Мы добрались до лагеря в поздних сумерках. Горняки сидели вокруг костра и пили чернильного цвета чай. Рассказ о наших злоключениях был воспринят спокойно, как нечто обыденное. Только после чаепития один горняк – Чеботарь – как бы очнувшись, сказал: «Это Яман-дере, “злое ущелье”. Знаю я те места. Лет десять назад мы там канаву проходили. Однажды поехали чёрт-де куда за пойлом, а там только одеколон – “Пингвин” называется. Ну и «напингвинились» до зелёных соплей. Наутро чуем: труба. Один глаз открыть – и то невозможно. Лежим, помираем. Вдруг подваливает какой-то казах на кобыле. Оказалось, он хотел водку на телогрейку выменять… Похмелились… Спасибо. Не дал помереть».

По общему мнению, Чеботарь был человеком абсолютно положительным, несмотря на то, что в минувшем году дважды отсидел по пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Как видно, хорошему человеку шайтан помог, причём в самом главном: не дал помереть с похмелья. Яша ежегодно менял двух женщин. С ним тоже всё ясно – вероятно, из-за него мы и перевернулись. А что же мне делать с собой? Как расшифровать ту шараду, что привиделась в воронке? Осмысление прошлого? Предсказание? Предупреждение? Бессонная ночь висела надо мной равнодушными звёздами. Разум отказывался искать логическое объяснение, а в душе я чувствовал такую же холодную растерянность, как во сне у водопада.

Сделав в спальнике пятый оборот вокруг своей оси, я решился на крайний шаг. Я вылез из мешка, отколупнул ножом Яшин тайник и извлёк оттуда флягу с водкой. Сто грамм выхлебал, как воду. Истину не нашёл, но стало немного легче.

Так кто же я?

Может быть, шаман?

В окно ударил порыв ветра. Он дул с гор, раскачивая высокие тополя.

Ко вторнику Дмитрий отредактировал и распечатал текст. Правок, как и раньше, оказалось немного. И, как и неделей раньше, в пол-одиннадцатого он вышел из дому.

На этот раз Валериан Юрьевич не спешил. Только к двенадцати он, чем-то недовольный, присел к столу.

– Что случилось? Таким я вас ещё не видел, – неожиданно обеспокоился Дмитрий.

– Да, у меня проблемы. Но мои.

– Тысячу извинений. Просто ваше состояние бросается в глаза.

– Я почти всегда такой. А тот, кого вы видели раньше – это размякший от отдыха курортник… Итак, вы… О! Успехи поразительные! – воскликнул Валериан Юрьевич, бросив взгляд на первую страницу. – Жаль, что вы не пытались заняться этим двадцать лет назад.

– Да вы ещё не читали! Смысл, нужный вам, дальше.

– То, что надо, я вижу сразу. Мне достаточно первого абзаца.

Он засунул бумажки с рассказом в карман и снова достал сто долларов.

– Вы заслужили больше, так что с меня причитается. А теперь… Увы, у меня мало времени, – произнёс Валериан Юрьевич, мелкими торопливыми глотками допивая кофе. – Как я вижу, у вас свой компьютер. Вот вам мой электронный адрес. Как-нибудь на досуге пришлите на него свои рассказы.

Он поднялся, протянул салфетку с адресом и, уходя, бросил через плечо: «Встретимся через неделю».

Дмитрий не успел даже поблагодарить его.

В ранних сумерках разразилась гроза. Она оказалась «сухой». Молнии азартно лупили по северной части небосвода, потом стали вспыхивать с оглушительным треском над головой. Прохожие прятались в магазины или, согнувшись, бежали до ближайших крыш. Но ни одной капли дождя так и не упало. Звуки грома вскоре превратились в глухое икание – и гроза смолкла на полуслове.

Пережидая непогоду под навесом, Дмитрий выпил вторую за день чашку кофе и теперь ругал себя за эту вольность. Желудок, спокойно терпевший кофе в летний зной, стал внезапно напоминать о себе. Пришлось зайти в попутную аптеку.

Когда во дворе стихли голоса самых неугомонных детей, он сел за стол. Голова казалась чистой, как в давно забытые времена студенческой молодости. Сначала Дмитрий отправил по электронной почте свои рассказы. Затем выключил лампу. И память сразу же открыла одну историю, когда, завершив двадцатикилометровый маршрут, он долго и безуспешно ждал машину. Она, конечно, сломалась – иного объяснения быть не могло.

