Она пошла по поляне, увлекаемая куда-то светлячками, «вот Аня будет завидовать, когда я расскажу ей это, она-то, наверное, никогда не видела светлячков». Оксана и сама их видела впервые, и от этого их очарование росло с каждым шагом. Постепенно поляна сменилась лесом и пошла в гору, и неожиданно светлячки закончились, и Оксана уткнулась в папоротники. А в папоротниках что-то мерцало намного ярче светлячков, ей стало жутко, она захотела повернуть назад, но любопытство оказалось сильнее. Она медленно пошла к большому желто-красному светлячку, стараясь идти так, чтобы большие листья не заслоняли его, она боялась, что если упустит его из виду, то упустит совсем. Он уже был близко, это был какой-то предмет из золота с большим красным светящимся камнем в центре.

«Ничего себе, как мне повезло», – подумала она. – «Прямо сказка какая-то». Она протянула руку к амулету, и он дернулся в сторону. «Что за черт», – выругалась она про себя и снова потянулась к светящемуся объекту. А он снова отпрянул от неё. «Да что такое, может это чья-то шутка? Тогда она несмешная», – думала она.

– Эй, кто там прикалывается? Покажитесь, – позвала она в темноту. Но темнота предпочла промолчать.

– Да что ж такое, – вслух подумала она. – Ну, пошутили и хватит, зачем так-то издеваться?

Она обошла светящийся предмет по кругу, осмотрела всё вокруг, но не нашла никого и ничего.

«Ладно», – думала она. – «Я поймаю эту хрень. Или она приведёт меня к тем, кто дёргает за верёвочку, и я выцарапаю им глаза».

И она вновь потянулась к амулету – он прыгнул от неё, она сделала шаг и снова протянула руку, чтоб схватить его, но он оказался быстрее. Она повторила попытку ещё несколько раз, но так и не поймала его, разозлилась, решила во что бы то ни стало его достать и прыгнула на него. Но он снова успел отскочить в сторону. Тогда Оксана пригнулась и побежала за ним следом. И чем быстрее и изобретательнее она старалась его поймать, тем быстрее и изобретательнее он от неё ускользал. И делал это отнюдь не по прямой, а в разных направлениях, но это она неожиданно поняла только в тот момент, когда в очередном прыжке настигла добычу. Оксана схватила украшение крепко обеими руками, его свет проступал между пальцами, просвечивал её тонкую кожу. Она ждала, что оно будет вырываться, но оно лежало в руках неподвижно. Ей было жарко и одновременно с этим очень спокойно. Она чувствовала смертельную усталость. Шевелиться не было сил, да и лежала она на чем-то тёплом, приятном, сверху её, как одеялом, тоже что-то укрывало. Так она и уснула.

Так крепко и сладко она никогда прежде не спала. И, похоже, уже не будет.

Её спустили к берегу, поставили на ноги в густую зелёную траву. Ноги не хотели её держать, и она непременно упала бы, но упасть ей не дали. В итоге она, связанная, стояла на коленях.

– О, боги, – произнёс Старший советник, – взгляните на эту колдунью, преступившую волю вашу и покусившуюся на порядок, созданный вами.

Он ходил кругами, то в одну сторону, то в другую, и читал длинную молитву.

– Сегодня именем вашим и устами наместника вашего мы предадим её воде, дабы была очищена от силы тёмной и принята в царствие подземное, как и положено всякому духу нечистому.

В это время на вершину холма из-за деревьев выехал всадник. Он остановился в тени деревьев. Редкие лучи, пробивавшиеся сквозь листву, играли бликами на его до блеска начищенной кольчуге и шлеме. Обеими руками держа поводья, он смотрел прямо на Оксану, но разглядеть его лица она не могла. Слишком далеко он был и слишком яркие блики играли на его шлеме. Но она знала – это он.

