Оскорбленный равнодушием отца принц, вместо обычного приступа жалости к себе, вдруг ощутил такую злость, что, не видя лучшего способа её выплеснуть, схватился за меч и вызвал на бой четверых воинов. Он свирепо махал мечом, уже не заботясь о технике, полагаясь лишь на слепую ярость, что поглотила все его мысли. Бойцы постепенно отступали. Сражайся Гланиэль с одним соперником, он наверняка бы убил его, но четверо противников остались целы, отделавшись лишь порезами, как, впрочем, и сам Гланиэль. Выпустив годами копившуюся в нем злость, он, сдерживая слезы обиды, дабы не позорить себя перед двором, вскочил на коня и помчался в степь, где его боль могли видеть лишь ковыль да ветер.
День
Жаркое полуденное солнце так жгуче припекало, а от хрустальной озерной глади так приятно веяло прохладой, что Гланиэль, уже час рыскавший по душному лесу, в одиночку охотясь на кабана, решил позволить себе освежиться. Стреножив коня, принц разделся и, аккуратно сложив вещи на берегу, нырнул в озеро. Студеная вода холодила кожу, ступни тонули в мягком иле, а у ног, сверкая серебристой чешуей, сновали мелкие рыбешки. Гланиэль, немного поплавав, вернулся на отмель и сел в воде. Прикрыв глаза от слепящих солнечных бликов на озерной глади, юноша нежился в прохладной прибрежной запруде. Дома ему никогда не было так хорошо. К слову, в родном замке принц не бывал уже больше недели.
Почти все лето Гланиэль провел в степи и лесах, охотясь на косуль и оленей, ночуя под открытым небом, а о вестях из дома и мира узнавая от торговцев и путников на восточном тракте. Домой юноша заезжал все реже и лишь для того, чтобы успокоить мать и хорошо накормить коня добрым овсом. С отцом принц больше не разговаривал. Теперь отца ему заменяло широкое небо над головой, замок — леса и высокие степные травы, друга — верный конь, любовницу — острый меч, а соратников — лук да колчан со стрелами. Он выбрал изгнание и в полной мере наслаждался им.
Мог ли его отец понять красоту звездного неба? Мог ли ронять слезы трепета пред величием рассветов в степи? Мог ли жить, довольствуясь лишь тем, что дает природа? Гланиэль многому научился: и ловить рыбу, хотя это занятие считалось ремеслом крестьян, и строить шалаши из травы и веток, и по звездам находить дорогу, он узнал, какие травы и коренья пригодны в пищу и для лекарств, а из каких можно получить сильный яд. Всему этому и многому другому его научили крестьяне и случайные спутники.
Понятно, что зимой придется отказаться от такой жизни, но Гланиэль твердо решил не возвращаться в замок. Пусть король сделает наследницей старшую дочь, принцу все равно. Он наймется охранником в какой-нибудь караван и поедет на восток, дальше степей кочевников, дальше гор, в сказочные страны, где круглый год лето, а белые берега омывают соленые воды океана. Или поедет на юг и будет служить кому-нибудь из крастских князей. Король точно будет в ярости, проклянет сына и отречется от него. Гланиэль улыбнулся своим мыслям.
Птицы в лесу весело трещали, конь, тихо шурша, щипал траву, мухи и пчелы мерно жужжали, а в высоких зарослях стрекотали кузнечики. Скрип натягиваемой тетивы нарушил пение дикой природы. Гланиэль медленно обернулся.
— Не бойся, дева. Я не причиню тебе зла, — беловолосый юноша чуть опустил лук. Гланиэль одарил кхарди злым взглядом и поднялся в воде.
— Ты видимо ослеп, дикарь, — нарочито небрежно бросил принц, выходя на берег. Кхардский лучник вновь натянул тетиву.
— Стой, где стоишь, прислужник демонов! — целясь в грудь обнаженному юноше, велел воин. Гланиэль замер.
— Что же ты медлишь? Я без оружия, как видишь. В кои-то веки дикарь может убить кунгуса, — принц усмехнулся. Лучник колебался, не смея выстрелить в безоружного.
— У тебя был шанс, — Гланиэль пожал плечами. — Поклонись Владыке от меня, — улыбнулся юноша и в этот же миг в воздухе появились четыре, сплетенных из тени, клинка, пронзивших тело кхардского воина. С севера подул холодный ветер. Небо стремительно темнело. Глаза принца горели алым. Крадучись, словно голодный хищник, он подошел к умирающему.
