- И вот ты здесь, один и без охраны, и если будешь плохо себя вести, то тут и останешься, – объявил ему Дубовиков.
Генерал лежал, скорчившись на земле и молча, слушал. Их было двое, и они были сильнее его…. Они были разведчики, а это о многом говорило. С такими лучше не спорить.
- Пора тебе узнать, как твоя дивизия воюет не на бумаге, а на самом деле, – продолжил Дубовиков – Узнать, как гибнут бойцы, которых ты, не задумываясь, посылаешь на смерть.
- Ты не ты один такой, незнающий, и повыше тебя чинами, учить любить свой народ приходится, – угрожающе усмехнулся Кокин, – просто сегодня твой черед настал.
Генерала подняли с земли, он получил очередной пинок в мягкое место и беготня к линии фронта продолжилась. Генерал на ходу соображал: до фронта километров пятнадцать, когда его схватили, было часа четыре, а первая атака была намечена на пять утра.… А дальше он ничего не понимал…. Про какую атаку говорят его захватчики? На утреннюю они опоздали, а на дневную… за это время весь штаб будет на ушах! А дальше он опять ничего не понимал.
Бежать по лесу, да ещё ночью, то ещё удовольствие. Генерал постоянно спотыкался и падал. Хорошо хоть луна хоть немного, но освещала их путь. Разведчики же бежали сквозь лес, как по столичному проспекту.
Когда до линии фронта осталось километра пять-десять, генерал в очередной раз обо что-то споткнулся и упал. Когда он увидел, обо что он споткнулся, и на что упал, он пришел в ужас – это был мертвый солдат. Лежал он тут давно и его труп «немного» разложился.… Генерал вскочил с него так, как не делал этого никогда в юности. А затем он увидел – вся местность была покрыта трупами солдат: они были везде. Перед генералом открылась жуткая картина, он такой, отродясь, не видывал…. Трупов было так много, что казалось, как будто, их кто-то скосил как траву и свез сюда. Здесь были пехотинцы, артиллеристы… Солдаты и комсостав… рядом виднелся полностью погибший расчет противотанкового орудия, лежащий в огромной воронке около своей пушки, перевернутой вверх колесами. Командир орудия с биноклем в руке, оказался под стволом орудия. Рядом с ним лежал заряжающий орудия, он крепко сжимал шнур выстрела. На горловине воронки лежали подносчики, так и не выпустившие из рук снаряды.
От зловония разлагающихся трупов генерала затошнило, а затем вывернуло наизнанку. Запах от тлеющих человеческих тел был невыносим. Ноги сами понесли генерала с этого страшного места, и вот когда он, несся мимо них, они неожиданно стали шевелиться и тянуть к нему руки… тут уж генерала обуял дикий ужас. Он понимал, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, но он то, это всё видел и даже обонял…. Все мысли и чувства ушли, а куда бежать от этого ужаса, он не знал, мертвые солдаты были повсюду…
И тут ещё один из них уставился на него и спросил: «Зачем ты всех нас убил?»
Генерал, не в состоянии отвести взгляд от его пустых глаз, начал пятиться от него. Снова за что-то запнулся и упал…
Когда он увидел за что он запнулся, ему стало «плохее плохого».
Это был труп санитарки, совсем молоденькой девушки. Похоже, снаряд разорвался около её головы, когда она, наверно, оказывала помощь раненому, и оторвал ей голову. Снаряд также порвал всю одежду на ней сверху, оголив молодое тело. Генерал был уже далеко немолод, многое повидал в жизни, и молодое женское тело его уже не очень то и интересовало... Но тут он увидел, как на её шее пульсировал малюсенькая венка, и кровь толчками вытекала из шеи...
- Совсем пигалица ещё, – пронеслась у генерала мысль.
Это было уже черезчур, сюрреализм происходящего ни в какие рамки, ни в какие понятия уложить было нельзя.
…Генерал потерял сознание….
Очнулся он уже на передовой.
Рядом были его сержанты, а в руках у него был автомат без магазина.… Прямо на генеральскую форму на него напялили красноармейскую гимнастерку.
- Ну что, генерал, сходишь с нами в атаку в пять ноль-ноль утра, и всё увидишь своими глазами, - сказал Кокин. – А то вы там в своих штабах, совсем забыли про нас, про солдат, как мы тут живем…
- И как мы тут умираем, – добавил Дубовиков.
