— Вы плохо знаете историю Земли, Ханс, — Хенк усмехнулся. — Сплошная эклектика. Вы перепутали все эпохи.

Слова Хенка прозвучали двусмысленно. Пододвинув к Хенку бокал с титучаем, Хархад негромко сказал:

— Минут через двадцать Шу получит нужную карту.

— Я предпочел бы получить свой курсопрокладчик.

— Ишь, какой мудрый со звезд, — не выдержал наконец перегонщик. — Что? Тебя потянуло к Стене? К этим безмозглым тварям?

Ханс, несомненно, имел в виду протозид.

— Я предпочел бы, чтобы вы называли их как-нибудь иначе, Ханс.

— Протозиды!

Само слово в устах Ханса прозвучало как ругательство.

— Почему вы не вернетесь домой, Ханс? Зачем вам сидеть на Симме?

Ханс презрительно рассмеялся. Он не собирался дискутировать с каким-то икс-обероном.

Какое-то время все молчали. Только мозопс по-собачьи встряхивался в корнях цикадоидеи и мерзко, не к месту, зевал, судорожно раздвигая мощные челюсти.

— Он омерзителен... — произнес Ханс с оттенком непонятного восхищения. Он имел в виду мозопса. — Он, конечно, омерзителен, но он наш. Он жил на нашей земле, он дышал нашим воздухом и пил нашу воду.

— Вы и ко мне испытываете отвращение, Ханс?

Перегонщик резко вскочил, и Хархад замер, готовый вмешаться в любую минуту.

— Я бы мог убить тебя, псевдохенк! — с ненавистью выдохнул Ханс. — Ты ждешь, ты прислушиваешься, ты присматриваешься к нам. Ты любезен, ты прост, а где-то рядом, благодаря твоим проклятым друзьям, три древние цивилизации уже поют отходную! Ты чужд нам больше, чем эта тварь! — Ханс ткнул кулаком в сторону сразу замершего мозопса. — Зачем ты пришел к нам? Кто тебя звал? Зачем на тебе человеческое тело?

— Любовь к своему, Ханс, не должна строиться на ненависти к чужому.

— Заткнись! — заорал Ханс. — Космос ворует у нас людей, мы привыкли к этому. Но зачем он подбрасывает нам псевдохенков? Разве к этому можно привыкнуть? Когда я впервые в своей жизни погнал пылевые облака к этим твоим тварям, мне говорили: «Зачем это тебе, Ханс? Пусть они сдохнут, эти твои первичники! Они же чужие, им на нас наплевать, они никогда никому не помогли, они никогда никому не протянули руку помощи. Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной». Это же дохлая зона, Ханс, говорили мне. Там все мертво от радиации, холода, там все убито гравитационными флуктуациями! Сейчас я вижу, что они были правы, не следовало подкармливать этих тварей.

«Ну да... Первичники... Дохлая зона... Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной...»

Хенк чувствовал: он впервые коснулся нити, которая могла привести к разгадке.

«Первичники... Дохлая зона... Ни одно разумное существо...»

Он улыбнулся и взглянул прямо в глаза оторопевшему от неожиданности перегонщику.

— Держу пари, — вспомнил он слова Челышева. — Придет время, Ханс, ты сам захочешь пожать мне руку.

— Не руку! — пришел в себя звездный перегонщик. — Совсем не руку! Какую-нибудь омерзительную псевдоподию!

«Первичники... Дохлый сектор... Нет, он сказал — дохлая зона... Впрочем, это все равно...»

Хенк встал.

Он не протянул руку бармену Люке, он не спросил его, где обещанная шляпа? «Я сам найду ее... На Земле...» Хенк торопился к Шу. Его подгоняла странная догадка.

Он шел к выходу, ступая прямо по доисторическим лужам.

Он боялся упустить кончик нити, так ко времени подброшенный ему Хансом.

Он сидел перед экранами, озаренный неярким светом. Мысль о том, что он покидает Симму, и может быть надолго, может быть навсегда, ничуть Хенка не тревожила. Он понимал Петра Челышева: таких, как он, псевдохенков следует держать подальше от настоящих людей.

Он опять подумал о Симме.

Не такая уж затерянная планетка.

