Чарльз Л. Харнесс

Кольцо Риторнеля

Перевод с английского Белоголова А.Б.

Кольцо Риторнеля создает будущий мир ужаса и красоты, населенного замечательными персонажами, такими как Омир, поэт, лауреат родной планеты, Горис-Кард, и его брат Джимми, который находится в ловушке между противоборствующими силами Риторнеля и Алеа, будучи сопротивляющейся пешкой в будущем своей Вселенной. Это научно-фантастический роман самого творческого, поэтического и стимулирующего рода, и в то же время захватывающая аллегория рождения и возрождения, жизни и смерти, создания и воссоздания.

1. Жребий брошен

— Магистр, — почтительно, но твердо сказал капитан, — я не повезу вас дальше. Сейчас мы находимся далеко за пределами опасной точки, и нам еще предстоит обстреливать зверя.

Молодой человек в простой синей тунике улыбнулся. — Вы крепко сжали челюсти, капитан, и у вас бледное лицо. Вы боитесь?

Капитан Андрек изучал своего гостя с прямой честностью. Он нашел такое холодное высокомерие и смутное беспокойство, того, кто едва достиг совершеннолетия. Это, по его предположению, было следствием столетий предков, привыкших командовать. Темные, безжалостные глаза молодого человека имели поразительную мистическую силу; он не носил никакого украшения ранга или значка власти, и он в них не нуждался. Капитан вкратце подумал о своем происхождении и знал, что нет никакого сравнения. Из поколения в поколение Андреки отдавали свою долю профессиональных мужчин для продвижения своей части цивилизации: военные, врачи, адвокаты, художники, даже богословы для храмов. Капитан с огромным уважением относился к ненасильственным профессиям, но он любил космос и, как говорили некоторые, опасность и был счастлив в действии и в бою. Он давно смирился с вероятностью того, что он погибнет на службе. И все же, сейчас, когда момент был понятен, он был потрясен. Все было неправильно. Это был неправильный способ умереть. Кроме того, он был совершенно непривычен к такому грубому столкновению воли. Он не знал, как с этим бороться. Тем не менее, прямой вопрос был поставлен перед ним, и он должен был попытаться ответить на него.

— Боюсь, сир? Я служил с вашим отцом при зачистке террористов. После того, как он умер, я служил вашему дяде, Регенту. На следующей неделе, после вашей коронации, я надеюсь, что мне будет оказана честь, служить вам, как и им. До сих пор, сир, никакой Дельфьери не спрашивал меня, боюсь ли я. И до сих пор, я не боялся. Но теперь... Да, сир, я боюсь, что вы можете не возвратиться из этого охотничьего путешествия. И это - большой страх.

— Я дал вам прямой приказ, капитан.

Офицер стоял молча.

Внезапно другим офицерам и экипажу стало ясно, что в этом конфликте между двумя личностями была непреодолимая сила, чьей прихотью был закон Домашней Галактики, которая, наконец, встретила неподвижный объект - их капитана. И было также ясно, что такого рода вещи никогда раньше не случались с молодым человеком в синей тунике. Сначала он был слишком удивлен, чтобы сердиться. Даже когда он пережил свое удивление, он все еще не был зол; только логичен.

— Капитан, вы правы в одном. У нас заканчивается время. Но след горячий. Теперь или никогда, поскольку я никогда не смогу приехать сюда снова. Вы будете действовать по приказу, или я пристрелю вас за мятеж. Его речь была почти легкомысленной. Капитан Андрек, обычно не склонный использовать прилагательные в своем мышлении, в настоящее время предавался странным образам, и он считал свои собственные психические процессы смешанными очарованием и удивлением.