— Ты ведь здесь не один? — проводя рукой по ране на груди кхарди и слизывая кровь с пальцев, поинтересовался юноша. Тени за его спиной мягко стелились по земле, приближаясь к жертве, окутывая её холодными объятиями. Беловолосый силился что-то сказать, но на губах пузырилась кровь, а из горла вырывались лишь булькающие хрипящие звуки. Голубые глаза стекленели, подернутые пеленой смерти. Его сердце еще билось, когда тени накинулись на жертву.
— Можешь не отвечать, — усмехнулся Гланиэль.
Белая молния перечеркнула небо, а следом за ней с рокочущим треском прогремел гром. В наступившей звенящей тишине, рвя поводья, захрапела, вырываясь, лошадь. Небо глухо проворчало вслед за далекой вспышкой белого холодного света, на миг озарившего наступившую мглу. Гланиэль молча наблюдал за танцующими тенями, пожиравшими плоть кхардского юноши.
— Рушта хога [1], — приказал принц теням и направился в лесную чащу, туда, откуда доносился слабый запах костра.
Ветви царапали кожу, а опавшая хвоя и сухие травинки кололи ступни не потрудившегося одеться юноши. Тени догнали принца, когда тот нашел оставшихся кхарди. Вокруг костра, с беспокойством поглядывая на небо, сидели трое кхардских воинов и один лучник из улюнского племени. Лазутчики говорили тихо, но Гланиэль слышал каждое слово. Глаза сильнее полыхнули алым. Подстегиваемые вспыхнувшим голодом, все чувства обострились, и принц отчетливо мог расслышать шорох мышей под корнями деревьев. Улюн беспокоился об ушедшем на разведку товарище и предлагал двум кхарди пойти проверить, не случилось ли чего. Ему не нравилась внезапно пришедшая гроза.
— Её принесли не духи, — сказал улюн. — Я не слышу их в этом лесу.
— Потому что мы недалеко от города демонопоклонников. Духи не переносят демонов, — ответил один из кхарди.
— Нужно уходить отсюда. Давайте найдем Зелеида и уйдем отсюда, — молил лучник.
— Неужто грозы боишься? — усмехнулся другой воин.
— Её принесли не духи. Этого я боюсь.
«Правильно боишься», — подумал Гланиэль, сосредотачиваясь. Подойти ближе, не раскрыв себя, было уже невозможно, поэтому принц тщательно прицеливался, прежде чем послать три теневых клинка, каждый из которых насквозь пронзил кхардских воинов. Тени бросились вперед. Улюн вскочил с места, закричал и рухнул на колени, с ужасом глядя на тела убитых товарищей.
— Астар! [2] — крикнул Гланиэль, останавливая демонов. Он вышел на середину поляны и, создав новый клинок из тени, одну за другой отрубил головы кхардским воинам.
— Гарад девару [3], — разрешил теням юноша, а сам, сорвав мех с пояса убитого врага, вылил из него воду и наполнил кровью, густой струей льющейся из шеи беловолосого воина.
Гланиэль не пил кровь с начала лета. Почти сразу после ночи Дараса он сбежал из замка и пропустил все летние жертвоприношения. Каждый раз, когда его родичи распивали кровь у алтаря, его внутренности горели от жажды, а глаза то ярко вспыхивали алым, то темнели до густо-лилового цвета. Теперь пусть кунгусы загибаются от жажды, пока их принц жадно глотал теплую кровь.
Только утолив голод, юноша вспомнил про улюна. Лучник даже не пытался сбежать. Он так и сидел, спрятав лицо руками, и заливался горькими слезами.
— Как тебя зовут, — вытирая кровь с губ, спросил Гланиэль на общем языке.
— К-Кайя, — всхлипывая, ответил улюн.
— Я не убил тебя, Кайя, потому что улюны высоко ценятся у нас в качестве рабов. Ваш народ мы зовем «эла араш», что на нашем языке означает «хорошие рабы». И как твой новый хозяин, я приказываю тебе немедленно прекратить плакать, иначе пущу тебя на корм демонам, — Гланиэль грозно посмотрел на лучника. Тот судорожно вздохнул, но постарался успокоиться.
— Положи лук и стрелы на землю. Ты идешь со мной, — приказал принц. Улюн покорно выполнил приказ.
— Ступай впереди, чтобы я тебя видел. Дернешься, и мои демоны тебя до костей обглодают, — Гланиэль захватил головы кхарди и, держа их за волосы, отправился обратно к озеру. Улюн молча шел перед ним. Дорогу ему указывали стелящиеся по земле тени, почти сливавшиеся с землей в грозовых сумерках. Молнии сверкали все чаще и чаще. Первые тяжелые капли дождя упали на землю. Холодный ветер гнул траву и шумел в кронах деревьев. Очередной раскат грома пророкотал прямо над головой, и небеса разверзлись хлестким ливнем.
