– С какой стати? – возмутилась женщина.
– У нас билеты!
– У нас тоже!
– Не может быть! – вскричал папа и сразу весь с головы до ног покраснел.
Мне стало как-то неловко. Я тоже покраснела и отвернулась, как будто я тут не с ним.
– Вот и дочка со мной! – ткнул в мою сторону папа. – Попрошу нам освободить!
Женщина молча протянула свои билеты.
– Хм-м-м… ничего не понимаю… – Папа вертел её билеты так и этак. – Восьмой ряд, первое место…
Бам-бам-бам! – грянули барабаны.
Блям-м-м! – зазвенели литавры.
Ту-ру-ру! – запели флейты и гобои.
На нас зашикали. Представление началось.
– Вот наши места, – показал папа, когда мы, извиняясь и согнувшись в три погибели, пробрались наконец сквозь строй топочущих ног и выскочили в проход.
Места оказались восьмое и девятое, в первом ряду. Папа, как всегда, всё перепутал.
– Первый раз в жизни сижу в цирке на первом ряду! – воскликнул папа, удобно устроившись в кресле и вытянув вперёд ноги.
Мне было странно, что у такого большого, взрослого папы что-то может быть первый раз в жизни.
– С утра я рад! – к моему стыду запел папа во весь голос. – Чего-то жду!
На арену вышел шпрехшталмейстер. Папа нагнулся ко мне и шепнул в самое ухо:
– Это шпрехшталмейстер.
Шпрехшталмейстер взмахнул руками, как дирижёр. И…
Всё закружилось, завертелось и понеслось вдоль арены галопом.
Под купол цирка взлетали трапеции. Сверху опускались огромные переливающиеся шары. Ходили на задних лапах медведи и стриженные под львов пудели. Неслись на быстроногих рысаках джигиты, то и дело ныряя своим лошадям под брюхо и вскакивая в седла с другой стороны.
– Вольтижировка, – непонятно комментировал происходящее папа.
– Ха-ха-ха! – кричал неизвестно откуда взявшийся клоун в детских шортах на лямках и с огромным поролоновым носом. – А вот и я!
Клоун спотыкался о собственные башмаки и ронял на них пенопластовые кирпичи, падал, скакал на швабре, поливал манеж потоками ненастоящих слёз.
Папа хохотал и как сумасшедший дрыгал ногами.
– Ну, кто тут смелый?! – заорал на весь цирк клоун, размахивая огромным надувным молотком.
– Я!
Папа подпрыгнул в кресле. Я вцепилась в его рукав и навалилась всем телом, пытаясь удержать на месте. Клоун побежал вдоль манежа, стуча по головам зрителей своей надувной колотушкой. Папа с готовностью подставил свою лысину…
– Вот ведь! – радовался он потом весь антракт. – Люблю клоунов. И особенно дрессированных слонов. Будут слоны-то?
– Будут. – Я протянула папе программку.
– Во втором отделении, – обрадовался папа. – Посмотрим! А пока… не ударить ли нам…
– Нет! – закричала я, у меня ещё предыдущее пятно не успело как следует высохнуть.
– …по сахарной вате?
Против ваты я не возражала. Вата не таяла и не могла испачкать моё нарядное платье. Ну это я так сначала думала, пока папе не взбрело в голову рассказать мне про цирк лилипутов. И чем вообще лилипуты отличаются от карликов.
– Понимаешь, – сказал папа. – Лилипуты, они как дети.
Папа прищурил правый глаз и критически оглядел меня с головы до ног.
– Ну вот как ты. Только ещё меньше. Раза в два. Нет, в полтора.
Он взмахнул своей сахарной ватой, как бы перечёркивая моё тело по диагонали. Тонкие липкие нити облепили моё платье, щёки, запутались в волосах.
– Ох, я растяпа! – вскричал папа и резким жестом отбросил руку с ватой за спину.
– Осторожнее! – возмутились сзади.
Прямо за папой оказалась та самая женщина с кружевным воротником и толстым мальчиком. Она оттирала папину вату с головы сына и причитала:
– Пускают в цирк неизвестно кого… всяких клоунов!
– Извините, – пробормотал папа. – Я не нарочно.
Он прижал руки к своей груди. В руках всё ещё была сахарная вата.
– Ха-ха-ха! – ехидно развеселилась женщина, наблюдая, как папа пытается отодрать прилипшую белую вату от своего тёмно-синего костюма. – Клоун и есть!
