====== Часть 1 ======
— Мордой в пол, пидарасы! Живо!
От этого крика у меня, кажется, волосы встали дыбом, а матка чуть и вовсе не вывалилась. Быстро спрятавшись за угол, вжимаюсь в стену всем телом, соображаю. Руки трясутся, а голова, совсем не слушаясь, выглядывает из-за угла, как будто за любопытство в этом городе с тобой ничего произойти не может. Как оказалось, мужские голоса доносились из ювелирного магазинчика, на который, судя по запылившейся вывеске наплевал даже сам директор.
— Никому не шевелиться, мать вашу!
В тот момент у меня, кажется, дрожали даже зрачки. Но кое-что удалось разглядеть. Парочка людей, лежащих на полу, и четверо налётчиков, что без зазрения совести разбивали витрины и обчищали, сметая всё в мешки. Рука механически тянется за мобильником в карман, а я на выдохе испытываю двойное фиаско, понимая: ни кармана, ни, блять, телефона. Похоже, пробежаться в пижаме до ближайшего магазина было так себе идеей... Делать нечего, сворачиваю, окольными путями добираясь до дома как можно быстрее. Запыхавшись, влетаю в квартиру, сломя голову бегу в комнату. Хватаю мобильный.
— Что случилось? — потирая глаза, Лина недоумевающе смотрит на меня, приподнимает бровь. Ещё бы, не каждый день перед ней предстаёт картина, как старшая сестра убого пытается объяснить полиции, что произошло, заикаясь.
— Уже всё в порядке, — стараюсь улыбнуться, выходя в коридор, но улыбка исчезает также быстро, как и появляется, когда в неприкрытой дверью комнате вижу мать, уснувшую на диване чуть ли не в обнимку с бутылкой водки. — Пошли на кухню.
Усаживаясь с сестрой за стол, кладу на него пакетик купленного развесного печенья, самого дешёвого. По крайней мере, на него удалось наскрести. Лина заваривает чай, как всегда распределяя один пакетик на двоих, вымученно улыбается. На часах уже почти двенадцать, а это значит, что лето кончится в считанные минуты. А дальше? Дальше школа, выпускной класс, объединённый. Многие свалили, но единственное, что осталось — это вопрос в моей голове: что там делают ученики, чьи родители ещё на них не забили и по крайней мере дружат с головой? Ведь это заведение даже школой порой назвать сложно. Так, место сбора отбросов общества. Неудачников. Отморозков. И меня...
Лина что-то щебечет про ожидание в классе нового мальчика и долгожданные прогулы уроков в торговом центре с подружками, соседский мопс снова воет колыбельную своему престарелому хозяину, прохладный ветер гуляет по комнате, а я... я просто не замечаю, как отключаюсь прямо на кухонном диване.
Благо, мой персональный будильник в виде младшей сестры срабатывает ровно в 7:00. Только вот не надоевшей до безумия мелодией, а смачным толчком под рёбра. Чтож, хоть какое-то разнообразие. Всё моё преображение заключается в умывании лица, чистке зубов и ёрзанию по волосам умирающей расчёски, не перестающей терять свои зубчики, путающейся в копне моих волос. Неспешно одеваюсь, скидывая в сумку пару чистых тетрадей и ручку. Готово. Мой внешний вид Лина оценивает закатыванием глаз и привычным прицокиванием, но всё равно улыбается, берёт за руку. К слову, к матери даже не заглядываем.
Ровно семнадцать минут ходьбы, и это построенное самим Сатаной здание оказывается в поле видимости. Обещания сделать за лето ремонт было, наверно, пятидесятым. Или пятьдесят первым, уже не помню точно. Те же исписанные стены, те же скрипучие, обшарпанные двери, кабинеты, будто видавшие бомбёжку, и те же шаткие стулья. Одним словом: полиция красоты. Радость на лице нашего классного руководителя была не скрываемой. То ли оттого, что соскучился за стадом глупых ишаков, то ли оттого, что отмечал давеча окончание летнего сезона. И этот факт не скрывали даже его запотевшие очки.
