Кстати, по поводу звания "гвардеец". Указом для воинов гвардейских соединений и частей установлены воинские звания от "гвардии красноармеец" до "гвардии генерал-полковник". Так с этого дня обозначалось в служебных удостоверениях и других документах. Эти звания присваивались навечно. Но, вспоминая те годы, я вижу, что так не получалось. Если, например, гвардейца переводили в негвардейскую часть, приставка "гвардии" исчезала. И сейчас немало ветеранов с орденами и медалями на груди, но без гвардейских знаков, хотя это почетное звание им было когда-то присвоено...

* * *

В этом же номере опубликован Указ о награждении работников Генштаба орденами Ленина и Красного Знамени. Среди них много знакомых: А. М. Василевский (в этот же день ему было присвоено звание генерал-полковника), С. М. Штеменко, тогда полковник, а после войны начальник Генштаба, и другие. Это награды за Московскую битву. Предложил отметить особо отличившихся генштабистов Сталин. Накануне он сказал Шапошникову:

- Всех наградили за Москву, а Генштаб забыли...

И вот Указ...

* * *

На фронт регулярно приходит пополнение, много еще не нюхавших пороху. Поэтому животрепещущей темой для газеты было воспитание стойкости. Сегодня как раз под таким заголовком опубликованы записки командира полка подполковника С. И. Азарова. Это прямой, откровенный, острый разговор человека, который на своем горбу вынес тяготы первого года войны. Да, пишет он, встречаются среди новобранцев те, кого трудно оторвать от земли во время атаки, те, кто кланяется каждой пуле, когда нужно и не нужно. Подполковник рассказывает, советует, учит: не каждый из этих бойцов безнадежен. Более того, считает он, нет среди них безнадежных. В каждом можно пробудить мужество, воспитать стойкость. Но здесь одни призывы, так называемая голая агитация не поможет. Он приводит примеры из боевого опыта:

Недавно один политрук роты предложил трех "ненадежных" бойцов перевести в тыл. Вряд ли нужно доказывать, что это линия наименьшего сопротивления и явное нежелание всерьез работать над воспитанием людей. Плавать учат на глубине. Воевать надо учиться в бою. "Я лично всецело одобряю инициативу другого политрука роты, тов. Прудникова, который считает своим долгом таких недостаточно осмелевших еще бойцов почаще посылать в наиболее рискованные операции, конечно, под наблюдением опытных товарищей. Бойца всегда нужно воспитывать так, чтобы никакие трудности и опасности не были для него в диковинку, чтобы они не обрушились на него, как снег на голову..."

К этой статье дана редакционная врезка: "Автор данной статьи подполковник Семен Иванович Азаров, командир N полка, пал смертью храбрых на поле боя. Статья для "Красной звезды" написана им за несколько дней до смерти". Самой гибелью в бою, подтвердившей правду каждой своей строки, он как бы оставлял завещание живущим и сражающимся...

* * *

Неделю тому назад Александр Поляков пришел ко мне и стал убеждать, что ему надо поехать на Северо-Западный фронт. Там сражаются "его" пять "КВ", которые он сопровождал с Урала до Старой Руссы и вместе с ними вступил в бой. Как они там? Нужно посмотреть, а быть может, и написать. Какой редактор не загорится такой идеей? А сегодня уходит уже в набор его корреспонденция "Пять "КВ". Мы узнаем, что на счету этой маленькой группы кировских броненосцев немало побед - уничтоженных немецких танков, орудий, сотни вражеских солдат и офицеров. О том, как они воевали, рассказали корреспонденту не только его старые друзья-танкисты и боевые донесения, но вмятины на броне танков от вражеских снарядов. Пришлось пережить танкистам и горькие потери: погиб политрук Харченко, ранены командир танка Чиликин, Кононов, Мащев, заживо сгорел экипаж Калиничева, о котором столько добрых слов написал Поляков в своих очерках "От Урала до Старой Руссы".

Ныне батальон, в состав которого входили уральцы, стал своеобразной академией фронтового опыта. В качестве преподавателей - знакомая четверка уральцев. Учеба проходит в ближайшем тылу, недалеко от передовой. Полигоном танкистам служит кладбище немецких машин, которое в расписании фигурирует под названием "Полевой класс № 6". Порой раздается и боевая тревога - и танкисты мчатся к передовой, чтобы отразить атаку противника...

