– Может пообедаем где-либо, Ром? Поехали в ресторан «Береговой», там трепанга готовят изумительно.

– Мне Лена голову открутит. Обедать давай к нам. Тут чего только нет. А трепангов я и сам приготовлю. Только не сегодня. Кстати, Надя о тебе раза четыре спрашивала. Спросит, покраснеет, уйдет в другую комнату, потом выходит и опять спрашивает, и опять краснеет. Что-то тут неспроста. Лена рассказала ей про тебя, так у нее прямо слезы на глазах. Она такой человек, даже трудности других людей близко принимает к сердцу. Ты уж прости ее. И не говори ни ей, ни Лене, что я тебе сказал.

– Хорошо, Рома, спасибо ей. Огромное спасибо.

– Так ты приедешь?

– Через час буду.

Семеныч взял такси, поехал в ресторан «Береговой». Не отпуская такси, зашел в ресторан, взял четыре порции скоблянки из трепанга, ему упаковали еду с собой, и он поехал к Роману. Дверь после звонка открыла Надя, Романа с Леной не было, они ушли в магазин.

– Здравствуйте. Проходите. Меня Роман предупредил, что вы приедете.

Надя немного засмущалась, щеки ее порозовели, она была чудо как хороша. Вот только сейчас после рейса в Семеныче проснулась жажда женщины. Горячая, мощная волна охватила его, он чуть не схватил Надю в объятия. Вовремя опомнился и, стиснув зубы, прошел мимо Нади. Женщины всегда чувствуют лучше, чем мужчины, у них очень высокая интуиция. И Надя почувствовала состояние Семеныча. Она была несколько поражена этим и испугана.

– Здесь трепанги, я взял в ресторане. На всех.

Он подал Наде пакет. Она взяла пакет и ушла на кухню. Ее не было долго, она боялась вспыхнувшего чувства Семеныча. Возилась на кухне. Потом вышла с тарелкой, полной пирожков.

– Это с картошкой и с печенью, Лена сказала, что вы любите такие. Я сама пекла, перед самым вашим приходом закончила. Совсем свежие. Угощайтесь.

Семеныч попробовал пирожок. Вкус был замечателен, даже лучше, чем готовила Лариса.

– Пирожки прелесть. Беру на заметку. Буду приходить к вам на пирожки. Теперь не отвяжитесь от меня.

– Всегда пожалуйста. Люблю готовить.

Все в ней было хорошо. И стать, и лицо. Ее полные ножки, выглядывающие из-под халата, сильно волновали мужское чувство Семеныча. Но он крепко держал себя в руках. Раздался звонок в дверь, пришли с пакетами Лена с Романом. С ними был и маленький Вова. Он тоже нес пакет.

– Как вы тут? Все в порядке? – спросила Лена.

– Владимир пришел недавно. Вот пирожками своими я его уже угостила. – ответила Надя, – понравились, говорит, – засмеялась она.

– Все, садимся к столу. Мы есть хотим, спасу нет. Вовочка, Рома, быстро мыть руки.

– Прямо без твоего руководства мы не знаем, что нужно мыть руки, – сказал Роман.

Лена погладила его по затылку и плечам.

– Откуда вы это можете знать? Мужики несчастные! Что бы вы делали без женщин?

Все засмеялись. Вскоре уселись за стол. Трепанги были выложены в большую общую фарфоровую чашку. Роман потирал руки, любил он трепангов.

– По рюмке выпьете? – спросила Лена?

Роман взглянул на Семеныча, ты как мол?

– Особого желания нет, но…короче давай понемногу.

Выпили, начали есть. Семеныч по-хорошему завидовал Роману, был благодарен за уют, которым просто и спокойно окружила его эта семья. Не хуже, чем дома. При воспоминании о доме снова защемило нехорошим в груди. Мысли мгновенно отвлеклись к Ларисе, к их совместной жизни. Стало нехорошо на душе. Роман заметил состояние друга. Молча взял бутылку, налил водки в стакан.

– Выпей, будет легче.

