное. Остановиться — значит принять настоящее, снова вернуться в него. Возможно, когда он бежит сейчас к ней, она стоит на линии горизонта, именно там, где небо соприкасается с землей, и протягивает к нему руки. Ждет его. Там, где небо касается горизонта. Он должен добежать. Ведь она ждет его… там.

Вытянуть руку и бежать. Пока хватит сил, пока будут двигаться ноги. Пока он может шевелить пальцами. Бежать. Вперед. За пределы бесконечности.

Спотыкнувшись и упав, Артем распластался на снегу и, наконец, дал волю чувствам, утыкаясь лицом в сугроб и крича, что есть силы.

— Прости… — прошептал он и опустил голову.

пять дней спустя

«Люблю тебя, мой милый! Я за вещами! Заедьте за мной! Удачи, котенок! Сессия закры…» — выбросив телефон, Артем приложился к бутылке коньяка.

Телефон, отбросив заднюю крышу и отправив в дальний полет аккумулятор проскользил в глубину комнаты.

«Живи, во что бы то ни стало» — звучали в голове слова отца Марины.

Это психоз. Как после этого жить? Как забыть все это? Как?! Я не могу жить дальше.

— Раз я живой, так угодно Богу? — закричал Артем. — Богу?!

Сжимая кулаки, парень опрокинул полупустую бутылку на кровать. Раскачиваясь взад вперед и глядя в пустоту, Артем пытался найти что-то, что будет ему якорем.

Полоску света под дверью его комнаты прикрыли шаркающие тени. Ручка задергалась. Он никого не впустит. Ни единую тень.

Резко выдохнув, Артем сорвал с шеи цепочку оставляя красный след на коже, и поднял руку чтобы крестик оказался на уровне его глаз.

— Значит, тебе угодно, чтобы я был жив? Для чего? Зачем? Почему? Тебе угодно… — юноша положил цепочку на подоконник. — Никогда ты не окажешься на моей груди. Потому что ты забрал ее к себе.

Засунув руку в карман, он нашарил в нем кольцо и вынул, затем спрыгнул с кровати и залез под кровать, доставая свои старые кеды. Отбросив крышку коробки, он стал расшнуровывать ботинок. После того как он вынул весь шнурок он продел его через кольцо и завязал себе на шею.

Нервно сжимая кольцо, Артем принялся его целовать. Его взгляд упал на аккумулятор от телефона. Не долго думая, он нашел все части и снова собрал телефон, включил, ввел пин-код, подождал пока тот загрузится, открыл меню, вошел в сообщения.

Большой палец правой руки нервно подрагивал. Ее голос. Он тут. Он рядом. Давление на кнопку.

Скорчившись на полу, он сжался в клубок и раз за разом слушал ее голос, кусая до крови свои губы и сжимая в руке ее кольцо. Он словно держал ее за руку. Словно она была рядом с ним. Словно…

Проваливаясь в сон, ощущая во рту вкус соленых слез и собственной крови, где-то на грани реальности и сна. Он увидел ее. Лежа на полу он улыбался. Он с ней.

— Забери меня… — прошептал он.

Она протянула ему руку. Коснулась его. И в этот миг он вдруг снова очутился в машине на заднем сиденье. И в следующую секунду пережил все ощущения аварии.