– Вы… чё ли, наш молодой барин?

– Я! – весело отозвался он, рассматривая девушку при свете яркого костра.

– И чё, вы вот так с нами будете хороводы водить?

– А примите?

– А чего же не принять?! – пожала плечами Грачева. – Если вы с благими намерениями, то и мы всегда с радостью примем такого дорогого гостя.

– Я с благими, а вот вы меня не прогоните?

– Как себя вести будете! – сверлила его девушка своим пронзительным взглядом.

– Обещаю вести себя хорошо, – с улыбкой на лице уверял ее барин.

– Тогда идемте в ручейки играть, – предложила она и смело взяла его за руку.

А сама тут же потянула его за собой и поставила мужчину в ряд с подружкой. Девушки с любопытством смотрели на молодого красивого барина, кто-то хихикал, кто-то шептался, а Громов уже бежал под их руками и выбирал себе пару. Он внимательно всматривался в лица девчат, но Веры там не увидел. Молодежь гуляла и шумела: кто-то пел песни, тут же весело заиграла гармошка, и все разом бросились плясать. Каждая из молодых особ пела частушку, одна интереснее другой, а парни стояли кругом и с задором посматривали на них. Самые смелые выходили к ним и устраивали с девчатами перепляс, и тогда у костра становилось особенно шумно. Молодые люди хлопала в ладоши, подбадривая своих, а те, кто плясал, старались изо всех сил, чтобы с круга вышел именно соперник или соперница, и тогда все похвалы и громкие аплодисменты достанутся ему или ей.

Григорий Владимирович пробыл на лугу допоздна, но Вера там так и не появилась. Не видел он там и Вани. В сердце мужчины засела тоска: «Раз их нет, то, наверняка, они где-то вместе». Он немного постоял у костра, а потом тихонько удалился.

Ночь была светлая, тихая. В небо взошла большая яркая луна. А весь небосвод сплошь усеян мерцающими звездами.

Мужчина медленно шел по пригорку к дому, удаляясь с луга к барской усадьбе. Спать ему совсем не хотелось, а в голове крутились мысли одна за другой: «Может, отогнать все от себя? Не моя, чужая невеста, – думал он про девушку, – пусть живет себе и любит. Иван парень молодой, но ладный. Из них хорошая пара получится. Может, забыть? Забыть… Но как? Словно заноза в сердце засела. И надо же, с самого первого раза. Вот такая любовь, получается, безответная. Как же мне тебя найти, голубушка моя? Поговорить, постоять возле тебя, посмотреть в твои карие глаза… Где ты, радость моя»? А сам тяжело вздохнул и снова рассудил: «Радость, но не моя…»

Ночью барин почти не спал, он ворочался на кровати, поправлял подушки, но сон так и не шел.

Уже светало. Комната медленно наполнялась голубой дымкой рассвета. Стрелки часов показывали четверть пятого, а во дворах во всю горланили петухи.

Громов накрылся одеялом с головой, пытаясь хоть немного поспать, и ему это почти удалось. Но тут в углу с сундука свалился спящий кот и, мяукнув, бросился к двери.

Григорий с досады вздохнул, быстро откинул одеяло в сторону и нехотя встал. Он вразвалочку прошел по комнате к двери, выпустил кота в парадную, вновь прикрыл за ним дверь и направился к окну. Подойдя, распахнул створки настежь, выглянул во двор и увидел, как на востоке медленно всходило солнце. Он так давно не видел рассвета, и таким красивым ему все показалось: и небосвод, розово-голубой, и эти удивительные лучики, которые только-только начинали показываться, выплывая из-за горизонта, и природа. А в курятнике во всю горланили петухов, пробуждая Белогорье от ночной спячки, словно старались перекричать друг друга. Где-то на псарне лаяли собак, звонко, протяжно, с подвывом. Под самым окном зацветали красивые яркие пионы, наполняя воздух приятным ароматом цветущих соцветий.

Барин стоял и не шевелился, словно боялся спугнуть или что-то пропустить во всей этой удивительной красоте пробуждающегося утра.

– Красота-то какая! – только и мог вымолвить он.