- Знаю я как тяжело сейчас солдатам, – начал оправдываться генерал. – Но ведь война, и я должен взять это Полунино, должен посылать солдат на смерть…
- Я вот вспоминаю, что у нас на гражданке то же самое было, – вдруг совсем не к месту перебил его Кокин. – Наш председатель, тоже всё время наказами партии прикрывался, мол, нужно нашему родному государству помочь... А в 38-м его посадили, и не за политику совсем, а за обыкновенное воровство…
- А ещё у нас тракторист один был, - начал вспоминать Дубовиков, - так вот он трактористом стал, потому что это почёт. В начальники, из-за тупости его, ему путь заказан был, так он в трактористы и пошел.… Какие-то курсы закончил… Ему его трактор нужен был, чтобы в нём сидеть, и чтобы все это видели.… Красоваться любил, одним словом…
- Ну не скажи, - не согласился с ним Кокин, – за бутылочку в лес сгонять за сеном он был совсем и не против, или огород опять же распахать кому-то. За толику, совсем и не малую, тут он никогда не отказывался.
- За бутылочку да, – согласился Дубовиков. – С председателем они дружили, так что до поры до времени ему всё сходило с рук. И на работе своей, поэтому, не очень то, он и старался. За трактором совсем не следил, вечно он у него в ремонте был… Вечно либо масла недольёт, либо гайки у него сами раскрутятся…
- А я так думаю, не можешь управлять трактором, не лезь, – высказал своё мнение Дубовиков. – Не хочешь следить за трактором, не лезь им управлять, не хочешь думать, как он завтра будет работать, не лезь, если он для тебя, лишь средство наживы, не лезь…
- Его кстати тоже посадили, вслед за председателем, – невесело усмехнулся Кокин. – Движок у него в тракторе сломался, его вредителем и объявили...
Загромыхала наша артиллерия и разговор прекратился сам собой.
13 августа
Из архивных источников:
«В течение 13.08.42 г. дивизия сводным батальоном в составе 170-180 человек, это всё что осталось от дивизии, при поддержке всей огневой системы дивизии трижды атаковала противника, закрепившегося в деревне Полунино.
В 5°°, 1315 и 16°° и к исходу дня сводный батальон овладел траншеей, находящейся в 20-40 м от северо-западной окраины Полунино, а все свои огневые средства отвели на прежний рубеж. Противник, по-прежнему, оказывает сильное огневое сопротивление, занимая укрепленный узел Полунино, Галахово, Тимофеево».
В пять утра загромыхала артиллерия дивизии, и после того как она стихла, все пошли в атаку. После работы артиллерии на передовой заметно посветлело, и генералу стало понятно, куда надо наступать. Как они очутились на передовой за час с небольшим, он подумать не успел. Разведчики пристегнули магазин с патронами к его ППШ, и погнали его впереди себя. За то, что он, вместо того чтобы бежать и кричать «Ура», пытался объяснить, что он не простой пехотинец, а командир дивизии, и всех расстреляет за самоуправство, генерал несколько раз «получил в зубы» и успокоился. Спасти его было некому, поскольку никто из сводного батальона в лицо его не знал,… да и шумно было… и вообще не до него было.
- Ты сейчас не о том мечтай, как нас расстреливать будешь, ты сейчас думай, как тебе эти сто метров пробежать, ворваться к немцам в окопы, всех им там перестрелять и удержать позицию до прихода основных сил, – выдавая зуботычины, напутствовал его Дубовиков.
- И при этом ещё остаться живым, – добавил Кокин уже на бегу.
«Сто метров» это километры слева и справа, вперед и назад, и они представляли собой не столичный проспект, а сплошную дорогу смерти, на которой вместо фонарей яркие вспышки разрывов и рои трассирующих пуль. В окрестных деревнях разрушено было всё, не осталось ни одного строения вообще, ни целого, ни частично разрушенного, лишь кое-где ещё виднелись остовы труб от печей. Теперь, так любимый всеми, деревенский пейзаж напоминал лунный. Сплошные воронки-кратеры вокруг, между которыми тянулись рыжие полосы глины, вывернутой из земли гусеницами танков. Разбитых танков, одиночных и в группах, было так много, что это напоминало танковое кладбище. А всё остальное пространство между воронками и танками было заполнено стреляными гильзами, неразорвавшимися снарядами, обрывками бинтов, брошенным и сломанным оружием.… И повсюду: в воронках, около танков, прямо на голой земле лежали трупы и трупы, или точнее просто останки бойцов.… В самых разных позах… в тех, которых их настигла смерть.
