— Мне не интересно.

— Вот и причина. Первая, самая главная и самая решающая причина. Так что не вали с больной головы на здоровую.

Я только лишь плечами пожала. Мне действительно не интересны те забегаловки и ночные клубы, куда любят ходить мои одногруппники. Нас дядя Глеб в такие рестораны водил, что те, куда молодёжь заваливается, просто убожеством кажутся. Я как-то сходила с ними, мне не понравилось, там отравиться можно. Я отравилась, два дня пролежала.

Конечно, я ничего не сказала, зачем? Просто от посиделок отказывалась, ссылаясь на неотложные дела.

Но Илье Владимировичу надо было что-то отвечать.

— Да я не валю ни с чьей головы ни на какую. Просто мне не нравится то, что нравится ребятам.

— Кто же и что тебе нравится?

— Нравится читать. Кино там всякое.

— А кто? Я про парней спрашиваю. Парень есть?

— Нет. Так особо нету. Ванька если, так он просто друг.

— Понятно. Ещё друзья есть?

Я хотела сказать про Лёню, но смолчала. Начнутся вопросы. А отвечать на них я не готова, и подставлять близких мне людей — тем более.

Зато я задумалась. Действительно, почему мне никогда не нравились ровесники?

Нет, ответ сам собой не появился. Я, беря пример со Скарлетт О’Хара, решила, что подумаю об этом после.

Дальше мы накрыли праздничный стол, собрались перекусить, пока тихо в приёмном покое.

Сколько всяких приятных слов я услышала в адрес моей мамы и меня, когда врачи и медсёстры уплетали мои салатики! А пирог просто пошёл на ура!

У Ильи Владимировича прямо водопад комплиментов случился. Он утверждал, что так вкусно и не ел никогда. Вот повезёт тому, кто на мне женится.

Как я радовалась. Права я была, что решила дежурить именно сегодня. Просто невероятно права.

А часа через два привезли первый холецистит. Но он достался не нам, а другому хирургу — Павлу Исаковичу. Он в отделении дежурил.

К нам же приехал разлитой перитонит, после того как у мужчины воспалённый аппендикс лопнул.

Сидел наш сорокалетний товарищ больной с болями, пил анальгин с но-шпой, несколько дней сидел и ждал, когда отпустит. Не лечится же на Новый год. А тут ещё к вечеру его отпустило. Вот он совсем и обрадовался. Поел вволю всего вкусненького, проводил старый год водочкой, и только после боя курантов, выпив свой бокал шампанского, понял, что ему кранты. Вызвал «скорую» и приехал к нам вместе с сопровождающими его женой и дочкой. Вот такая вот история.

Обследовали его недолго, сразу взяли в операционную.

Я помылась наравне с хирургами. Мыться и как вести себя в операционной меня ещё во время практики научили. А потом свершилось чудо, Илья Владимирович позволил мне держать крючки.

Впечатлений масса. От дрожащих поначалу рук до тошноты от вида крови и всего остального, что в операционной ране оказалось. А потом я сумела взять себя в руки и всё встало на свои места. И я увлеклась процессом, и тем, как он работает, и вообще я таких смешанных и бурных эмоций никогда в жизни не испытывала.

В тот самый момент я поняла, что действительно хочу быть хирургом. Вот в чём я сама себе призналась.

Да, именно так и стоило провести новогоднюю ночь, именно так.

После операции мы снова вернулись в ординаторскую к салатикам. Но тут произошло то, что испортило, вернее, не так — то, что сломало меня изнутри.

Илья Владимирович мне объяснял, что, зачем и почему было сделано. Затем попросил всё выучить и ответить к следующему разу. Причём не просто выучить учебник хирургии, а выучить все: и нарушение биохимических процессов, и физиологии, и патологии с гистологическими изменениями. Я слушала, открыв рот. Вот где всё оно сходилось, где был стык всех дисциплин, изучаемых на разных кафедрах и кажущихся иногда совсем оторванными от медицины. Вот для чего всё это было нужно. Это были процессы человеческого организма. То есть сама сущность человека. На микро-и макроуровне.

Он говорил ещё о воспалении, его стадиях и признаках, применяя к конкретному случаю, когда двери ординаторской отворились, и вошла ОНА.

