Не в том я была положении, чтобы говорить нет. Я слабо кивнула, не зная, что ещё сказать. В голове была полная каша, меня вдруг начало знобить от всей навалившейся информации. Осознание, что мы с Машей остались одни, ввергало в ступор. Мы сиротки. Без крыши над головой, без родителей, хоть те и были пропойцы, но их, как говорится, не выбирают. А теперь в один день мы вдруг стали предоставлены самим себе. Ведь я когда-то мечтала о подобном. Так отчего же было так тяжело на сердце? Игорь и Маша ушли, а меня накрыло волной паники за наше будущее, и я ещё долго лежала и смотрела в потолок, думая о том, что нас теперь ждёт. И чем больше я думала, тем страшнее становилось. Недаром говорят, у страха глаза велики.

На четвертый день меня выписали из больницы. Бинты с рук не сняли, и повязки необходимо было менять раз в день, обрабатывать антисептиком, руки не мочить. Для девушки, которая привыкла все делать сама по хозяйству, мне такие перемены грозили чередой проблем. Но Игорь заверил меня, что у него все под контролем. Он обзавелся новой электроплиткой, микроволновой печью, и быт они с Машей уже наладили. Мужчина просил не переживать из-за подобных мелочей, говорил, что мои руки совсем скоро заживут, а пока за это время окончательно окрепну.

Из больницы мы поехали прямиком на кладбище. Игорь сам организовал скромные похороны. Хотя, что там было организовывать. Два закрытых гроба и небольшие вырытые могилы на окраине кладбища под Воронежем. Священник отпел родителей прямо там. Маша всю церемонию стояла с отстраненным видом, не знаю, понимала ли она что-то, но я не хотела ей ничего объяснять. Может быть, потом, позднее мы поговорим с ней об этом. Но не сейчас. И себе я запретила горевать и убиваться по двум близким людям, которые дали нам с сестрой жизни. И по своей глупости едва не отняли. Себя погубили и чуть нас за собой не утащили в холодную и сырую землю.

Погода все ещё стояла тёплая, мы вышли за пределы кладбища, на сердце у меня по-прежнему было тяжело и неспокойно. Я так и не придумала, куда бы могла податься с Машей, чтобы сестру у меня не отобрали, а разрешили над ней опеку. Отсутствие жилья уменьшало мои шансы получить опеку. В общем, я была не особенно подкована в этих вопросах. А обращаться в органы опеки было очень страшно. Маша не заслуживала того, чтобы переехать жить в детский дом.

– Заедем в магазин и поедем домой, – Игорь открыл заднюю дверь своего большого внедорожника.

Мы забрались с Машей на сидение. Сестра по-прежнему молчала и вела себя на удивление очень тихо. Я не стала спрашивать у неё, о чем она думала и просто отвернулась к окну, обнимая ее маленькие плечики. Маша внезапно сильно прижалась в ответ своим тельцем ко мне и зарылась личиком в моих волосах.

– Я так рада, что ты жива, – сказала она тихо, шепотом, чтобы Игорь нас не услышал, а у меня внутри все задрожало, и на глаза слезы навернулись. – Ты же не оставишь меня больше, Аня?

Эти ее простые слова, будто на поверхность меня вытолкнули, и я полной грудью вдохнуть смогла впервые с того страшного дня, не чувствуя боли. Как можно было не любить это маленькое сокровище, которое было и есть для меня самое ценное в жизни? Я погладила Машу по спине.

– Никогда! – заверила я ее.

Встретившись с взглядом Игоря через зеркало заднего вида, я смахнула рукой слезу и поцеловала Машу в макушку, похлопывая по спине.

Мы справимся, мы обязательно со всем справимся. И переживем все испытания. Но я ни за что не оставлю Машу и никому ее не отдам. Если нужно и брата маминого разыщу. А если и нет, то тоже что-нибудь придумаю. Какое-то время мы смотрели с Игорем друг другу в глаза через зеркало заднего вида, а потом я отвернулась. Мне по-прежнему было невдомек, зачем мы ему сдались. Уж больно красивая сказка, но только мы с Машей не похожи на принцесс.

