— Прости, — не знаю даже, зачем это говорю, и ещё глаза в пол, как будто есть, за что извиняться. — И спасибо... — а вот это уже, кажется, более к месту, ибо если бы не он, чёрт знает, сколько бы пуль пронзили моё тело.
Он усмехается, а я на зов усмешки поднимаю глаза и невольно в памяти недавний момент прогоняю. Как вышла на улицу, как не успела понять, что к чему. Но лучше всего я помню его руки, которые держали так крепко, будто я самое ценное, что есть в его жизни. А ещё помню его спину, за которой, кажется, в тот момент пронеслась вся моя жизнь. Одно вот только не ясно — это инстинкт у него такой был, или же Глеб в этом вопросе приложился, оставляя приказ беречь меня, как зеницу ока.
Неловкую паузу сам нарушает, не громко откашливаясь и приказывая мне собраться. Конечно, если это можно назвать приказом...
Сначала непонимающе гляжу, уже было выдыхая разочарованно, а потом вспоминаю, что этот штурм может продолжиться, и сейчас действительно самое время свалить отсюда куда подальше. И мысль эта не гнетёт. По крайней мере, он издеваться над людьми не заставляет, и на том спасибо.
Коротко киваю, прикидывая, что сейчас с моим собранным пакетом, который я, кажется, выронила из рук, когда от пуль уворачивалась. А после удивляюсь, когда спускаюсь вниз и нахожу его целым и невредимым у входной двери. Которая, кстати, тоже целая, что наталкивает на мысль, что брюнет к подобным нападениям готов был, окружив себя пуленепробиваемым убежищем.
Всё уже позади, за дверью тихо, ни души, но я всё равно останавливаюсь за шаг до выхода, страшась потянуться к ручке. Мне страшно. Мне до жути страшно даже за порог этого дома шагнуть, но я на автомате улыбаюсь, как и когда-то всем проблемам, сваливающимся мне на голову. Наверное, кто-то свыше написал мою жизнь именно так, подкидывая мне новых испытаний раз за разом.
Дверь открывает Максим, видимо, не имея желания выждать, покуда на меня снизойдёт озарение.
Снова порог, эта улица и его машина в поле видимости. И я механически озираюсь, топая за ним и стараясь не отставать ни на шаг. Себе дороже.
А после пассажирское, тихая музыка и долгая дорога, в которой я даже глаз сомкнуть не смею, наслаждаясь ночным видом и минутами спокойствия. Их я решаюсь ценить при любом удобном подвернувшемся варианте.
— От Глеба по-прежнему ничего? — в тишине уже и ехать неловко, но начать диалог не позволяет отсутствие общих тем, поэтому единственное, о чём я могу заговорить — это тема Миронова, о местонахождении которого мне до сих пор ровным счётом ничего неизвестно.
А Макс хмыкает. С усмешкой больше. Даже вижу, как уголок губ оттягивает, да в окно поглядывает, не выпуская руль из пальцев.
— В первый раз такую преданность встречаю.
Признаться, до меня не сполна доходит суть его слов. Но стоит включить голову, и я начинаю понимать, что он имел ввиду.
Уманьяченный психопат, разъезжающий по миру и творящий беспредел. И я прицепом, выполняя против своей воли любую его прихоть. А после разлуки ещё и интересуюсь, не попал ли он в беду. И правда напоминаю себе верную собаку, готовую принимать и ждать своего хозяина в любом случае, будь тот любвеобильным семьянином или же отбитым наркоманом.
Перенимаю его жест и тоже тяну улыбку.
Уже который раз я испытываю судьбу, как и который раз убеждаюсь, что он ничего не скажет. Повторно спрашивать бесполезно, наверняка услышу какую-нибудь издёвку.
Наплевать.
Рядом тот, который закрыл собой от пуль, а я его расспрашиваю о том, кто видит во мне персональную игрушку. Смешно. Смешно и горько, покуда прислоняюсь лбом к окну и вспоминаю, что за всей этой историей я забыла главного. Того, к кому стремилась сбежать ещё какое-то время назад.
И вся последующая дорога проходит под размышления и несбывшиеся фантазии о том, что бы сейчас было, будь я рядом с Мортом.
Наверняка мы бы сейчас спорили, что купить на ужин. А потом бы спорили, какой посмотреть фильм. Я бы дулась, злилась, смеялась и...была бы счастлива, но вместо всего этого я просто-напросто снова еду в неизвестность, абсолютно не предполагая, что ждёт меня, когда стрелки часов переместятся.
