— Я не хочу, — её почти не слышно, — пожалуйста... — вопреки голосу из прошлого, который уже давно бы послал этого типа куда подальше, а сама она бы не оставила этого вот так просто, Лера всё же жалобно стонет, пока маленький комок не подпирает под самое горло, заставляя проглотить окончание последнего слова. Она всхлипывает лишь единожды, пока свобода от его прикосновений не заставляет приоткрыть глаза. И первое, что она видит — его. Надо собой. В полном бездействии.
— Правда не хочешь? — вопросительно бровь изгибает, смотря прямо в глаза. И как только получает на свой вопрос утвердительный кивок — коротко вздыхает, но всё же ложится на своё место, освобождая Леру от своего веса. — Жаль. — На спине лежит, отчего-то не отворачиваясь к неё спиной, как всегда делал. — Принуждать не буду. — На выдохе произносит, то ли жалея о сказанном, то ли вкладывая в это предложение как можно больше искренности.
А Лера только молча сглатывает, не переставая пялиться на лежащего рядом Славу. Что делать в таких ситуациях? Слепо верить, ибо ничего больше и не остаётся, или же ждать подвоха?
Дерзость и непредсказуемость мальчишки бесили, выводили из себя, но в то же время она ловила себя на мысли, что его своенравный характер словно заставляет её прогибаться, делать так, как захочет он. Оно и понятно, преимущество не на её стороне. Но только ли в этом дело?
— Задумаешь сбежать — выебу, не спрашивая. — Либо это самовнушение, либо она действительно не слышит в его тоне угрозы и той злобы, которые слышала в первый день абсолютно ото всех. Даже, блять, от сквозняка.
Его словам она незаметно улыбается, первой отворачиваясь к нему спиной и обнимая подушку.
И бежать этой ночью она точно никуда не планирует.
— Куда собралась? — стоит мне к двери отойти, Миронов хватает, разворачивает, забираясь под просторную майку и умещая ладони на моих ягодицах.
— На кухню. — Тихо отвечаю, пока он слегка подкидывает меня, заставляя ногами его торс обвить.
— Думаешь, кухонный стол давно насилия не видел? — щурится, скалится, делая пару шагов вперёд и вжимая в дверь.
— Думаю, я просто спущусь, возьму молока, и поднимусь обратно. — В его глазах сейчас плещется самая настоящая похоть, а вот у меня восторжествует тот самый настрой, когда я ещё больше злю его своим безразличием. Нет, мне не пофиг, мне только нравится его злить, доводить до точки кипения, пока он не срывается, не распыляясь на слова, а просто воплощая задуманное в реальность в том же месте, где поймает. Многие, наверное, назовут это приступом мазохизма, но мне это просто до чертей нравится...
Практически выскальзываю из его рук, хлопая дверью перед носом и быстрыми шагами семеню на кухню.
Пространство первого этажа встречает меня не только своей тишиной, укутанной мраком, но и стойким запахом мужского парфюма. Видимо, Морт, основательно напившись, решил, как по его мнению, скрыть запах лёгкого перегара, предварительно вылив на себя половину флакона с одеколоном. Не лучшая идея, Слава, не лучшая...
Мне остаётся только дыхание задержать, покуда я стараюсь проскочить к холодильнику, но вместе с ним я задерживаю и взгляд на разбросанной верхней одежде, которую Морти, видимо, решил снять при входе.
Первой в глаза бросается толстовка. И без особых раздумий, я почему-то без всяческих угрызений совести тянусь к чужой вещи, доставая из кармана другую чужую вещь. Телефон Леры.
Отличить его от трубки хозяина толстовки довольно просто — вряд ли бы Морт надевал на свой чехол со стразами, да ещё и на заставку экрана Леру бы ставил.
Усмехаюсь слегка.
Даже по сторонам не осматриваюсь, покуда пальцы уже переносят меня в телефонную книгу, где спустя несколько мгновений я нахожу имя, принадлежащее моему отцу. К моей удаче великой, он — единственный в списке с этим именем.
Не знаю, для чего, но я автоматически нажимаю на кнопку вызова. С пару секунд смотрю в экран. А потом телефон к уху прикладываю, считая гудки.
