Было много споров, упреков, но мать Галимы не сдавалась. Отец как-то в присутствии Марса заговорил с Галимой об этом.

– Доченька, я не знаю впервые в жизни, что делать с твоей мамой. Она не хочет твоего счастья.

– Совсем рехнулась на религии, – сказал Марс. – Она посещает кружок, в котором читают лекции об исключительности Ислама, учат ненависти к «неверным», это очень большая глупость. Я тут месяца три назад спустил с лестницы какого-то бородача, она его привела. Он меня агитировал в боевики, сперва в Чечню, а потом, мол, и здесь пригодишься.

– Ого! Вот даже до чего она дошла. А что ж ты раньше молчал?

– Не придал этому особого значения, – сказал Марс, – а оно видишь, нашей семьи уже коснулось. Идиоты, которые хотят нас поссорить с русскими, не понимают, что такое разделение пройдет ножом по семьям, дружбе и отразится на всех сторонах нашей жизни. Я далек от высокопарных слов о братстве с русскими, но за века совместного проживания мы действительно стали с русскими чуть ли не одним народом. Ну, воевали, ну дрались, чего не бывает между соседями? Знаешь, доченька, я еще попробую поговорить с мамой. Если она будет продолжать настаивать на своем, то я советую тебе уйти к Ивану Петровичу. Я к тебе на свадьбу приду.

– Я тоже, – сказал Марс, – и буду во всем помогать.

– Вот, так и решим, – сказал папа.

Через неделю после этого разговора Галима собрала свои вещи, их было немного, и увезла их в институт. Там все объяснила Ивану Петровичу. Тот сбегал к Фариде Иметовне, сказал, что им с Галимой нужно срочно оформит брак, чтобы не было никаких пересудов. Декан куда-то звонила, что-то объясняя по-русски и по-татарски. Затем встала, поцеловала в голову Ивана Петровича и попросила позвать Галиму. Он сбегал, и они зашли в кабинет вдвоем.

– Береги его, Галима. Прочила я его для своей дочери, но ты забрала его. Сейчас поедем, и вы распишетесь в ЗАГСе. Нужен еще свидетель. Я тоже буду свидетельницей.

Еще одним свидетелем взяли Вагифа, парня с курса Галимы. Через полтора часа Галима и Иван Петрович стали мужем и женой, согласно записи в книге регистрации брака. Это было в четверг, а в субботу молодожены пригласили на свадьбу всех друзей и знакомых. Мама Галимы на свадьбу приглашение не приняла. И не пришла. Это очень огорчило Галиму.

Галима поселилась в двухкомнатной квартире Ивана Петровича. Она была здесь в первый раз. Обстановка ей понравилась, небогато, но со вкусом, интерьер, конечно, не очень, сразу видно отсутствие женской руки. «Ничего, все сделаю по-своему, будет как в раю» – подумала она. Иван Петрович отдал ей спальню, потому что она просила его чуточку подождать с близостью. «Ну не готова я, нужно чуточку времени» – твердила она, бросая испуганные взгляды на мужа. Иван Петрович не возражал. Нужно так нужно. Сам спал две ночи в зале, на диване.

Свадьба состоялась в небольшом кафе, с которым договорился Иван Петрович. Он сразу поставил условие администрации: других посетителей, кроме приглашенных на свадьбу, не должно быть. Администрация сразу же взвинтила цену, но Иван Петрович, поторговавшись и несколько снизив сумму, заплатил. Свадьба удалась. Гости пели, плясали, особенно молодежь, поздравления и подарки сыпались на молодоженов, это было приятно. И только папа Галимы иногда ловил грустный взгляд дочери, она хотела бы, чтобы и мама порадовалась ее счастью. А вот мама и папа Ивана Петровича, приехавшие из Москвы, нарадоваться и наглядеться не могли, глядя на сноху. Они сидели рядом с Марсом и папой Галимы, о чем-то оживленно беседовали с ними и не скрывали свой огромной радости по поводу женитьбы сына. Они думали, что он уже никогда не женится. Чтобы не мешать молодым, родителей Ивана Петровича забрала к себе домой семья Салимы, сестры папы Галимы. Разошлись поздно. Галима и Иван Петрович к спиртному не прикасались.

После свадьбы молодоженов привезли домой, и они пошли в двухкомнатную квартиру Ивана Петровича на втором этаже. Дома Галима взглянула на мужа своими большими, немного раскосыми татарскими глазами, и прильнула к нему.

– Я боюсь, – тихо сказала она.