И еще один материал привез Поляков. Однако это не корреспонденция, и даже не очерк, а новелла об одной удивительной истории из жизни этой пятерки. Называлась новелла "Трофей". После одного боя, когда экипаж "КВ" овладел деревней, к нему приблудился пойнтер.

- Собака, ребята, немецкая. Вот номер и надпись на ошейнике, проговорил Дормидонтов.

Все успели заметить на собачьей шее белый медальончик в форме щитка со штампованным номером и надписью...

- Так вот, ребята, - продолжал Дормидонтов, - за собакой буду ухаживать я. Командир уже разрешил держать ее в батальоне.

- Тогда давай ей кличку дадим, - предложил кто-то, и со всех сторон как дождь посыпались предложения:

- "Фашист", "Адольф", "Гитлер", "Геббельс" - и еще ворох имен в этом роде.

- Нет, ребята, это все не годится, - перебил друзей Дормидонтов. В его синих глазах замелькали веселые искорки. Притворно серьезным тоном он продолжал:

- Товарищи! Не к лицу собаке носить такое имя. Это же оскорбительно для нее.

Громкий взрыв хохота покрыл слова Дормидонтова.

- Так как же мы ее назовем? - забеспокоились танкисты.

- Знаете, как назовем, - заговорил опять Евгений. - Она ведь вместе с другим немецким имуществом нами завоевана. Это наш трофей. Так давайте и назовем ее "Трофей".

Дормидонтов приручил собаку. Ее научили таскать донесения, переносить пулеметные диски, обернутые тряпкой... И вот после одного боя танк Калиничева не вернулся на базу.

Долго ломали себе голову: что же делать? И вдруг кто-то в батальоне предложил послать "Трофея" через линию фронта поискать машину. Пойнтер нашел ее. Вернулся обратно с отрывком записки в зубах. А там было написано: "...хоть сколько-нибудь. Хотя бы с "Трофеем". Мы еще живы. Расстреливаем последние. Набили штук сотню гадов, не сдаемся и не сдадимся. Калиничев". Три рейса с дисками совершил к танку "Трофей". В третий раз он вернулся с опаленной в нескольких местах шерстью и запиской, прикрепленной к ошейнику:

"Дорогие товарищи! Спасибо вам, спасибо "Трофею". Вот какая собака! Она помогла нам подстрелить еще с полсотни кровавых собак. Прощайте ребята. Последние минуты. Обливают бензином. Умрем, но победа за нами! Передавайте привет родным. "Трофея" спускаем в нижний люк. Он такой. Он прорвется. Прощайте, Калиничев, Дормидонтов, Шишов, Соловьев". Вот на какой трагической ноте закончилась новелла!

* * *

И неизменно в номере небольшая статья Ильи Эренбурга. Называется она "Конец Габке". Писатель вывел на чистую воду брехунов из немецкого радио. В нашей газете было сообщение, что один из партизанских отрядов прикончил гитлеровского генерал-лейтенанта Габке. А немецкое радио заявило, что генерал-лейтенант Габке здравствует, и заклеймило "измышления советской печати". В эти дни одна из наших частей, наступающих на Харьковском направлении, захватила среди прочих документов надгробное слово пастора 294-й германской дивизии, произнесенное им на похоронах генерал-лейтенанта Габке. Со свойственным ему сарказмом Эренбург пишет:

"Следует предположить, что свою речь пастор произнес над мертвым генералом, а не над здравствующим. Таким образом, "измышлениями" занималось немецкое радио: оно уверяло, что Габке жив, а Габке в это время уже не мог протестовать - Габке лежал в холодной земле".

Для вящей убедительности писатель привел даже отрывки из проповеди пастора...

* * *

Должен вернуться к керченской катастрофе. Ничего в газете в те дни не было опубликовано; мы не объяснили, что же там произошло. Конечно, могут сказать: а стоило ли вообще рассказывать о том поражении? Не только стоило, но мы обязаны были это сделать. Ведь в более трагический период войны, когда советские войска отступали на всех фронтах, когда немецкие войска прорвались к Москве, газета не молчала, писала о неудачах и поражениях. Делали это иногда даже невзирая на строгие команды сверху.