Эту женщину я бы приняла за модель на пенсии, так как в моём понимании все модели после тридцати — уже пенсионерки. То есть лоск и повадки они сохраняют, но вот для подиума уже вовсе не подходят. Хотя красивая женщина.

Вот вошла она, окинула меня всю с ног до головы оценивающим взором и говорит:

— Илюшенька, тут, говорят, у вас кормят вкусно, — и садится так прямо рядом с Ильей Владимировичем на диван. И целует его прямо в щёку. А я смотрю на это всё. Просто смотрю.

— Да, у нас тут Анечка праздник устроила.

— Анечка? И кто у нас Анечка? Новая медсестра?

— Нет, Нина. Анна Александровна Говорова — студентка, хирургией интересуется.

— Надеюсь, только лишь хирургией. Погоди, Говорова? Александровна? Это не завтерапией дочка?

— Да, Нина.

— А, ну тогда понятно. Илюша, а ты после дежурства ко мне? Я скучаю…

Моё сердце просто оборвалось.

Я вышла из ординаторской и думала даже домой рвануть. Но не стала. Приду, как обычно после дежурства нормальные люди приходят. Нет, никто из домашних не заметит моего расстройства. никто ничего не узнает. Я же хирургию люблю, а не хирургов. Хирурга, одного Илью Владимировича. Или это не любовь? А что тогда?

Вопрос остался без ответа.

Утром Илья Владимирович хотел проводить меня до дома, но я отказалась. Пусть идёт к своей Нине.

========== Не умеешь — не берись… ==========

— Папа, кто такая Нина Заславская?

— Нина? Красотка такая, вроде как модель бывшая? Модель в отставке по возрасту. Так точнее будет, — папа улыбался одними глазами, хитро так улыбался.

— Ну да.

— Да никто, терапевт она, во второй терапии.

— Не у тебя?

— Нет, Анют, не у меня. Я патологических дур в отделении не держу, даже красивых, — папа многозначительно подмигнул.

Мы рассмеялись с ним вместе.

Всё-таки удивительный у меня папа.

— Что, совсем безнадёжно у неё с головой? — я продолжила издеваться над Ниной, получая при этом особое удовольствие.

— Ну, для какой красивой женщины, это считается недостатком?

— Папа!

— А что — папа?! Она очень нравится мужчинам. И отсутствие мозга ей не мешает.

— Особенно хирургам, да?

— Ты про Илью?

— Ну да.

— Да, он периодически встречается с ней последние три года, она и работает у нас всего года три.

— Три года?! — я была искренне удивлена.

— Может, больше. Тебе-то что?

— Да так, ничего…

— Нюта, Илья как преподаватель меня вполне устраивает. Как хирург тоже. Но на этом всё. Понятно? Вот пусть дальше встречается с Ниной, всё равно на ней не женится.

— Почему?

— Ну, наверно, потому, что есть женщины, с которыми хорошо провести время можно, а есть те, с которыми хорошо жить. Только это разные женщины.

— А если подробней?

— Дочь, имей совесть. Я не знаю, забыл, я слишком долго женат.

Больше мне из папы ничего вытянуть не удалось. Но настроение заметно улучшилось.

Жить стало легче, заниматься спокойнее. А зубрила и усваивала материал я теперь не только для себя и чтобы не подвести родителей, но ещё и для Ильи Владимировича учила. Он меня ни в чём уличить не сможет, я буду лучшая. Вот!

***

С Ванькой после Нового года сплошная туфта. Я же ему честно и радостно про операцию рассказала, и про дежурство тоже.

Я как лучшему другу, чтобы поделиться, чтобы он порадовался за меня, а он надулся как индюк и разговаривает со мной сквозь зубы.

Ничегошеньки я не поняла, ну и высказала, что друзья так себя не ведут, и так не поступают. Я наговорила, он ответил. Поссорились.

Теперь он от меня нос воротит.

После последнего экзамена я его подождать решила. Не нравится мне наша с ним ситуация! Не нравится и всё! За эти полтора года Ванька стал родным и необходимым, и наша размолвка даётся мне тяжело, очень тяжело.

Впереди каникулы, я просто не могу оставить всё как есть. Я должна что-то сделать, я должна с ним помириться, может, я и правда виновата перед ним, только не знаю — в чём и почему.