Она не слушала, что там вокруг неё болтает советник. Она была удивлена своим мыслям: после того как царевич отправил её на смерть, ей впору было сыпать проклятиями, но проклятий не было, было только тепло в груди. Тепло и воспоминания…

Она всё время ощущала холод, холод, с которым не могла расстаться. Она часто выходила на солнце, чтобы погреться в его лучах, иногда этот холод отступал, давая ей отдых и умиротворение. Холод исходил от золотого медальона на её шее. Казалось бы, что может быть проще – сними его и не мучайся. Но вместе с медальоном уходило ощущение жизни, жизнь как будто теряла краски, хотелось просто лечь и умереть. Не могла Оксана позволить себе этого. Наверное, всё дело в воспитании, которое она получила от родителей, лица которых сегодня не могла вспомнить. Но с детства ей говорили: «Не сдавайся! Учись! Работай! Только сильного ждёт успех». А лечь и умереть это слабость, она не понимала тех, кто говорил, что на самоубийство требуются силы. Так говорили люди, которые никогда бы не совершили подобное, потому что знали, что такое ответственность перед собой и другими. Отказаться от ответственности бывает сложнее, чем от жизни.

Ответственность. Она чувствовала, что в ней нуждаются, что только она способна помочь тем несчастным, которые вокруг неё собрались. Ей казалось, что она чувствует их боль, и эта боль обжигает её холодом через амулет.

И ей, возможно, было бы намного легче и приятнее в этот вечер, но её обнимали холодные руки.

Она стояла на холме к западу от её дома и смотрела на закат, на поля и редкие деревья. Поля простирались до горизонта по невысоким холмам. Это был самый высокий холм в известной ей округе. С его вершины отлично виднелись деревья, что росли в логах, у ручьев и реки. Также с холма прекрасно обозревалось поле, возделываемое её подопечными, и крыша её дома.

Также с холма она наблюдала лагерь из десятка шатров, что стояли на поле, до возделывания которого у неё пока не дошли руки. «Дармоеды», – отчего-то всплыло в голове слово, которым она никогда не пользовалась, и не пользовался никто из тех, кого она знала. Холодные же руки принадлежали главному дармоеду.

– Ты только представь, – говорил он ей с притворной нежностью слова, которые ей давно набили оскомину, она слушала их в разных вариациях уже много раз, – ты можешь жить в прекрасных хоромах с коврами из шкур дивных тварей, и десятки слуг будут ухаживать за твоей красотой. Оставь эту лачугу и будь моей королевой.

Солнце опустилось за горизонт, оставив кроваво-красную полосу, вся зелень полей стала синей, и цветы, что виднелись в зелёной траве, спрятались в синеву. Оксана так и стояла, смотря в горизонт. «Что предпримет это чудовище, когда больше не сможет ждать?» – думала она. – «И чего хочет на самом деле?»

Если ответ на первый вопрос ей был очевиден, и она не понимала лишь, что до сих пор его останавливало, то ответа на второй найти не могла. Конечно, она могла сказать, что ему нужен её медальон, на который он смотрел жадным взглядом. Но тогда что мешало ему расправиться с ней ещё в первый день? Найти себе женщину на ночь такой, как он, наверно, всегда сможет. А в то, что он просто своеобразен и просто влюбился в неё, она поверить не могла: судя по всему, такое чувство, как любовь, не входило в его добродетели.

Оксана перевела разговор.

– Помнишь, я рассказывала об обычаях моей страны? – говорила она.

– Конечно, я помню все, что ты говорила мне, я ловлю каждое слово, лишь бы исполнить твои желания, – продолжал он говорить с притворной интонацией ей на ухо.

– Тогда где кино, – возмущённо спросила она, поворачиваясь к нему лицом, – что ты обещал мне достать?

Его тонкие губы стали ещё тоньше и омерзительнее, в глазах вспыхнули злые магические огоньки. И в следующее мгновение он расплылся в широкой улыбке, оскалив удивительно белые зубы. Огонёк в глазах погас, но улыбаться они не начали.

– О, прекрасная, – сладко-сладко заговорил он, – когда просила ты подумать, я уезжал. И много времени общался я с заморскими послами и мудрецами. О том, что такое Кино, не знает никто в целом свете. И мне пришлось посетить мёртвые земли и спросить там, у вечных хранителей, что имеется в виду. И нам было открыто великое знание, и скоро все, что требуется для этого ритуала, прибудет сюда.