– Спасибо, товарищ генерал, – сказал Шаталов сквозь окружившую его ватную пелену. – Разрешите идти?

Сомов посмотрел на него по-отечески:

– Как же ты так влип, сынок? Иди.

Шаталов встал, отдал честь и вышел. Сомов расстегнул верхнюю пуговицу кителя, дернул за ворот тельняшки, захотелось больше воздуха. Достал из шкафа графин с коньяком, плеснул в стакан. Выпил одним глотком.

Ватная тишина окружила Шаталова коконом. Он передвигался из точки в точку, из кабинета в кабинет, отвечал на вопросы, отдавал и брал документы, ставил подписи. Ожидая последнюю печать, стоял у окна, прижимался к стеклу горячечным лбом, смотрел, как рабочие в оранжевых касках быстро и бесшумно разбирают на куски тротуар и кидают в кузов грузовика черные ломти.

Потом он спустился на проходную, сдал пропуск сержанту охраны, вышел к телефонам и набрал номер.

– Я отстрелялся, Лерик, – сказал Шаталов. – Забери меня отсюда.

Вышел на широкое гранитное крыльцо. Хотел сесть на ступени, но постеснялся. К счастью, ждать пришлось недолго.

Мимолетное обещание Лерика – «Встречу, как отстреляешься!» – исполнилось не совсем так, как предполагал Шаталов. У тротуара скрипнуло шинами нечто черное и лакированное – назвать «транспортным средством» язык не повернется. Из водительской двери, как черт из табакерки, выпрыгнул пацан призывного возраста. Белая рубашка, галстук, кожаный пиджак.

– Андрей Иваныч? – крикнул он Шаталову через капот. – Валерий Дмитриевич велел вас подобрать и доставить к нему, садитесь скорее!

Шаталову не хотелось, чтоб его кто-то подбирал, да и чтоб доставлял – тоже не сдалось, но это же Лерик, с ним все всегда с ног на голову. Хотя мог бы и сам встретить, конечно.

Переднее пассажирское сиденье было задвинуто до упора вперед, из чего напрашивался вывод, что здесь принято садиться назад. Принято так принято.

– Сначала в общагу, – велел Шаталов и успел разглядеть в зеркале заднего вида недоумение в глазах водителя.

Адреналин гудел в голове, накатывал волнами, стучал набатом. И лучше бы забиться в какую-нибудь нору, переварить, осмыслить, успокоиться, но сейчас не хотелось «лучше», скорее наоборот.

Через пару часов Шаталов, уже в штатском, сдал куртку надменному гардеробщику ночного клуба. Мордоворот-охранник на входе в зал уставился с подозрением, словно взвешивал: сразу завернуть нездешнего мужика по дресс-коду или для приличия сначала перекинуться с ним парой фраз, а потом уже дать отлуп.

К счастью, двери рая распахнулись изнутри, выплеснули в холл басовый пульс музыки, гомон голосов, звяканье посуды, шальные лучи цветомузыки – и Лерика. Самоуверенного, жизнерадостного, одетого дорого и нарочито неряшливо. Он развел руками толпящийся на входе молодняк, как заросли камыша, и издал победный вопль:

– Шатай!

Подошел, обнял крепко, тут же отстранился, ухватил за плечи, повертел туда-сюда, бесцеремонно разглядывая. Покрутил Шаталова за подбородок, оттянул ему пальцем веко, нагнул голову, взявшись за затылок. Шаталов покорно ждал окончания экзекуции. Наконец Лерик отпустил его и вынес вердикт:

– Не, ну нормально в целом! Дырок на просвет не видно, руки-ноги по описи, блеск в глазах умеренный, без фанатизма. В хорошей форме себя держишь, Шатай!

Шаталов притянул его к себе, хлопнул пару раз по спине.

– Привет, чертяка! Тебе ли говорить! Смотрю, дефолт не в горесть! Что празднуем?

– Жизнь! Жизнь празднуем, Шатай! – прищурившись как кот, радостно ответил Лерик. – Пойдем-ка, пойдем. Сто лет тебя не видел. Вспоминал и то чаще, ха-ха!

Лерик повел его через общий зал насквозь, к балкону со столиками. Светомузыка била Шаталову в глаза, крутящиеся зеркальные шары дезориентировали. Школьный друг прокладывал курс сквозь танцпол, и Шаталов выхватывал из темноты и грохота светлые пятна лиц, беззаботные улыбки, обрывки фраз, веселые вопли.

