Тепло его ладоней мгновенно испаряется с моих щёк. Он уходит, оставляя меня наедине со всеми чувствами, разом вылитыми мне на голову. Меня лихорадит. Сильно лихорадит. Меня настолько переполняет вся палитра не самых лучших эмоций, что хочется попросту закричать, в припадке разбивая всё вокруг.

— Нина? — сквозь туман этой боли я слышу голос сестры. Кажется, ей не придётся ничего говорить. Она и так всё видит. Закрывает глаза, поджимает губы, видимо, стараясь справиться с подступающей порцией боли, бросается ко мне, обнимая и утыкаясь в шею.

— Мы справимся. — Очередная волна эмоций проходится резью по сердцу, и я глажу сестру по волосам, стараясь пересиливать себя, что есть мочи. — Я с тобой.

Пускай в нас и не было вложено достаточно материнской любви. Пускай я её ненавидела большую часть времени. Пускай она была несносной и не выносимой, но она была моей матерью. И потерять я её была не готова.

Сейчас...

Только выйти отсюда.

Только дойти до дома.

А там я позвоню Наташе. Да, обязательно позвоню. Она появится у меня незамедлительно, и мне станет легче. Определённо легче. Возможно, я даже попрошу её пожить у меня. К слову, её родители относятся ко мне очень даже хорошо. В молодости они даже дружили с моими, пока всё не пошло наперекосяк. Я даже была уверена, что её мать возьмёт меня под опеку, пока мне не исполнится восемнадцать.

В самый неподходящий момент я вспомнила о блондине, чей след давно простыл. Оставив после себя до жути неприятные, сковывающие ощущения, он словно испарился. Если быть честной с самой собой, то я могу признаться, что до последнего надеялась увидеть его на улице. Что все его слова были лишь поддержанием его маски высокомерия, и что он ляпнул это сгоряча, и теперь просто ожидает нас снаружи, выкуривая сигарету за сигаретой. Но Миронова нигде не было. Ни во дворе больницы, ни во дворе моего дома. И подходя к двери квартиры мне даже захотелось хорошенечко так шваркнуть себя об стену за ту мысль, что я вообще о нём думаю. А чего я вообще ждала? Что эгоцентричный тип, помешанный на своём эго, вдруг станет нянькой, доброй и милой? Увы. Раздел фантастики не в этом отделе.

Едва я успела пройти в квартиру и основательно умыться, как подарок судьбы постучал в дверь ровно дважды. Наташа... Наконец-то. Я быстро завела её в свою комнату, ведомая может быть даже немного эгоистичными помыслами. Зато теперь я ни на минуту не сомневалась, что могу быть услышанной. Что разделить наше с сестрой горе теперь можно с ней. С той, кто точно не развернётся и не уйдёт.

Теперь слезам можно давать волю в полной мере.

— Депо, ты где? — прижимая к уху мобильный, Миронов слышал Артёма на том конце провода через слово. Он не знал, зачем позвонил другу. Не знал, куда шёл. И зачем шёл.

После короткого “Дома” вызов был сброшен, а трубка направлена в карман.

Дождь снова подбирался к району тёмным облаком, изредка пугая своими раскатами.

Чем-то загруженный, блондин шагал по пыльным подворотням затхлого квартала, абсолютно не ведая о своём местонахождении. Было плевать. Жаль только, что под категорию вещей, на которые было плевать, не относился случай в больнице. Среди всех его поступков, даже грабёж и насилие казались цветочками, нежели то, как он обошёлся там, в больничном отделении. Голос разума неустанно твердил, что эта девчонка получила то, что заслужила. Что все её колкие словечки в его адрес отозвались вполне логичным поступком. Но если подумать, то все его действия по отношению к ней были далеко не сказочными. Так чего он ожидал? Или же попросту испугался её минутной слабости, в первый раз примеряя на себя роль жилетки для чужих слёз?

— Блять!

Провально стараясь избавиться от этих мыслей, он громко шипит, со всей силы ударяя кулаком по стене какого-то кирпичного здания, разбивая в кровь костяшки. Желаемое душевное равновесие всё никак не приходит, а выпустить пар скопленной на самого себя злости не предоставляется возможным, разве что избить все стены в округе.

— Эй, парниша! — резкий стоп, когда позади себя он слышит хамоватый мужской голос. — Закурить не найдётся?

Нет. Только не это...