– Чего ты боишься?

– Ну…этого....я ведь в первый раз…

– Не бойся, милая, все будет хорошо. А твой первый раз для меня самый большой твой подарок. И огромное спасибо тебе за него.

Первая совместная ночь принесла им огромное наслаждение, они сливались душами, как могли это делать только они. Галима обнимала любимого, она его полностью забирала сердцем, отдавая ему свое прекрасное тело. Прекрасное чувство близости, не только физической, но и душевной, сердечной, охватывало их снова и снова, потом осталось навсегда. Губы Галимы сами шептали нежные слова, она их не придумывала, они сами лились из сердца. В ответ Иван Петрович прижимал ее к себе, гладил и целовал ее голое тело и тоже отвечал нежными словами. Потом уставшая, расслабленная и умиротворенная Галима притихла и заплакала.

– Ты почему плачешь?

– От счастья… И еще от того, что потеряла что такое, что уже не возвратится…Но зато приобрела тебя. Теперь мы навсегда одно целое.

– Да, одно целое. И навсегда, милая, – повторил Иван Петрович.

Галима засунула свою головку к мужу под левую подмышку, прижалась к нему всем телом и мгновенно заснула, крепко, как ребенок. Иван Петрович же не мог заснуть. Он берег сон любимой, иногда гладил и целовал ее, сонную. Заснул только под утро.

Еще сквозь сон он почувствовал, что в его квартире все по-другому. Еще не совсем проснувшись, он услышал, что кто-то возится на кухне, вкусные запахи чего-то свежевыпеченного. Еще не все осознав со сна, он почувствовал на щеке прикосновение губ любимой женщины. «Галима, она же здесь, навсегда» – промелькнуло у него в сознании, и он открыл глаза.

– Доброе утро, засоня.

Она снова поцеловала его.

– Доброе утро. Ты давно уже встала?

– Я не люблю долго спать. Вставай, под душ и на кухню. Тебя там уже ждут сюрпризы.

– Есть, ваше величество, – пошутил он.

Вскочил, немного размялся, быстро побрился, сбегал под холодный душ и появился на кухне. На столе стоял чайник со свежим чаем, всякие румяные и еще теплые выпечки, каких он давно не видел, разве когда-то у мамы в детстве. Он от удивления распахнул глаза. Когда это она успела все приготовить? Ведь еще только половина девятого.

– Ты во сколько встала, моя хорошая?

– Не знаю, – лукаво ответила Галима, – но я не люблю долго спать. Ешь.

Они принялись за еду. Галима больше смотрела на мужа, как он ест, чем ела сама. Он переставил стул к ней, сел рядом, взял оладий, обмакнул в мед и, держа над блюдечком, поднес ей ко рту.

– Ешь. А то не будешь есть, похудеешь, будешь как палочка тонкая и болеть будешь.

Галима весело рассмеялась и откусила оладий. Потом таким же образом съела их несколько штук. Потом они пили чай, зеленый, ароматный. Иван Петрович привык к нему в Татарстане и предпочитал всем другим напиткам. А Галима родилась здесь, это был ее национальный напиток. Кофе оба не пили. Было воскресенье. Решили собрать самых близких. Галима посмотрела на Ивана Петровича.

– Нам дали вчера полную свободу. Тетя Салима прекрасный человек, у них замечательная семья, но с сегодняшнего дня твои папа и мама должны гостить у нас. Иначе я буду чувствовать себя нехорошо перед ними. Ты иди обзванивай гостей, а я пошла на кухню, буду готовить. Зови всех к часу дня.

Иван Петрович пошел обзванивать тех, кого решили пригласить. Позвонил домой Галиме, трубку взял Марс. Сказал, что обязательно будут с отцом. Потом Иван Петрович обзвонил других и пригласил тоже. Своим родителям сказал, чтобы приезжали с вещами, гостить дальше будут в новой семье. Родители, чувствовалось, остались очень довольны таким раскладом. Да и права Галима, нехорошо, приехав к сыну, гостить у кого-то. К часу собрались все. Стол уже был накрыт. Иван Петрович был поражен, как быстро его молодая жена всего наготовила. У нее под рукой было не все, что нужно было для татарской кухни, но она смогла найти выход из положения. Пельмени были налеплены и сварены. Обычно пельменями в бульоне у татар теща угощает зятя, но, к сожалению, тещи не было. Были приготовлены и эчпомак с жирной бараниной и луком, и даже испечен пирог губадия с многослойной начинкой. Была и просто баранина, в кастрюлях стоял бульон.