Будучи не в силах здраво мыслить, я тянусь к краешку его футболки, наровясь задрать, а то и избавиться от неё ко всем чертям, но он перехватывает мою руку, дожидаясь, пока я подниму на него свой взгляд, вопрошая.

Улыбается.

Чёрт. Это порождение самого дьявола ещё и играет со мной, словно перекладывая на меня инициативу и заставляя верить, что его растягивающиеся в улыбке губы — ничто иное, как явное поражение моих собственных убеждений.

Одно неверное действие, и можно оказаться вновь прижатой к стенке.

Где? Где я, чёрт возьми, так согрешила?

За что ты на мою голову?

Он не даёт к себе прикоснуться. Его глаза сверкают какой-то ненормальной молнией, и он с прытью скидывает со стола открытую нами бутылку Макаллана, отправляя ту в свободный полёт. Бутыль с треском разбивается, а Миронов лихо подхватывает меня за бёдра, усаживая на уже свободный стол и снова впиваясь в мои губы, теперь уже принимаясь за пуговицы моих джинс.

Обещаю, твой школьный год будет весёлым.

Наверное, я этого не узнаю, поскольку на утро попросту сгорю от стыда.

Ловкие, умелые пальцы с лёгкостью расправляются с моими пуговицами, а его руки теперь давят мне на плечи, заставляя полностью отдаться твёрдой поверхности и откинуться спиной на стол.

Выгибаюсь. Вздрагивая, когда его язык касается моих ключиц, плавно двигаясь вниз и достигая ложбинки. Моя грудь всё ещё прикрыта, но это не мешает ему зубами чуть сдвинуть мешающую кружевную ткань. И второй по счёту вздох, когда он обводит языком набухшую бусинку, попутно продвигая меня чуть вперёд и уже свободно размещаясь между моих ног.

Запомни мои слова...

Его голос из прошлого крутится в голове, будто на репите, переплетаясь с настоящим, когда он прикасается к моим бёдрам разгорячёнными ладонями, жар которых я уже чувствую даже через ткань всё ещё надетых на мне джинс.

Целует всё ниже, оставляя хаотичные влажные разводы вдоль по животу, заставляя меня мелко, едва отчётливо содрогаться по мере приближения его языка к расстёгнутой молнии.

Наступит день, и ты ещё явишься у меня на пороге, чтобы сказать спасибо.

Умоляю...

Остановись...

Но его руки уже стаскивают с меня последнее, что хоть как-то ограничивало от неминуемой близости. И в этот момент я нахожу дико несправедливым то, что он всё ещё полностью одет.

Откидывая мои джинсы куда-то в сторону, он снова проводит ладонями от моих коленей всё выше, целуя внутреннюю часть бёдер, пока его пальцы не касаются ткани моих стринг. Вновь содрогаюсь.

Я с тобой такое сделаю...

Кто-нибудь...

Пожалуйста...

Разбудите меня...

— Стой... — из моей груди стон вырывается вместе со стопом, и блондин вдруг резко отстраняется, оглядывая моё тело с какой-то незнакомой мне опаской.

— Ты права.

Пара секунд на осознание сказанного, пару секунд на мысленный ступор, и пара секунд, за которые он хватает меня за запястья, притягивая к себе и подхватывая на руки, заставляя обвить ногами его торс.

— Ведь на кровати гораздо удобнее.

Откидывая меня на матрас, он наконец стаскивает с себя футболку, приближаясь, нависая надо мной. А я зачем-то снова тянусь к его телу, но он не даёт даже дотронуться, снова демонически улыбаясь и перехватывая мою руку, прижимая к кровати.

— Не так быстро.

Carte blanche, мисс Кескевич.

Уму непостижимо, как ему удалось так вывернуть ситуацию в свою сторону, и как удалось так искусно влезть в мою голову, подчиняя своим желаниям. Последняя преграда стёрта в пепел, и я вырываю руку из плена его пальцев, наконец дотрагиваясь до него и притягивая к себе. Снова его губы, снова полнейшее отсутствие контроля, когда я беспорядочно вожу ладонями по его спине, оставляя путаные дорожки красноватых следов. Сейчас он настолько близко, что даже через ткань его джинс я чувствую, как мне в бедро упирается его достоинство, и этот весьма лестный признак говорит всё за него, когда я уже тянусь к неподдающейся молнии, препятствующей апофеозу всей этой прелюдии.