Наверное, ему бы хотелось просто развернуться и убежать, либо же взять одного из двух приближающихся парней за шкирку, хорошенько встряхнуть и заорать: уноси отсюда ноги, пока не поздно!

— Оглох ты что ли? — но быдловатый тип лет двадцати и не думал отступать, лишь натягивал свою мерзкую ухмылочку по мере приближения. — Я с тобой разговариваю, лапуля. Или ты язык проглотил?

— Отъебись.

Миронов выпаливает это на автомате. Возможно, тот же автомат срабатывал в голове и у Нины, и он как никогда ясно представляет эту картину именно сейчас. Должно быть, это слово, как крик отчаяния. Как когда ты действительно хочешь, чтобы тебя оставили, но оппонент вооружен рогами и неуёмным желанием не отступать ни на шаг.

— Что ты сказал? — от удивления брюнет даже выронил изо рта покусанную зубочистку.

— Я сказал — отъебись.

На какой-то момент лица парней даже перекосились от изумления, что стёрло привычную хамоватую улыбку. Они стояли ещё примерно с минуту, отчего-то не решаясь сделать Глеба своей грушей для битья. Но, видимо, опомнившись, главный сходу толкнул блондина в грудь, отправляя того прямиком на землю и даже заставляя удариться головой о мусорный бак. Ведомый неравным боем, он быстро подлетел к лежащему на земле Миронову, пиная того ногой под дых и заставляя дважды перевернуться.

— Нехуй кидаться такими словами, если даже постоять за себя не можешь, дрыщ несчастный! — Парень орал во всю глотку, жестикулируя руками и вооружаясь обезьяньими жестами.

Запах железа. Глеб сплёвывает на землю небольшой сгусток крови, стирая багровые остатки из-под носа. Опирается на локти, исподлобья глядя на парней и медленно вставая на ноги. Наконец выпрямляясь, поворачивает голову, заполняя повисшую в подворотне тишину хрустом шейных позвонков. Глаза наливаются кровью, а возведённая стена между рассудком и внутренним зверем с грохотом рушится, выпуская за собой наружу всё, что так долго было под замком.

Подлетая к пинавшему его ногами типу, он с остервенением хватает того за глотку, ясно давая понять, что обратной дороги уже нет.

Кровь в жилах застывает, пропуская по венам реки адреналина, время вокруг как будто останавливается, а глаза чернеют настолько, что даже раскаты молнии не способны отразить в них свет. Подступившая ярость больше не может ждать. И совсем скоро она окрасит землю этой подворотни в алый цвет.

Комментарий к Сижу болею, не в силах даже встать. Ну а что ещё делать? Поэтому вот вам ещё часть)

Ну и моя безграничная любовь, разумеется)

====== Часть 13 ======

Воскресенье следующего дня я провела под пледом. Завтра. Я пойду в больницу к матери завтра. Я прекрасно осознаю, что каждый её вздох может стать последним, но я просто выжата, как лимон. Выжата морально. У меня нет сил ни ходить, ни думать, ни с кем-либо разговаривать. Но одно я знаю точно: сегодня она не умрёт.

Несомненно, присутствовал и тот факт, который меня подбадривал. Вообще, я хотела видеть Наташу под боком в роли друга, а она, видимо, не зная, что делают в подобных ситуациях, перевоплотилась в какую-то сиделку. То укрывала меня каждые полчаса, то чай приносила, то интересовалась, не нужно ли мне чего, не дует ли мне из окна. Господь, ещё чуть-чуть, и я была уверена, что она предложить мне помочь сходить в туалет.

— Да расслабься ты. — Впервые за последнее время я улыбнулась, когда Нэт в очередной раз подкинулась с кровати и побежала делать бутерброды. — Просто будь рядом и всё. Мне больше ничего не нужно.

Ответом была добрая улыбка, но бутерброды эта несносная девица делать всё-таки пошла.

— А мне тост с сыром! — валяющаяся рядом Лина всё же решила воспользоваться моментом. — А лучше два.

На часах шесть утра. Рассматривая потолок, я лежу между спящими Линой и Наташей. Сна нет ни в одном глазу. В школу я сегодня определённо не пойду, но и играть в овоща, лёжа целый день на кровати, я тоже не хочу. Тихонько спустив с кровати ступни, я на цыпочках пробираюсь в зал. Быстро надеваю перевешенную через спинку стула одежду, накидываю лёгкий шарф, и практически беззвучно покидаю квартиру.