Игорь и Маша поехали кататься на лодке, пока стояла хорошая погода, а я отказалась от прогулки, сказала, что хочу отдохнуть. Однако желание посмотреть на руины собственной жизни оказалось слишком велико. Едва Игорь с Машей покинули дом, я оделась и тоже вышла на улицу. Ноги сами привели меня к нашему дому. Теперь же от него остались горстки пепла и руины. Подошла к тому месту, где буквально несколько дней назад мы жили всей семьёй. Хотя, как семьёй? Ее давно уже не было. Смотрела пустым взглядом на черную сажу и серый пепел и представляла наш дом, думала о родителях и ощущала себя в это мгновение глубоко одиноким человеком. Пустым сосудом.

Наш дом был последним в поселке, огонь не успел переброситься на соседний дом, что находился по правую сторону, в нем жил Соломон. Но немного досталось деревьям, что росли неподалёку с левой стороны. Удивительно, что огонь не пробрался вглубь леса. Либо пожарные расчёты вовремя подоспели. Как бы там ни было, все могло быть во много раз хуже. И я рада, что, кроме нашей семьи, больше никто не пострадал. Мне бы не хотелось такого ужасного исхода ни для одного из жителей. Стоя на пепелище, я вдруг явственно осознала, что не хочу больше оставаться в посёлке. И пусть снять жилье в этих местах было выгодно и дешевле, нежели в городе, но порвать со всеми воспоминаниями и всем, что приносило душевные терзания, было самым правильным решением. Я могла бы обратиться в администрацию района за материальной помощью, но, когда эти малые крохи денег дойдут до меня? Пока Игорь был здесь, и Машу можно было с кем-то оставить, я собиралась съездить в город и все узнать, возможно, подыскать нам комнату на первое время. Попросить Игоря помочь нам с оформлением всех документов в органах опеки. Ведь как-то же он договорился, что Машу не забрали в детский дом в тот же день? Наверняка, без денег не обошлось. Деньги… Кругом все, и вся зависело только от них! И как бы не было неудобно просить Игоря помочь, мне больше не к кому было обратиться за советом. Вспомнив о добрых глазах мужчины и его заботе о Маше, я почувствовала, как внутри снова что-то зашевелилось, и на душе сделалось тоскливее пуще прежнего. Мысли о том, что он мог оказаться извращенцем, отпали сами собой, он был слишком… порядочным. Даже если вдруг это окажется не так, по крайней мере, он не показывал своей второй сущности. Но его симпатия и привязанность к моей сестре не остались мною незамеченными, и для меня такое отношение к чужой маленькой девочке о многом говорило. Хоть я и не понимала, почему они так тянулись друг к другу. И что греха таить, на данный момент времени он – приезжий незнакомец – оставался единственным человеком, который протянул нам руку помощи и не оставил в беде. Ума не приложу, откуда брать деньги, чтобы рассчитаться с ним за лечение, за похороны родителей, за продукты и одежду, что он купил для Маши и меня. И главное, ради чего он все это делал? Неужели такие люди – бескорыстные и с большим добрым сердцем – еще существовали?

Я немного погуляла по лесу, а когда начало смеркаться, то вернулась домой. Игорь и Маша сидели на кухне. Мужчина чистил картошку, а Маша помогала ему, о чем-то увлечённо рассказывала, смешно жестикулировала и на вид выглядела очень счастливой. Я не ревновала сестру к этому человеку, но видела, что он ей очень нравился, что они нашли общий язык. Маша тянулась к Игорю. Замерев в дверях и оставаясь незамеченной, я рассматривала лицо Соломона. Сколько ему лет? Тридцать пять? Около сорока? Уверена, что не больше. Но все равно намного старше меня. И будто почувствовав на себе мой пристальный взгляд, Игорь обернулся, отложил нож в сторону и поднялся со стула, вытирая руки о полотенце.

– Гуляла? – только и спросил он, бросив в мою сторону взгляд.

Мне почему-то стало неловко, когда он задержал на мне свои темные глаза. Я коротко кивнула в ответ и отвернулась.

– Аня, мы с дядей Игорем поймали большую рыбу. Тебя ждали, чтобы пожарить ее к ужину, – я улыбнулась, подошла к Маше и обняла девочку. – Ты где так долго была? Пуховика не видела? Его уже второй день нет… – расстроено протянула сестра.