Более или менее я Душных кухонь приют, где слова не закончатся раньше, чем спички, где совдеповских люстр маяки держат улицу наплаву, меня тянет, под всхлипывания электрички, и бросает к обочинам, точно былую листву. В каждой луже в бензиновом хороводе ветхих крыш отражается вороньё. Я в бумажном кораблике в половодье. Я бросаю штурвал. Я кричу, что здесь всё не моё. Этих улиц и лиц полоумная бледность, из-за штор узкоглазых текущая на бульвар. Бросить взгляд или камень, и то и другое тщетно, если город пристал, как противный липкий загар. «Бездна времени» – слышишь, случайный прохожий, ищущий что-то особое в пыльности местных мансард? У меня под рубашкой дырка размером с Боже, как писал один умник со странной фамилией Сартр. Пасторальный уклад пассажиров конечных станций. затянувшейся раной проспект приближает хрущёвок огни. Вдохновляться бездействием новых санкций, похмеляться под «Боже, царя храни». Раньше мне говорили, что память похожа на плёнку, только я не фотограф, и вечно сваливаю горизонт. Это, как купить в переходе иконку, принести её в дом и надеяться, что пронесёт. Но коварная блажь зазеркалья набитых маршруток возвращает в провинции немоту. Сквозь промзоны ползу, выбираясь из затхлых суток, в однокомнатную пустоту. Мимикрия под хохот соседских балконов. Скальпель диктора мысли досужие уберёт. Более или менее я, без оваций и шутовских поклонов, с тротуара ступает на эшафот. Рижская
На станции «Рижская» входит Бог, садится меня напротив: – Ну, как ты, братишка, сам жив-здоров? Чего не одет по погоде? Льет третью неделю, а ты без зонта, я знаю, что бегаешь быстро, но если с трамваем какая беда… я тихо: – Ну, можно таксиста… – А если простынешь? ты в детстве хворал, забыл, небось, мази и банки? Ты помнишь однажды, как всех напугал? киваю: – Полдня в бессознанке. – Тогда за тебя так просили, малой, и мать, и отец, тетя Клава. скажу, по секрету, и та, что с тобой сбежала со школьного бала. – Да, лучше б не бегала… – Дело твое… Себя поберег бы ты всё же. Совсем одному-то какое житье… – А с ними не дай мне, Боже. Где тропы морщин оставляют свой след, ниц белые волосы вьются. Он что-то добавить хотел мне в ответ, но только успел улыбнуться. Вагоны, гремя, уносили нас вглубь земли рукотворных тоннелей. Хотелось кричать, мол, Господь, я так глуп, но больше никак не умею. он: – Будем прощаться (вставая) – Пока… Ты вспомнил, что тут меня бросил? Толкала плечами толпа старика, и он не расслышал вопроса. Яна МКР  А полюбят тебя обязательно за другое, За то, что чужому и невдомёк. Самое, что есть у тебя простое, Будет для кого-то и шарм, и шёлк. Родинка, ямочка или дурной акцент Станет кому-то чудом, почти пророчеством. То, что ты и не видел так много лет, Кого-то спасает от серого одиночества. И полюбят тебя обязательно не за то, Не за то, над чем ты всегда стараешься, Но как ты ходишь, как снимаешь с себя пальто, Может, как ты плачешь, но скорее как улыбаешься. Как грызешь колпачок от ручки, ловишь такси, Или волос отводишь ладонями от лица, Как ты ноешь с утра, как не знаешь, куда идти, И как в фильмах болеешь за подлеца. Может вдруг ты зевнешь, На важной какой-то встрече, И сконфуженно сморщишь лоб, И тебя полюбят, Именно в этот вечер, Не за что-то. А вовсе – наоборот. Сильнее всех связей мира Ярче любого времени года Дороже большого сапфира — моя свобода. Счастливее всех событий Чище утреннего восхода Важнее любых открытий — моя свобода. Сильнее слова и дела Не выходя из моды Естественнее чем тело — моя свобода. В бесконечном многообразии Мощнее любого прихода Лучше любой фантазии — моя свобода. Которую мне никто не чертил Ее невозможно – дать. Свобода – если ты вдруг забыл, Это то, что нельзя отнять. И ты можешь не верить, верить – вообще опасно Только солнце ни разу ещё не гасло. Вот и ты отыщи эту звезду в себе И будь тем, кто улыбается и во сне И наяву. И стань кому-нибудь как маяк Просто рассеивай мрак. Это сложно и одновременно очень просто Все равно какого ты цвета, роста Пола, взглядов и вероисповедания Твоё дело – чистое, естественное сияние Ничего не стоящее и стоящее всего Будь распахнутым, как окно И попробуй стать носителем вируса света И уж если чем-то заражена планета Пусть это будет какой нибудь «солнечный грипп» Ничего не просит и не болит, передаётся взглядом или через объятия Вот такая международная дипломатия. Если не знаешь, что дать другому на этом сложном пути Просто стой и свети. Стой и свети. Максим Хидиров / AEDEE |