И когда мы тормозимся у небольшого, одноэтажного мотеля, я невольно ухмыляюсь, секундной вспышкой в мыслях вспоминая, что подобные остановки были присуще никому другому, как Глебу. Макса же в этой роли я пока представить не могла, как ни крути.
— Пойдём, — мужских качеств никто не отменил, он открывает мне дверь и подаёт руку. А я выхожу, молча, топая за ним с пакетиком в руках.
Снятый им номер ничем не примечателен.
Маленькая комната с двуспальной кроватью и заветной дверью, за которой, к счастью, я нахожу ванну, отчего-то спеша смыть с себя всю дорожную пыль. Да и весь прошедший вечер, который выдался более, чем насыщенным.
Возражений не встречаю и бодро щёлкаю замком, быстро скидывая с себя вещи и заползая под душ. Правда, приходится в очередной раз повозиться с настроем температуры, ибо подобные мотели известны этой душевой болезнью. Вода либо доводит до обморожения, либо от высоких градусов кожа готова плавиться, но я всё же побеждаю в этой схватке и подстраиваю напор под себя, наконец подставляя под душ голову и блаженно прикрывая глаза. Даже гель не нужен, я просто стою так, кажется, целую вечность, ожидая, пока меня к чертям смоет.
Но остаток жизни тут провести явно не получится, и я наконец спускаю стопы на маленький коврик, немного ёжась. А после фыркаю, потому как за своей спешкой я умудрилась забыть полотенце. А ещё чистую одежду. А ещё память свою, кажется, тоже оставила где-то в пакетике.
— Макс? — немного приоткрываю дверь и высовываю голову, шныряя глазами по комнате. — Макс! — шёпотом, но прикрикиваю, покуда брюнет не появляется перед глазами. — Принеси полотенце, — его вид немного обескураженный, он первые секунды озадаченно смотрит, а потом мотает головой и улыбается, — пожалуйста...
Просьба исполнена, не проходит и минуты, как полотенце оказывается в моих руках и я тихо говорю “спасибо”, вновь закрывая двери и почёсывая затылок. Не могла вот попросить и одежду? Ибо в одной этой тряпке, которая едва бёдра прикрывает, выходить не очень то хочется.
Но делать нечего, а второй раз просить будто религия не позволяет, и я прикрываюсь тем, что есть, придерживая ткань рукой возле груди. Выхожу.
Макс за столом, возится с ноутбуком, свет от которого — единственное, что комнату освещает. А я на цыпочках прохожу к кровати, вытряхивая из своего пакета всё содержимое и рассматривая тряпки, которые можно натянуть.
Тут тихо. Тихо и спокойно. Даже слишком. Я не слышу даже шума проезжающих мимо машин. И это наталкивает на мысль, что мы действительно в глуши. Той самой, которая порой так необходима, она ограничивает от городской суеты и всего того хаоса, что творится за стенами. А ещё сырость... Сырость и тонкий запах мужского парфюма. И понять трудно, от него ли лёгкие мурашки, или от капель, что всё ещё стекают по спине с влажных волос.
— Кхм, — придерживаю полотенце рукой и резко оборачиваюсь, за всеми мыслями отвлекаясь и не успевая уследить, как Макс оказывается за спиной. — Я в душ пойду, — всё ещё не пойму, зачем он меня оповещает. Поэтому и киваю, недоумевающе глядя. — У нас на двоих одно полотенце, — кивает на то, что ему нужно, что я так крепко удерживаю на груди. При этом не отходит ни на шаг, а стоит на месте, выжидая.
Мне нужно что-то сделать. Попросить его отвернуться, пока переоденусь, либо же взять одежду и пойти в ванную, дабы переодеться не на его глазах, но голову будто молнией шарахает, я отчего-то уверена, что должна именно сейчас сказать ему то, что так и не решилось слететь с языка в его доме.
— Ты мне жизнь спас, — это не новость, это просто фраза, с которой решаю начать, — просто так, не зная меня, но подставляя себя под пули. — Не знаю, какого чёрта на меня нашло, но весь этот кромешный ад, ставший неотъемлемой частью моей жизни, видимо, неслабо на меня повлиял. Я не успевала за этой сумятицей, как и за собственными мыслями, живущими, кажется, своей жизнью. Будто моя голова отдельно от меня. Я лишь тело, что функционирует по необходимости. — У меня за спиной ничего нет, я не смогу тебя ничем отблагодарить, но я просто хочу, чтобы ты знал, — нас разделяет один шаг, но я не оставляю личного пространства, сокращая его до невозможности и поднимаясь на носочки, — спасибо... — даже стоя на цыпочках я не на его уровне, но этого достаточно, чтобы я невесомо коснулась его губ своими.