На протяжении его долгой карьеры в военной флотилии Лиги смерть была очень личным и близким спутником. Его жена (которую он обожал в то время, когда она была жива) называла смерть его любовницей. Это озадачило его. Он всегда считал смерть условием своей жизни, но никогда, как он думал, активно не искал ее. На службе были правила о смерти. Всю свою жизнь он следовал правилам. Он был верен своему договору со смертью, и ему никогда не приходило в голову, что, наконец, смерть будет предательской. Иногда она была жестокой (он часто задавался вопросом, умрет ли он, крича), но, по крайней мере, его собственная смерть должна быть явлением, направленным исключительно на него, и в котором он будет играть жизненно важную роль. И теперь это. Смерть по умолчанию. Он надоел смерти - если она, вообще, заметила его. Это был фарс, глупая пьеска без заслуги или акцента, случайная встреча между незнакомыми людьми. Смерть не сверкала; смерть была бессмысленным чурбаном.

Он подумал о своих сыновьях. Поэт Омир - странный. И Джимми, логичный, в его еще подростковом возрасте. С этого момента им придется заботиться друг о друге.

Он спокойно смотрел на потрясенные лица подчиненных, затем сказал лейтенанту: — Если меня убьют, то это ничего. Но уберите отсюда корабль, быстро.

Молодой человек в синей тунике кивнул своему помощнику. — Хантир, убейте его.

Хантир был крупным человеком, но быстрым и нервным в своих движениях. У него не было ни одной тяжелой мягкости, которая часто сопровождает большое тело. Его лицо содержало больше хитрости, чем интеллекта. И это было подвластное лицо, которое откровенно черпало свою сущность из молодого Магистра, тем самым приятно освобождаясь от личных суждений и выбора между моральными ценностями. Капитан Андрек задался вопросом, где Оберон подобрал его. Ассоциация, казалось, отражает некоторую секретную зловредность в собственном менталитете Оберона и предвещала зло для его приближающегося правления.

Хантир начал вытаскивать свой биэм.

Молодой человек нахмурился. — Не биэм, вы, дурачок. Он не будет стрелять в области Узла.

— Извините. Хантир заменил биэм, достав плавным движением, гладкоствольное охотничье оружие и выстрелил. Капитан Андрек пошатнулся к стене помещения, сжимая свою грудь. Там он медленно начал всплывать в невесомости. Кровь окружила аккуратную дыру в рубашке около его сердца.

Оберон вздохнул. — Уберите его.

Двое рядовых, щелкая подошвами магнитной обуви, приблизились к трупу и затолкали тело в комнату пилотов.

— Лейтенант, — сказал молодой человек ближайшему пораженному человеку. — Вы признаете мои приказы?

Как раз в этот момент части мозговых процессов лейтенанта заклинились, перепутались, а другие части стали бесчувственными. Ничто в его голове, казалось, не мешало, не пыталось схватить или не удерживалось. Ничего подобного никогда не возникало в классных комнатах Академии. Однако его конечная реакция, хотя и не по учебнику, все же обещала выживание.

— Да, сир, — прошептал он.

— Хорошо. Какая последняя информация о сотрясении пространства?

— Время все еще ох, семьсот.

— Вероятность?

— О, ноль восемьдесят девять. До двух десятых, сир.

— Вы когда-либо были в сотрясении пространства, лейтенант?

— Нет, сир.

— Вы знаете кого-либо, кто был когда-нибудь в сотрясении пространства?

— Да, сир. То есть, я знал их раньше...

— До того, как они погибли во время сотрясения, вы имеете в виду?

— Да, сир.

— Ксерол очень крепкий маленький корабль, лейтенант, специально построенный. Он должен резонировать с длиной волны сотрясения.

— Да, сир.

— Но ведь вы не верите в это, не так ли?

— Я верю, что Ксерол крепок и специально сконструирован, сир. И что он может даже резонировать. Но космическое сотрясение походит на живое существо, сир, противное и капризное. Оно может не вибрировать на предусмотренной частоте. Или это может начаться с правильной частоты, а затем измениться на другую. Физики на Узловой станции иногда ошибаются. И если позволите, сир, они покинули станцию два дня назад.

Оберон рассмеялся.

— Если меня это беспокоит, — сказал лейтенант, — это касается не корабля, или меня, или экипажа.

Оберон нахмурился. — Давайте не будем об этом снова. Теперь, если бы вы помогли мне в этом деле.