Боже, да ведь это случилось сто лет назад!

Я сидел второй час у заросшего просёлка. Маршрут был трудный. Я пересёк шесть логов по «живым» гремучим осыпям, ободрал руки, падая в проклятом карагайнике, и напоследок продырявил сапог. Я спешил к последней точке маршрута, где меня должна ожидать машина. Но её не было видно.

Неделю назад на спуске с перевала у нашего «Уазика» сбежало колесо. Ещё месяцем раньше мы выходили «нюхом» на лагерь, продираясь по густой степной ночи, а машина висела с сухими тормозами на трёх березах возле обрыва. И вот я сидел и думал, в какую ловушку на этот раз угодил наш «Мерседес».

Солнце пересекало горизонт. Тепло ещё дышало в выгоревшей траве, но с первыми звёздами оно оторвётся от земли и улетит с горным ветром вниз, в большую долину, оставив взамен к рассвету паутинный ковёр изморози. На пороге осень. Вот и бараны «на юг» собрались – красивым клином обречённо бредут по склону. Их несоразмерно огромные тени навевают тревогу скорой зимы.

Я поймал себя на мысли, что ничуть не беспокоюсь о предстоящей ночи. Почему-то совсем исчезла усталость. Я знал, что через минуту встану и, даже не торопясь, за шесть часов дойду до лагеря. У меня остались два сухаря и банка тушёнки. Для одной ночи достаточно.

Я ещё раз глянул на «улетающих» в тёплые края овец. По направлению овечьего «клина» внезапно открылась юрта. Хорошо заметная при низком солнце, днём она, вероятно, казалась серым неприметным бугорком.

Решение пришло сразу. Я бросил рюкзак с молотком на середину дороги и воткнул рядом длинную палку с запиской. Стойбище было невдалеке, и я надеялся услышать сигнал автомобиля.

Вот и юрта. Возле неё сидела одна-единственная грустная собака, не желавшая почему-то подавать голос. Я подошёл к ней. Она отвернулась и неохотно тявкнула.

Вышла девчонка лет одиннадцати, казашка, но с широко открытыми глазами.

– Я тебя видела на дороге и уже хотела идти и позвать тебя в юрту, – сказала она, открывая передо мной полог.

Мы залезли внутрь.

– Ты одна здесь?

– Да. Но только на два дня. Ата завтра к вечеру вернётся. И отвезёт потом меня в школу… А ты геолог?

– Геолог. Машину жду. Наверное, опять сломалась.

– А ты оставайся у меня.

Айшат – так звали девчонку – принесла мне хлеб, сыр, айран и села напротив меня. Она была неподдельно рада случайному гостю. Её взгляд просил моих слов и откликался на каждый мой вопрос, и уже по выраженью её глаз я предугадывал ответ. Я стал вспоминать разные истории, что случались в нашей геологической жизни. И рассказал для начала одну, месячной давности. Она почему-то казалась мне смешной.

Однажды мои горняки едва не довели до кондрашки двух казахов с автолавки. Автолавка – это такая машина, которая развозила по кочевым стойбищам продукты первой необходимости. Ездила она, кажется, всего три раза в сезон. Крепкие напитки не входили в набор предметов первой необходимости, но продавцы автолавок всегда нелегально брали в рейс несколько ящиков водки, покупая её, скорее всего, в самых обычных магазинах. Горняки об этом знали. Они сидели «по уши» в шурфах вдоль такого же глухого просёлка, петляющего по безлюдной степи, – а тут, на свою беду, эта самая автолавка. И поскольку горнякам всегда хотелось выпить, они разом выскочили «из-под земли» и кто с кайлом, кто с лопатой бросились наперерез машине. Излишне уточнять, что кайло в руках профессионала – надёжнейшее орудие убийства. Автолавка всё-таки смогла удрать, по целине, не разбирая дороги. Горняки её не догнали. Но её догнала медвежья болезнь. У машины отвалился глушитель.

Рассказав эту историю и потом ещё одну, о том, как те же незадачливые горняки переправлялись через реку, я заметил неуловимое поначалу сходство наших характеров. Айшат умела досказать начатую мною фразу, будто сама была свидетелем происшествий.