Я давно никому не звоню, давно никому не пишу, я растеряла практически всех своих школьных подруг, за исключением той, к кому являлась в больницу по предварительной переписке, дабы ни на кого не натолкнуться в больничном коридоре.
Признаться, я всегда любила выходные, всегда ждала каникул, но сейчас... весенний перерыв от школьных будней сказался на мне немного странно, потому что это было единственным временем, когда мне хотелось отвлечься чем угодно, даже своими ненормальными одноклассниками, но только не убивающей пустотой.
Я смогу.
Я переживу.
Никто ещё от этого не умирал.
Все друг без друга могут.
Блааааа-бла-бла, и ещё тридцать три тупых совета, как успокоить свою женскую натуру.
Ни звонка, ни даже смс от Сименса не было, только Депо позвонил однажды, чтобы мой голос услышать. Наверное, это означало, что я всё ещё жива, а значит — со мной всё хорошо и причин для беспокойств нет. А ведь и правда... пошла вторая неделя, а с моей задницей ничего не приключалось. Даже непривычно как-то, если можно так сказать.
Собственно, ничего интересного у меня не происходило, поэтому я и зависала частенько у Наташи, наслушиваясь разных историй, которые ей, в свою очередь, приносил Депо.
И больше всего мне нравилось слушать про новоиспечённую парочку в лице Морта и Леры, которые, по её словам, очень часто и очень глупо старались конспирироваться, устраивая показательные скандалы, иногда даже доводя своими нелепыми выходками до истерического смеха.
— Все давным давно всё поняли и никто не против, но Слава будет не Слава, если не создаст трагедию даже там, где предполагается всего лишь шутка про помидоры.
Она с улыбкой рассказывала как про них, так и про Артёма, но приподнятое настроение шло на спад, когда речь заходила о Сименсе.
— Он сам не свой.
— Не нужно... — перебиваю, выставляя руку и не давая продолжать, когда Нэт прерывается на воду.
— Послушай... — допивает, отставляет стакан и всё же настырно продолжает, приподнимаясь из горизонтального положения и, к слову, уже не испытывая такого дискомфорта, что несказанно радует. — Артём становится мрачнее тучи, когда говорит о нём. — Она смотрит мне в глаза так, словно отчитывает. — Он стал каким-то диким, ожесточённым, срывается на левых людей и вообще... — прерывается на секунду, мрачнея и хмуря брови, — мне кажется, что он недалеко оттого, чтобы что-то натворить.
Сверлит меня глазюками своими, а я в ответ только хлопать ресницами могу. А что мне сказать? Что поговорю с ним? Что наберусь смелости и наконец наберу его первый раз за эти две недели, после чего он резко станет нормальным, а на небо выползет радуга?
— Я не могу... — еле выдавливаю из себя, отводя взгляд.
— Он разбил свой телефон о стену, на двери туалета есть вмятина от его кулака, бампер автомобиля Депо просто в хлам, а недавно по новостям передавали, что инкассаторскую машину ограбили, а самих инкассаторов избили чуть ли не до полусмерти, — я просто поражаюсь, с каким спокойствием она это проговаривает. Да, мои глаза постепенно округляются именно от этого. — А когда Артём попытался отобрать у него ключи — Глеб накинулся на него, и эту долбаную драку кое-как разнял Слава. — Ну ладно, охуеваю я не только от её тона...
Я, конечно, предполагала, что нам двоим будет тяжело, но не думала, что настолько... Не думала, что он пустится во все тяжкие, вымещая злость на остальных.
И всё, что мне удаётся — это тяжело и многозначительно вздохнуть. После этого я боюсь не то, что видеться с ним, я боюсь даже звонить. Что я скажу? Спрошу банальное “Как дела?”. Пф... детский сад. Да и голову не посещает ничего более светлого, как оставить плыть всё по течению.
Странно лишь одно: насколько продуктивно и неожиданно работает моя голова, когда посылает ногам приказ топать далеко не домой. Я даже сообразить не успеваю, когда перед глазами оказывается дом Артёма. И будто какая-то магическая сила держит, заставляя стоять перед его порогом с минут, наверное, десять.
