— Конечно, сир. Но, — он колебался. — Я могу говорить свободно?

— Пожалуйста.

— Магистр доказывает то, что не требует доказательства.

— Вы упрощаете, лейтенант. Вы чувствуете только ограниченные вещи. После моей коронации больше не будет охоты. Последний из Дельфьери будет принадлежать государству, телом и душой. Итак, в этот последний час я должен получить достаточно охоты на всю оставшуюся жизнь, потому что я никогда не войду в Узел снова. Когда я состарюсь, сидя со Сводом Законов в Большом Доме, я хочу помнить и вспоминать об этом. Он приостановился, размышляя. — Вы знаете сына покойного капитана Андрека – лауреата Омира?

— Только по репутации, сир.

— Омир написал эпическую поэму для моей коронации. Он скоро запрограммирует ее на большой компьютер с полной оркестровкой, чтобы передать в нужное время на церемонии.

— Это известно, сир, — заявил офицер осторожно.

— Как эпическая поэма может быть написана для человека, который достиг своего совершеннолетия и ничего не сделал?

— Омир пишет для вашей коронации, сир. Не для чего-либо. Не нужно ничего делать.

Оберон отмахнулся. — Это может быть чем-то вроде преимущества, чтобы никогда ничего не делать, — сказал он сухо, — и, может быть, даже степенью дурной славы. Все это может зайти слишком далеко. Я хотел бы оправдать эту эпическую поэму. Омир - величайший поэт всех тысяч Солнц. Я слышал предварительную запись. Она вызывает мурашки на моей коже. Я думаю про себя, я ли тот Оберон, о котором он поет? О, чтобы так владеть мозгом! Я бы лучше написал эпопею, чем убил бы крита. Когда я буду коронован, я думаю, что присоединю его напостоянно к Большому Дому, независимо от его желания.

Он повернулся к наблюдателю за телескопом с комбинационным рассеянием. — Отчет, — сказал он мягко.

— Восемнадцать километров. Устойчивый курс. Приближается, один километр в минуту. Речь наблюдателя дрогнула. — Сир, подтверждается масса в две тысячи сто килограммов. Это, вероятно - крит.

— Конечно, это – крит, — пробормотал Оберон. — Самый злой из криосуществ.

Лейтенант прервал его. — Зарядить носовые орудия, сир?

— Конечно, нет. Оберон взял свой шлем.

— Могу я собрать отряд с винтовками, чтобы сопровождать вас? — спросил лейтенант несчастливо.

— Нет. Оберон спустил шлем на грудь и закрыл забрало. — Остановите двигатели через пять минут. Его голос принял насмешливое металлическое свойство через интерком. И перестаньте потеть. Это раздражает меня.

— Сир, мы должны быть вне Узла в течение часа..

— Я знаю. Теперь прекратите это беспокойство с мелочами и займитесь делом. Как только я выйду, активируйте луч устройства позиционирования и приготовьтесь сфокусировать направление на самое злое существо, когда-либо появляющееся в Узле.

Лейтенант сдался. — Есть, сир. Он открыл внутреннюю дверь космического затвора, помог Оберону войти в тесную камеру, и закрутил люк, заперев его за ним.

Через несколько секунд Оберон выплыл из маленького корабля, и выхлоп его реактивного скафандра мерцал, постоянно удаляясь, впереди корабля. Он дал себе двадцать минут, чтобы найти и убить крита, десять минут, чтобы сблизиться с кораблем, и захватить луч устройства позиционирования, и последние тридцать минут, чтобы вывести Ксерол из зоны сотрясения.

Корабль исчез позади него в черных глубинах Узла.

Оберон осмотрелся в темном небытие и почувствовал внезапный трепет. Он был в центре мироздания. Он размышлял над этим. Вселенная расширяется. Непрерывно создается водород. Но плотность вещества остается постоянной - около одного протона на кубический метр. Это означает, что пространство также должно создаваться непрерывно. Где это новое пространство и новая материя впервые приветствуют вселенную? Как далеко от существующей материи, то есть, галактики, если возможно? Это местоположение - центральный район между галактиками. И где галактики появляются как группы или кластеры, это место в их центре, их Узле. Таким образом, пространство рождается из утробы Бездны и начинает жизнь в Узле.