И на четвёртом они прекращаются, когда я слышу на том конце провода до жути знакомый мужской голос, басистый, низкий.
Зачем-то судорожно сбрасываю, руки начинают дрожать.
Осторожно по сторонам смотрю, ибо зная свою удачу — обязательно буду поймана с поличным. Но вокруг меня ни души. И я медленно осматриваюсь, уже зачем-то на цыпочках передвигаясь в поисках куска бумаги и ручки. А когда находка не заставляет себя ждать — переписываю номер, сворачивая клочок бумаги и пряча в надёжное место.
Кажется, мысль прогулять школу в ближайшие дни не заставит себя ждать в собственном воплощении.
Только открытым остаётся вопрос — как улизнуть из-под носа того, кто обещал смотреть в оба и ни на шаг от себя не отпускать?
К сожалению, желание исполнить задуманное овладело мною полностью, и единственным мешающим фактором было то, как оторваться от Миронова. Ведь за всем этим я и напрочь позабыла, чем оборачиваются мои идеи, стоит мне выключить голову. Жаль только, что я включаю её лишь тогда, когда уже по уши стою в дерьме...
Комментарий к Я тут, я никакая, но я пишу :D
Раньше на три месяца пропадала, а теперь пропадаю на три дня и уже за вами скучаю...
====== Часть 50 ======
Не знаю даже, что конкретно меня озадачило с утра.
То, что я открыла глаза, когда за окном уже было светло? А это значило, что я проспала будильник и наверняка уже опоздала туда, куда по сути то и не собиралась.
Или то, что стоило мне эти самые глаза опустить, как я увидела белобрысую голову у себя между ног. После начали доходить и ощущения ввиду того, что этот демон вытворял своим языком.
— Блять... — не успела глаза открыть, как они закатились обратно, я же откинулась на подушке, возвращая себя в лежачее положение.
— Доброе утро. — Нарочно задев кончиком языка мой клитор, он демонстративно облизнулся, приближаясь ко мне и целуя в губы.
— Я тут... это... — пытаюсь и ответить на поцелуй, и сконцентрироваться на подъёме, что выходит, честно признать, туговато, — как его... — эта садюга уже дразнит поцелуями вдоль по шее, — в школу... опоздаю... — как будто мне туда пиздец как охота.
— Жаль, — издевательски тянет, рисуя влажные линии языком от ложбинки на груди до живота, пока я не начинаю мелко дрожать, — но, раз это важно... — и отстраняется, примирительно поднимая руки и сползая с кровати.
Садист.
Кое-как ноги свожу, кидая на него недобрый взгляд, но всё же поднимаясь, беру в руки телефон. А на часах ровно две минуты до будильника. Какая прелесть.
Меня, кстати, подрагивает, когда до ванны бреду. Да и в самой ванной пытаюсь в себя прийти, холодной водой умываясь. Затем кухня, где возле плиты у меня не перестаёт сводить ноги. А после — опять спальня, где я с психами и непреклонным возбуждением натягиваю на себя одежду, пока Сименс, лёжа на кровати в раскинутой позе, наблюдает за мной из-под полуприкрытых глаз.
— Да нахуй... — психую окончательно, снимая с себя не до конца надетый свитер и отбрасывая на пол. Далее — джинсы, а потом и нижнее бельё.
Миронов даже сообразить не сразу успевает, как я запрыгиваю на него сверху, прижимая его руки к кровати.
— Довыёбывался. — В губы рычу, впиваясь страстным поцелуем в шею, сама же трусь об него голым телом настолько, покуда не ощущаю его крепкий стояк. Приулыбаюсь чуть.
— Понял. — Как только я допускаю оплошность и ослабляю хватку, он в момент обнимает, переворачивая и подминая под себя. — Провинился. Исправлюсь. — Скалится, но по-доброму, в мгновение ока освобождая себя от боксеров и устраиваясь у меня между ног.
Смешно даже, что я собираюсь опоздать в то место, которого в планах моих нет.
Это я про школу.
К чёрту её.
К слову, из дома я выхожу с полными раскаяния глазами, что безбожно проебала первый урок. А Глеб просто молча провожает, наблюдая, как я ношусь по залу и собираю какие-то мелочи. И только на входе останавливает, разворачивая к себе для поцелуя, но почему-то медлит.