Видимо, вспоминая мою неопытность в этом вопросе, он помогает, собственноручно расправляясь с молнией и стягивая с себя джинсы вместе с другим мешающим предметом одежды. Теперь не мешает ничего. Он медленно склоняется, невесомо касаясь губами моего уха и удостаивая своего голоса.

— Я не обижу. — Этот шёпот будто призывает расслабиться, и я чуть раздвигаю ноги, предоставляя ему полную свободу действий. Пара мгновений, и он толчком заполняет меня собой до основания, заставляя взвизгнуть и непреднамеренно дёрнуться. Но его руки удерживают меня под ним, и он слегка отстраняется, останавливаясь напротив моего лица и вытягивая губы в свою нахальную, но какую-то добрую улыбку. — Я наврал.

Либо он исчерпал лимит своих нежностей, либо он попросту не мог больше ждать, творя с моим телом всё, что придёт ему в голову. В его больную, извращённую голову. Чёрт возьми, он трахает меня так, будто это последний секс в его жизни. Но ещё хуже то, что возбуждение в моём теле нарастает, и с каждым толчком я начинаю отзеркаливать его движения, двигаясь в бешеном ритме вместе с ним. Его глаза снова сверкают, а я... я чувствую полное отсутствие контроля над собой. Над той, которая ещё пару недель назад боялась оказаться к нему ближе, чем на расстоянии вытянутой руки.

Его животная сторона с каждой минутой выползает наружу всё сильнее, и он практически вжимает меня в кровать, не давая пошевелиться. Его пальцы до боли сжимают мои запястья, оставляя следы багровых наручников вокруг них, а я лишь прикрываю глаза и постепенно начинаю уплывать от реальности, откидываясь на подушки и получая неимоверный разряд, что копится где-то внизу живота до этого не испытываемой негой, пока не наступает момент, когда по телу словно пускают электрический шок.

Блондин покидает моё тело незамедлительно, а я что есть силы свожу ноги в каком-то ненормальном экстазе, содрогаясь от настигающих меня ощущений. Тело трусит, картинка медленно расплывается, а я будто растекаюсь по простыням, всё ещё находясь в плену у приятного озноба.

Миронов откидывается на спине рядом, тяжело дыша и, готова поклясться, улыбаясь, словно в его голове галочкой автоматически отмечается один пунктик.

То, что будет дальше — на руку никак не играет. Играет только заевшая в голове пластинка, что прокручивает одну и ту же фразу, повторяющую фатальный “пиздец”.

Не хочу трезветь. Просто не хочу. Как и не хочу завтрашнего дня.

Я бы осталась тут. С удовольствием осталась. Ибо силы исчерпаны настолько, что хочется попросту откинуться на этих простынях и уснуть. Но мешает не только то, что я нахожусь в чужом доме, да ещё и на чужой кровати, а то, что рядом со мной всё ещё лежит причина моей завтрашней депрессии.

И собирая в кучу остатки так называемых сил, я сползаю с кровати, отыскивая на ходу части своего гардероба.

— Уже убегаешь? — не меняющий позы Миронов всё также лежит, подперев голову рукой. — Даже номерочек не оставишь? — Блять, сейчас не самое удачное время для шуток...

Сейчас бы только молнией вылететь из этой спальни и быстро скрыться за дверью ванной комнаты, где я и оденусь. Ну и приведу себя в порядок заодно, ибо мой внешний вид наверняка сейчас оставляет желать лучшего.

На пробираемых дрожью ногах, я на носочках бегу к двери даже не оборачиваясь на его высказывания. Дёргаю ручку, снова сталкиваясь с диким торможением в моей голове. Чёрт, я ведь даже не помню, чтобы Миронов запирал её.

Ещё попытка.

Ещё.

И ещё.

Пока я с поражением не осознаю тот факт, что нас попросту заперли с обратной стороны.

— Ты смотри-ка. — Видимо, пока я была вовлечена в свой мыслительный процесс, блондин успел подойти. И когда оборачиваюсь, то вижу, что подойти он успел практически вплотную, не удосужившись надеть хотя бы боксеры. — Похоже, кто-то свыше сделал нам намёк. — Вжимаюсь спиной в холодную дверь, будучи практически отрезвлённой одними его бесовскими глазами. — Повторим?