Как странно, Узел! Здесь, в геометрическом центре этих Двенадцати Галактик, расширяющаяся вселенная рождает новое пространство, в условиях колоссальных родовых схваток, обширных сотрясений пространства, которые освобождают невообразимые энергии. И появляются странные формы жизни, чтобы питаться этими энергиями, и более странная жизнь охотится на эту жизнь. В нижней части жизненного цикла находятся урсекта, мельчайшие существа, такие как планктон в больших морях его родной планеты, Горис-Кард. Урсекта, в свою очередь, являются основным рационом более крупных существ, а они, в свою очередь, поедаются еще большими. И наверху этой пирамиды криосуществ находятся великие плотоядные животные, и самым опасным из них является крылатый паук - крит, быстрый, хитрый, ужасный.

Он посмотрел вокруг себя. Темнота была полной. Это не было удивительно. Узел был точкой в пространстве, далекой от материи в этой части Вселенной: центральной точкой огромного гипотетического додекаэдра, образованного двенадцатью гранями локального скопления галактик.

Отсюда отдельные галактики, каждая из которых находится на расстоянии более трех миллионов световых лет, были едва видны как туманные точки света. Он медленно перевернулся и посмотрел вокруг. Одну за другой он различил все двенадцать. «Над головой» была точка света, Домашняя Галактика, на расстоянии, не заметно отличающемся от своей спиральной соседки, Андромеды. Повернув голову, он нашел другие. В целом, три спиральных, шесть эллипсоидных и три неправильных. На самом деле было четыре неправильных, если считать обе Магеллановы. Но каждая, включая сами Магеллановы, принимают двойные облака как одно целое. Всего двенадцать. Завершенная Алеа.

Как раз, когда он смотрел, что-то закрыло точки света перед ним. И затем что-то длинное и липкое ударило его в бок и обмотало как кнут вокруг талии, там, где оно зацепилось. Огромное паукообразное насекомое пыталось связать его в сети перед тем, как приблизиться. Но он был готов к этому и сразу обрезал концы пряди. И затем другая нить поразила его и еще одна. В течение нескольких секунд он усердно работал ножом.

Наконец освободившись, он поспешно осмотрел свою сферу.

Всю ее заполнил крит. Несмотря на свой термокостюм, Оберон внезапно почувствовал холод.

Он прицелился, наведя перекрестие нитей гладкоствольного охотничьего ружья. Существо должно быть поражено в тело. Попадание в крыло было хуже, чем промах. Когда металлические шарики проникают через хитиновую оболочку тела, они обеспечивают ядра, которые сразу кристаллизуют уже переохлажденные жидкости тела животного. Ужасное существо немедленно превращается в замороженную статую, которую можно отбуксировать в Горис-Кард для рассечения и сборки.

Он выстрелил. Как раз, когда отдача перевернула его кубарем, он понял, что выстрел поразил именно крыло.

И затем что-то нанесло ему мучительную рану в ноге. Замерзшие брызги его собственной крови забрызгали его шлем. Он резко повернулся, чтобы снова выстрелить. Но его реактивный скафандр был поврежден. Он вращался по сумасшедшей дуге. Прицелиться было невозможно. Он снова получил тяжелый удар - в спину. Нить свернулась вокруг его ружья и вырвала его из рук. Крит пытался убить его так, чтобы он заморозился. После этого его могли утащить к некоему удаленному паутинному логовищу и там съесть на досуге.

Но как только он смирился со смертью, он услышал настойчивые голоса в своих телефонах и почувствовал, что вокруг него идет стрельба. Хантир и лейтенант последовали за ним и стали свидетелями его унижения. Прежде чем он отключился, он всё проклял.

Они оживили его на борту. Он взглянул на белое лицо Хантира и сумел резко прошептать. — Я сказал вам не следовать за мной.

Помощник беспомощно жестикулировал. — Сир, мы должны были пойти за вами. Сразу после того, как вы ушли, лейтенант получил пересмотренную оценку времени сотрясения пространства от компьютерной вещательной компании станции Узла.