Потом медленно повернулся и прошел к кровати. Там сразу забрался под одеяло, укрылся им, улегся поудобнее и вскоре уснул. Проспал мужчина до обеда. Тревожить и будить его никто не посмел. Барыня была рада, что сын выспится за все эти дни, и категорически запретила его будить или даже шуметь в доме. И до обеда в барских хоромах все ходили на цыпочках.

Уже после полудня Григорий открыл глаза, потянулся во все стороны, посмотрел на часы и ахнул, стрелки показывали час дня. Он быстро откинул одеяло в сторону, встал с кровати и понял, что пока он отдыхал, ему подали свежее новое белье. Он, не раздумывая, натянул на себя одежду, обулся, осмотрел себя со всех сторон, причесал у зеркала свои пышные волосы, бороду, пригладил усы и заспешил из своих покоев в парадную.

С кухни тянуло вкусным запахом свежеиспеченного хлеба и домашних пирогов. Барин вдохнул этот приятный аромат и сразу прошел в гостиную. И он не ошибся, на столе, под чистым белым полотенцем, стояли пироги и два каравая свежего хлеба. Громов взял пирожок, с аппетитом откусил его, понял, что очень вкусно, рукой потрогал самовар и позвал к себе Варю.

Девушка не вошла, а вбежала в комнату, подошла к нему, поклонилась и с улыбкой на лице тихо спросила:

– Что изволите, Григорий Владимирович?

– Чая горячего хочу, а самовар уже остыл, – пояснил он, рассматривая ее всю.

– Так… я уже его несколько раз подогревала… а-а-а… вы все спите и спите, – отозвалась растерянно та.

– Ну что ж, придется есть всухомятку.

– Что вы! – вскрикнула девица и схватила самовар. – Я быстро. Враз подогрею!

А сама метнулась через кухню на улицу, там водрузила самоварище на лавку и стала быстро его растапливать.

Мужчина съел пирожок, взял еще пару с собой и пошел из дома. На ступеньках столкнулся с маменькой; барыня несла в дом букет свежесрезанных пионов. Следом за ней поспевала служанка, помогая нести еще охапку цветов. Увидев сына, радостно проговорила:

– Гришенька проснулся! – а сама рукой указала прислуге, чтобы оставила их вдвоем.

Пышногрудая дородная девица с длинной косой быстро вбежала наверх и спешно скрылась в доме.

– Доброе утро, маменька, – поприветствовал он и поцеловал её руку.

– Далеко ли собрался?

– Пойду до речки пройдусь, искупаться хочется, – ответил он и медленно сошел вниз по ступенькам.

– Так обед уже! – возразила было она. – Сейчас Варя на стол накрывать станет!

– Я быстро, – стоял на своем Громов. – А Варя пусть накрывает и ничего не убирает. Я приду и все съем.

– Только недолго, – ласково попросила его Анна Федоровна, понимая, что отговаривать его сейчас бесполезно.

– Обещаю скоро вернуться, – заверил он и заспешил со двора.

Он прошел мимо фонтана, свернул к барскому саду, вышел на большой просторный луг, ступил на тропинку и вскоре очутился у самой реки. На ходу съел свои пирожки, пожалел, что не взял еще, такими вкусными они ему показались и такими аппетитными.

Вдоль берега тянулись большие заросли ивняка, и только изредка у водоемов образовывались выемки, где можно было подойти к воде и искупаться. Чуть в стороне был водопой, и туда каждый день водили поить их лошадей. Вода в реке чистая, прозрачная, с утра холодная, а уже ближе к полудню прогревалась и становилась совсем теплой. И только в местах, где били ключи, она всегда была ледяной, и ходить туда купаться никто не решался.

Громов выбрал себе местечко и остановился, намереваясь скинуть одежду и нырнуть в эту прохладную реку. А потом плыть, не важно куда, главное скинуть с себя то сонное состояние, которое накопилось за ночь и это долгое утро. Он уже хотел раздеться, как неожиданно над водой послышался звонкий заразительный смех. Мужчина замер. Он прислушался к голосам и поспешил вдоль реки, намереваясь увидеть, кому именно принадлежал этот девичий смех. Вскоре он вышел на то место, где конюх купал лошадей. Осторожно выглянул из-за кустов и увидел там Ивана и ту самую девушку, что повстречалась ему тогда в лесу. Теперь он был точно уверен, что это и есть она, та самая Вера.