Если раньше о ней знали в основном пилоты, почтовики да звездные перегонщики, то сейчас она на слуху у всего Межзвездного сообщества. Несколько крупнейших цивилизаций, затаив дыхание, ждут сейчас сообщений Челышева о передвижении протозид.

А протозиды не останавливались.

Булавочные очаги чудовищных, невероятных масс, безмолвные протозиды описывали сложную циркуляцию, выводящую их к единому центру, к квазару Шансон. Вселенная, конечно, большая штука, ее не так просто сломать, и все же...

На всех трех экранах перед Хенком крутились, как акробаты, ряды цифр. Низко выли вакуумные насосы. «Лайман альфа» пробуждалась. Вместе с нею пробуждался и Хенк. По крайней мере, находясь на «Лайман альфе», он ни от кого не зависел.

Впервые за много лет мысль об одиночестве не угнетала Хенка.

Но зачем он так тянет время? Он действительно боится того, что уже не увидит Симму?

Эта мысль его испугала. Он не хотел так думать.

Экран внешнего инфора вдруг вспыхнул. Диспетчер смотрел на Хенка с откровенной неприязнью:

— Как у тебя?

— Норма.

— Начинаю отсчет.

Хенк внимательно вслушивался в тревожный стук метронома. Этот стук означал: через пять минут он, Хенк, покинет Симму, через пять минут он, Хенк, может потерять последний шанс когда-либо вернуться на Землю.

— Где Челышев? — спросил он.

Из-за плеча диспетчера выглянул озабоченный Охотник.

— Петр... Еще одна просьба...

Хенк медлил, но Челышев, кажется, не собирался его торопить.

— Запросите Землю. Я хочу знать... — Хенк запнулся. — Я хочу знать... Там, на Земле, в моем саду... Жива ли там белая роза?..

Челышев хмуро покачал головой, диспетчер криво ухмыльнулся.

«Ты недешево нам обходишься...» — вспомнил Хенк.

— Линии связи перегружены, — ответил Охотник. — Мы начинаем эвакуацию архивов. Но я попробую через Цветочников. Обычно они не отказывают нам в таких просьбах. Правда, сама формулировка... Сад... Роза... Будет нелегко это сделать, Хенк, но я попытаюсь.

— Это следует сделать незамедлительно.

— От этого зависит нечто серьезное?

— Мне кажется, да.

— Для протозид! — не выдержал диспетчер.

И спохватился:

— Или для людей тоже, Хенк?

— Для людей тоже.

Луч локатора жадно щупал пространство, начиненное редкими звездами. Весь левый экран занимала Стена. Исполинская стена тьмы, в которой не существовало ничего. Исполинская стена тьмы, лишенная времени и пространства. Истинное и бесконечное ничто.

Гибель Крайнего сектора...

Миры, сжигающие друг друга...

А может, все не так? Может, все страшнее? Может, прав арианец Фландерс и протозиды действительно способны взорвать Вселенную?..

Хенк ясно представил, как это может быть...

Чудовищный гравитационный удар по квазарам, галактикам, шаровым скоплениям, чудовищный гравитационный удар по продолжающей расширяться Вселенной. Катастрофическое уменьшение, свертывание пространства, катастрофическое возрастание масс.

Конечно, там, на Земле, в глубинах Внутренней зоны, даже столь грандиозная катастрофа будет зафиксирована не сразу. Пройдут еще миллионы лет, а фон излучения будет оставаться практически прежним, и лишь потом, когда Вселенная, сжимаясь, сократится до одной сотой нынешнего объема, ночное небо над Землей вдруг начнет светлеть, пока не станет таким же теплым, как дневное сейчас. Еще через семьдесят миллионов лет наследники и преемники нынешних землян увидят небо над собой невыразимо ярким. Молекулы в атмосферах планет и звезд, даже в межзвездном пространстве, начнут диссоциировать на составляющие их атомы, а сами атомы — на свободные электроны и ядра. Космическая температура достигнет миллионов градусов, работа как звездного, так и космического нуклеосинтеза окажется уничтоженной. Мир, коллапсируя, рухнет в пространственно-временную сингулярность, в ту странную область, в которой нарушаются все известные физические законы и кривизна пространства—времени становится бесконечной.

Хенк оборвал себя.

Миллионы лет — это немало. Сейчас следует думать о сегодняшнем дне — о тех же Арианцах и Цветочниках, о том же океане Бюрге, обреченных на уничтожение.