— Как вы заметили, у нас в классе новенькие. — Где-то в середине его речи всё же вынимаю из уха наушник, наконец-то оглядывая класс и замечая, что, действительно, пополнения в наших рядах не малые. Как и с нескрываемым отвращением замечаю то, что четверо напыщенных идиотов с параллельного класса, именуемых друзьями, тоже тут. До сих пор не имею понятия, как их ещё не выгнали. Но больше всего приводит в непонимание то, что эти четверо достаточно неплохо живут. А именно: довольно обеспечены, имеют богатых родителей, как и общую черту: этим родителям на них наплевать. Видимо, окончательно потеряли надежду вырастить из своих сыновей что-то стоящее, и теперь вспоминают о них время от времени, откупаясь деньгами, чтобы те не сдохли от голода. — Познакомитесь на перемене, а сейчас, прошу, всё внимание на меня.
Конечно, на тебя. По твоей то роже я скучала больше всего. Даже не знаю, что меня больше бесит: его противный голос, или то, как чавкает недоносок за соседней партой. И нехотя разворачивая голову в его сторону, я как-то заинтересованно наблюдаю, как он нервно клацает челюстью. Создаётся такое впечатление, что эта жвачка — последнее, что он держит во рту в его жизни. Усмехаюсь про себя, отворачиваясь. Единственное, что радует, так это сидящая через две парты от меня Наташа. Сидит откинувшись, смотря куда-то сквозь препода. Лицо как всегда свежее, будто её сон длился часов двадцать, и всё та же непринуждённая усмешка в виде чуть сдвинутых пухлых губ. Такой её и помню, с самого первого класса, когда мы сели за одну парту. Затем взялись за руки, и так и шли рука об руку все десять классов. И этот не исключение. Пожалуй, я могу назвать её самым близким мне человеком после Лины. Вместе мы прошли через огонь, воду, и...
— Пиццу.
Прерывая мысль, встряхиваю головой и понимаю, что мой жующий сосед по парте переговаривается со своим другом.
— Пиццу пойду возьму после уроков. Богом клянусь, ни одна ресторанная пицца не сравнится со школьной, будь я трижды проклят.
Глаза закатываются сами собой, а улыбка нахально лезет на лицо, когда я вижу, как трясётся от ожидания перемены его третий подбородок. И окончательно расплываюсь, когда звенит звонок, и это исчадие ада вылетает из-за парты, опрокидывая за собой стул и нечаянно задетого хрупкого соседа. Неспешно поднимаюсь с места и подхожу к как всегда опоздавшей Наташе, обнимая любимую девчонку со спины.
— Овца.
— Зануда.
Приветственные комплименты сказаны, и теперь наконец можно полноценно обняться. Выходим из кабинета, направляясь к нашим шкафчикам. До сих пор удивляюсь, как в этом Богом забытом месте умудрились их поставить.
— Мне многое тебе нужно рассказать. — Начинаю, но она перебивает.
— Умножь это на два, и получится то, что я хочу рассказать тебе.
Синхронно улыбнувшись, уже хотим двигаться по коридору прямиком к выходу, но неожиданная потасовка заставляет немного изменить наши планы.
Один из этой новой фантастической четвёрки, будучи чуть не сшибленным с ног уничтожителем школьных пицц, злостно схватил парнишку за грудки, прикрикнув на того своим басом.
— Если ещё раз хоть одна твоя складка коснётся меня — разговор будет другим. — И поняв, что находится в центре внимания, новенький отбрасывает пухлого от себя настолько, что тот задерживается в свободном полёте секунды так три, пока не ударяется об стену и с грохотом приземляется на пятую точку. — И это касается каждого, кто решит, что он невидимая пушинка. — Смуглый парень сводит брови к переносице, хмуро оглядывая собравшуюся аудиторию. Но молчание повисает недолго. Трое его дружков всплывают за его спиной, уводят. Видимо, недолго им пришлось выискивать самого слабого, дабы реализоваться за его счёт в глазах остальных.
— А он ничего... — Наташа смотрит вслед уходящему мулату, а я лишь толкаю её локтем в бок.
— Ничего — это испанская сборная по футболу, а он — обычный пафосный мудак. — Констатирую, она закатывает глаза и цокает. Всё как обычно.
Как и всё стадо, изголодавшееся после первого же урока, плетёмся в столовую. Куча заляпанных столов, гомон, бьющий в нос запах школьных помоев, называемых едой. Боже, как же я по этому скучала. Занимаем с Наташей свободное место. Прихлёбывая компотом, отчего-то наблюдаю за четвёркой новеньких. Особенно за одним, который монотонно жуёт сосиску в тесте и сверлит взглядом того самого парнишу, пострадавшего от рук темнокожего.