Вспоминаю, как впервые здесь оказалась, как противен мне был Миронов на той самой вечеринке, и как хотелось от него сбежать. А ещё вспоминаю его появление на этом пороге после недолгого исчезновения, и вспоминаю свои чувства, когда он стоял тут, с протянутой бутылкой Макаллана и глупой улыбкой, зарождая во мне бурю, да что там... чёртов фейерверк из чувств! Особенно улыбка на лицо лезет, когда вспоминаю, как эти эмоции искусно припрятать пыталась. Хотя сама была в шаге оттого, чтобы не взять его прямо на этом пороге.
А потом... потом вспоминаю свой побег, который не прошёл бесследно. И с высоты минувших дней снова усмехаюсь, поскольку будучи свободной и ни в чём не ограниченной, мне стало почему-то абсолютно наплевать на желание увидеть отца, выслушать его объяснения. Всё полетело к чёрту: желания, интересы, друзья... Осталось лишь одно: апатия. Она то и стала моим спутником на время весенних каникул. За два дня до их окончания, кстати, выписали Наташу, но сейчас не об этом.
Сейчас я всё ещё стою перед домом, который ещё недавно считала своим. В котором за, казалось бы, малый промежуток времени произошло нечто, длиною в жизнь. А именно то, что перевернуло эту самую жизнь с ног на голову, заставив меня полностью поломаться и предстать перед собой абсолютно другим человеком.
К сожалению, или к счастью — внутри никого. В этом я убеждаюсь не только после Наташиного подтверждения в сообщении, но и после того, как всё же решаюсь войти. Ключ у меня никто не забирал, поэтому...
Поэтому я и стою теперь посреди зала, как заколдованная, рассматривая зачем-то мебель и никак не решаясь подняться наверх. В ту комнату, которая наверняка хранила ещё остатки воспоминаний. В ту, в которую у меня, чёрт возьми, не хватает смелости войти, даже будучи стоя перед дверью.
Я трусиха.
Но не до такой степени...
Несколько минут погодя я всё же открываю, делая внутрь несмелый шаг.
Внутренне пространство с порога обдаёт затхлым воздухом, будто здесь не просто не жили последние пару месяцев, но и даже окно не думали открывать. Тут было всё ровно так, как и в тот день, когда я ушла. Подвыпившая, растормошенная, взвинченная, но я помню... помню всё до мелочей, даже как была заправлена кровать. Кажется, после того дня на ней никто даже и не лежал... Всё как будто потеряло смысл, а эти квадратные метры утратили свою надобность, претендуя теперь на роль какого-нибудь склада.
Ещё раз осматриваюсь, зачем-то прокручивая в памяти момент нашего последнего разговора.
Перед глазами картинка, его образ, его эмоции, которые скрыты ото всех, но не от меня... Его лицо, на котором остальные прочитали бы лишь похуизм, но в тех глазах я видела слишком много боли. Не по себе... Я боялась. Боялась посмотреть, боялась чувства вины, боялась абсолютно всего, что может произойти, но сделанного было не воротить. Чёрт... Самой себе усмехаюсь, сводя губы в нелепой ухмылке и шмыгая носом, пока не замечаю, что щёку начинает щекотать влажная дорожка.
Нет...
Надо поскорее отсюда убраться.
Головой встряхиваю, начинаю бегать глазами по комнате, а после присоединяются и остальные части тела, помогая увиденному отправиться в сумку. Большинство нужных вещей собраны, остальное же отправляется в пакет.
Не хочу...
Не хочу снова возвращаться. Не хочу этого испытывать. Не хочу жалеть о том, чего не вернёшь.
И так тошно...
Вроде, всё необходимое собрано. Благо ещё, зима прошла, и не приходится тащить свитера и пуховики, а то я точно бы так три дня отсюда переезжала.
Снова улыбка.
А ведь даже не готовилась, не готовилась к этому моменту, хотя прекрасно знала, что в один прекрасный день мне нужно будет собраться с духом и вернуться сюда за вещами. Хотя, даже ответить себе не могу... Пришла ли я сюда в надежде забрать вещи, или же...
Ладно, к чёрту всё. Может оно и к лучшему.
Сгребаю пакеты в охапку и ускоренным шагом иду к выходу, закрывая за собой двери и запирая на замок. Даже думаю, что, пожалуй, будет лучше, если Сименс не просто вышел проветриться, а сейчас он далеко от этого места. Настолько далеко, что описание нашей встречи находится где-то на полке с фантастикой...