Семеныч не стал ломаться, выпил залпом, по-флотски. Роман налил еще. Выпил и это. Хмель сгладил неприятное состояние. Возник разговор, почти ничего не значащий. За этим разговором и прошел обед. После обеда Семеныч пошел не в гостиницу, а домой. И сразу его охватила тоска, упало настроение, мир показался серым и неуютным. Но домой было идти нужно. Нужно было решить все с Ларисой, определиться с квартирой. То, что он не будет жить с Ларисой, у него не было никаких сомнений. Вспомнились слова отца, сказанные как-то ему: «Женщина, предавшая и прощенная, обязательно предаст еще раз». Что ж, значит такова его, Семеныча, судьба, быть рогоносцем. Этого он не простит ей. Он почувствовал, как внутри него закипает злость на Ларису, вздымается желание сделать ей плохо, отомстить. С таким чувством он и пришел домой. Жил Семеныч в трехэтажном деревянном доме, на пригорке, на первом этаже, в окружении больших новых домов. Дом скоро должны были снести и тогда он получит квартиру в такой же новой многоэтажке, которые строились вокруг. Открыл ключом квартиру, зашел. Все знакомо и в то же время, после случившегося, чужое. Он представил, как здесь вечерами сидел с Ларисой чужой мужчина, они пили вино, затем ложились в его кровать. Стало еще омерзительней. Семеныч сел на диван и задумался. Затем подошел к шифоньеру, открыл его и первое, что он увидел, была милицейская фуражка, лежавшая на верхней полке. «Вот дает, забыла спрятать»? «А, – догадался он, – это после разговора на судне и моего отсутствия дома она специально положила ее на виду». Достал фуражку и положил ее на стол посреди комнаты. Открыл маленькие дверцы шифоньера, где обычно хранилось белье. На полке, ничем не прикрытая, лежала распечатанная пачка презервативов. Ярость охватила Семеныча. Если бы Лариса была рядом, он бы ее разорвал. Достал из холодильника водку, налил в большой фужер и выпил. Через десять минут он, поразмышляв, знал, что нужно было делать. И стал готовиться к своим действиям. Достал ружье, подаренную отцом Ларисы двустволку. Ружье было старое, еще 50-х годов, но отличное. Стреляли из него мало, стволы не были разношены. Они были сантиметров на пятнадцать длинней, чем у современных ружей и дальность стрельбы была отменной. Переломил ружье, посмотрел стволы. Они были чистыми и смазанными. Достал шомпол, вату, протер до блеска стволы, еще раз осмотрел их. Раковин в стволах не было. Достал несколько патронов, выковырял из них картечины. Взял свинцовую проволоку, нарубил небольшими кусками, засыпал в патроны. Это была резанка, издававшая при полете дикий звук, нею обычно стреляли для развлечения или когда нужно было кого-то попугать. Забил пыжи. Ружье поставил в угол за телевизор, патроны положил в карманы брюк. Выпил еще, достал надувной матрас и расстелив его на полу, лег. Задремал. Лариса явилась домой часов в девять. Глянула на лежащего на полу Семеныча и уверенной походкой, с полупренебрежительной улыбкой на лице, прошла в квартиру. Увидев на столе милицейскую фуражку, как-то сникла, но потом снова быстро собралась. Ушла в другую комнату, переоделась в халат и пошла в ванную. Оттуда долго слышался шум душа. Вышла посвежевшая, как всегда красивая, с той же улыбкой.

– Что ты разлегся на полу? Мог бы лечь на диван или на кровать.

– На диван и кровать я ложиться не могу. Там воняет чужим мужиком.

– Там пахнет настоящим мужчиной.

– Что? А я что, не мужчина?

– Был бы ты мужчиной, так я бы не глядела на других.

– Ах ты сука, так я для тебя не мужчина? Да за эти слова я тебе, знаешь, что сделаю?

– Господи, делальщик нашелся! Да ты трус, ты не способен на что-либо серьезное.

Семеныч в ярости вскочил. Выхватил из-за телевизора двустволку и дрожащими руками начал заряжать в нее патроны. У Ларисы медленно полезли глаза на лоб.

– Ты…ты…ты что? Ты что задумал?

– А вот сейчас покажу тебе, на что я способен.

Семеныч дослал патроны в ружье и защелкнул замок. Осталось взвести курки и можно было стрелять.

– Я..я..ты..ты..

– Что? Боишься подыхать?

Семеныч повел стволами в сторону Ларисы. Лариса взвизгнула и как была в халате и тапочках, бросилась к двери.

– Врешь, не уйдешь, пуля быстрей летает, чем ты бегаешь.

И Семеныч погнался за ней.

– Айя-яй-яй! Помогите! – взвыла Лариса на площадке.

Оба выскочили на улицу. Сразу за подъездом дома начинался большой пустырь, заставленный новостройками, а после него, в метрах пятистах, начинался жилой квартал. Лариса мчалась по пустырю как ветер, оглядываясь и быстро-быстро двигая лопатками.