– А мы в зале в этом будем? – крикнул он в спину Лерику.

– Обижаете, товарищ майор! Следуйте за мной!

Лерик провел Шаталова в отдельный кабинет, где их встретила относительная тишина и небольшая компания. За столом ближе ко входу ссутулился типичный клерк предпенсионного возраста – по крайней мере, Шаталов так представлял себе клерков – сальные волосы, заношенный костюм, кожаный портфель. Он макал кусок хлеба в тарелку с остатками салата. Стол ломился от еды и выпивки. В кресле в углу спала пьяная девушка.

Лерик с удовольствием показал на нее:

– Познакомься, Шатай, это Рита! Рита… не, не буду будить, болтливая – не заткнешь! А это наш Семен Аркадьевич…

Клерк задергался, сунул портфель под мышку.

– Да я поеду, пожалуй, Валерий Дмитриевич! У вас, вон, гости, разговоры, мне зачем? А про залоговую схему подумайте, дело стоящее.

Он неуклюже выбрался из-за стола, кивнул Шаталову, пожал Лерику локоть и протиснулся мимо них из кабинета. Лерик усадил Шаталова за стол, протянул руку за чистыми рюмками и бутылкой. Кивнул в сторону вышедшего Семена Аркадьевича:

– Упырь! Знаешь, как Дуремар, весь какой-то скрюченный, хлюпающий. Но хорошо, что наш упырь! Советская школа, Плехановский, фокусник, каких поискать. Их у меня целый взвод, ха-ха! Сидят такие, как Туполев в шараге, и творят!

– Что творят-то хоть? – Шаталов смотрел, как Лерик отточенным движением опрокидывает запотевшую бутылку в одну, потом другую рюмку.

– Вопрос в корень, Шатай! Мне тоже иногда кажется: не понимаю, что творят! Штуку баксов, допустим, в клювике приносят, а сколько при этом в карман кладут – даже думать противно! – Протянул рюмку. – Держи, за встречу! Горячий привет от мексиканских индейцев. Мескаль – пробовал? Хит сезона: пьется с лимоном, солью, потом научу. А на дне червячок вместо знака качества – красота! А сейчас – давай!

– Может, не надо – червячка? – уточнил Шаталов.

– Да не дрейфь, Дрюх, плохого не посоветую!

Зачлось за тост – чокнулись и выпили.

– Значит, дембельнулся. – Лерик устроился по другую сторону стола, придвинул к себе блюдо с салатом. – Не ждал, честно говоря! Думал, еще лет двадцать до генеральских лампасов корячиться будешь.

– Да я вроде не за лампасами…

– О! А зачем, Шатай? За пулей в задницу, что ли?!

Шаталов отвел глаза, пожал плечами. Лерик деловито пополнил рюмки.

Они дружили с первого класса и были при этом полной противоположностью друг другу. После школы их подраскидало, но друзья снова нашлись в девяносто четвертом – уже в Москве. Годом позже Шаталов получил направление в боснийский контингент. Еще пару лет корова языком слизнула. В девяносто седьмом Лерик появился сам, очень помог Шаталову с похоронами отца. Теперь вот – опять сидит рядом. Балагурит, хохмит, не унять. Без Лерика вообще было бы невыносимо.

Час спустя вместо мескаля на столе оказалась водка. Лерик ел, поглядывая на захмелевшего одноклассника. Шаталова, по меткому выражению капитана Воронова, «пробило на патриотизм»:

– Никогда не задумывался, Лерик, как начинаются войны? Сначала кажется, что все решится миром. Что – да! – есть конфликт, но не убивать же друг друга из-за спора. А потом так – раз! – и понеслась! И когда приходим мы, уже поздно. Сражаемся с последствиями, а не с первопричиной.

Рита что-то сонно пробормотала. Лерик заулыбался, глядя на нее:

– Хорошенькая, а, Шатай? Двадцать два, последний курс – не помню только, чего. Танцует… как зажигалка!

– Понимаешь, там три стороны было. И религиозная почва, это самое тяжелое. Хорваты – католики, сербы – православные, а бошняки – вообще мусульмане. Но ведь договорились уже, как жить вместе. Оставалось только подписи поставить. Тут один едет в посольство к этим. Заокеанским, звездно-полосатым. Возвращается – словно подменили. Передумал, понимаешь? Передумал! А на другой день в Сараеве снайпер валит двоих штатских…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.