Солнце уже давно поднялось над горизонтом. А Михель всё сидел на берегу.

Ждал.

Вот всплыл на поверхность его нарядный камзол, поднимая за собой из глубины мутный кровавый след.

Не шелохнулся Михель.

Вот всколыхнулась волна, вынесла на песок отцовский нож. Проржавело блестящее лезвие, обломалось посередине – словно полвека лежало оно на дне речном.

Поднимайся, Михель, иди домой. На тебе ли, тобой ли, но закончилось проклятие. Больше не будет плыть над водой колдовской голос, не станут умирать люди, растает заговорённое серебро, впитается в песок.

Потом, лишь потом своим будешь ты зарабатывать хлеб насущный.

Но не двигается Михель. Смотрит на реку. Будто забрала она и забыла вернуть что-то важное и очень дорогое для него.

К полудню лениво шелохнулась водная гладь. Поднялось на поверхность что-то белое, закачалось на волнах, словно в колыбели.

И лишь тогда вскочил Михель, бросился в воду по пояс и вынес на руках Иванку в берёзовом венке. Тихо-тихо лежала она в его объятьях, словно спала. Мокрая русая коса расплелась, светлая улыбка застыла на бледных губах.

Бережно, стараясь не разбудить, понёс Михель любимую прочь от реки.

К дому.

Конец