Мне, конечно, немного было стыдно за папу. Иногда он так себя ведёт… Но кто дал право этой тётке… с её дурацким кружевным жабо… Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень обидное. Ну, например, какой ужасно толстый у неё мальчик. Или что кружева в этом сезоне не в моде.
Её спас неожиданный резкий звонок.
Дз-з-з-з-з-з-з-зын-н-н-н-н-н-нь!!!
– Пора!
Папа, очевидно угадавший мои намерения, схватил меня за руку и поволок в зал.
– Сейчас слоны будут! – как-то даже преувеличенно радовался он. – И ещё престидижитатор!
– Кто?!! – испугалась я незнакомого слова, почему-то оно напомнило Средневековье, пытки, инквизицию…
– Ну, по-нашему – фокусник.
Фокусник выбежал на арену во фраке и с чалмой на голове. Он засучил до локтей рукава. Показал всем свои голые, довольно-таки волосатые руки. Повертел ими в воздухе и… Что тут началось! Теннисные мячики, шарики для пинг-понга, игральные карты, карандаши, монеты – они появлялись неизвестно откуда и исчезали неизвестно куда. Взмах руки – и вот уже в ладони фокусника веером раскрыта целая колода карт. Ещё один взмах – и колода просочилась сквозь пальцы. Поворот кисти – пустота. Щелчок пальцев – звенят монеты. Хлопок в ладоши – и в воздух полетели ленты, перья, бумажные цветы.
– Ух ты-ы-ы!!!
– Ловкость рук, – объяснил моему уху папа. – Я тоже так умею.
Что-то я никогда не замечала…
– Потом покажу… Но когда же слоны?
После фокусника были воздушные гимнасты. Потом жонглёры. Потом женщина-змея в блестящем облегающем костюме, очень похожем на настоящую змеиную кожу. Она и вела себя как взаправдашняя кобра – изгибалась, извивалась, скручивалась кольцами.
– Ничего особенного. Я так тоже могу, – шепнул мне вконец завравшийся папа. – Но… слоны-то точно будут?
– Вот! Написано же! – Я ткнула пальцем в программку.
И тут на арене вновь появился шпрехшталмейстер. Он принял торжественную позу, дождался, пока совершенно затихнет зал, и громко прокричал:
– Рави и Шаши!
– Кто-кто?
– О! Я знаю! Я знаю! – заёрзал в кресле папа, потирая от удовольствия руки. – Я читал… есть такой рассказ… не помню автора…
Тяжёлая бархатная штора, закрывавшая выход на арену, заколыхалась. Показался длинный хобот, за ним ещё один. Потом толстые исполинские ноги. Одна, вторая… четвёртая… шестая… Плавно переваливаясь и покачивая массивными головами, на арену легко и величественно выплыли два слона.
– Видишь уши? – шепнул мне папа.
– Ну вижу.
– Маленькие.
– Ничего себе маленькие! – возмутилась я.
– По сравнению с африканскими, – успокоил меня папа. – Африканские слоны вообще не поддаются дрессировке. А эти индийские.
Вместе с индийскими слонами на арене возникла прекрасная девушка в восточных шароварах и с длинной палочкой в руке. По мановению этой палочки слоны опускались на колени, стояли на тумбе на одной ноге, забирались на огромные шары, вертели хоботом кольца…
– Что творят! – радовался за слонов папа. – Что творят!!!
А потом девушка резко взмахнула своей палочкой и Рави вместе с Шаши дружно взмыли вверх и так и остались стоять на зад-них ногах, задрав к куполу цирка хоботы и передние ноги.
– А-а-ах-х-х! – разом выдохнул зал.
– О-о-о!!! – с уважением протянул папа.
И тут… тут случилось такое… даже неудобно как-то вспоминать…
В общем, Рави… а может быть, это был Шаши… словом, кто-то из этих дрессированных, можно даже сказать, воспитанных слонов… в общем, это животное перепутало цирк с туалетом. Продолжая стоять на задних ногах и жизнерадостно помахивая в воздухе передними, слон выпустил на арену такую мощную, такую звонкую струю…
– А-а-ах-х-х! – ещё раз вздохнул зал и замер в гробовой тишине. Только слоновья струя продолжала нескончаемо журчать – видно, много в тот день он выпил воды.
И тут отличился мой папа. Он так ждал этих слонов. Так радовался. И тут вдруг такой пассаж. В общем, папа совершенно обезумел от восторга. Он подскочил в своём кресле и завопил на весь цирк, показывая на слона пальцем:
