Билет на эту гонку Драко подарил ему два месяца назад. Участвующие в ней машины, были все сконструированы им, и Малфой смеялся, что одни его творения будут соревноваться с другими, чтобы в итоге он победил сам себя.

На гонку Гарри трансгрессировал из дома на площади Гриммо.

После того, как он вернулся в особняк Малфоя, прошла ровно неделя.

Открыв дверь и скинув намокший под дождем плащ на руки Микки, Поттер направился в свою комнату. Он не представлял, что он может сказать Драко после того, что произошло в квартире Снейпа. Ему было тошно от самого себя. Если бы только можно было вернуть время назад — он никогда не пошел бы к Малфою! Поддавшись секундной слабости, теперь Гарри расплачивался за свои ошибки болью и чувством вины.

Драко нашелся в кабинете. Он сидел за столом, сплошь заваленном бумагами, схемами и чертежами. Его длинные светлые волосы слегка колыхались от порывов ветра, дующего из открытого окна. Белые, красивые руки лежали поверх стопки с документами. На нём были простые домашние темно-синие брюки и кашемировый свитер, который Гарри подарил ему на день рождения.

Поттер неслышно подошел к Драко и мягко положил руки ему на плечи. Малфой вздрогнул всем телом и запрокинул голову.

— Уже вернулся? — сдержанно спросил он.

Гарри понял, что слизеринец злится. Голубые глаза сверкали из-под светлой челки и смотрели прищурившись, настороженно.

Гарри смотрел на стройного, гибкого Малфоя, который был настолько хорош собой, что наводил на мысли о вейлах, эльфах и других магических существах, внушающих благоговение перед своей красотой. Поттер подсознательно сравнивал двух слизеринцев, которые были в его жизни, занимали огромное место в его сердце, и не понимал собственную душу. Его нетерпеливая душа оставалась недвижима, когда умный, ласковый Драко пытался достучаться до неё через нежные прикосновения, терпеливое ожидание, внимание и сочувствие. Она тянулась к тому, другому, в полутемную, уютную квартиру, где белый рояль и покрывала на креслах, которые Гарри выбирал. В том месте жила музыка. Она звучала для Северуса, только для него.

Как-то Малфой попросил Поттера сыграть что-нибудь ему. У него в особняке было старинное немецкое пианино с двумя чугунными канделябрами, с фигурным пюпитром — очень красивое. Оно даже звучало ближе к клавесину, нежели к фортепиано. Глаза Гарри загорелись, когда он увидел его, но когда он поставил пальцы на клавиши и взял первый аккорд, его будто сковала судорога. Мелодия получалась сухая и бездушная, были созвучия, интервалы и штрихи, но не было музыки, не было магии, которая скрывалась среди струн старинного инструмента. И Гарри больше не притрагивался к этому фортепиано.

— Я ухожу.

Малфой на мгновение застыл, а потом поднялся из-за рабочего стола. В его глазах зажглось моментальное понимание, однако он еще надеялся обернуть все в шутку:

— Куда уходишь? — спросил он, — надолго?

Гарри не ответил. Он только взял своего молодого любовника за руку и поцеловал узкую бледную ладонь в самый центр. Считалось, что магия у волшебников ближе всего к центрам ладоней, и такой поцелуй означал наивысшую степень доверия. Гермиона однажды рассказывала ему это еще в Хогвартсе.

Драко вздрогнул.

— Ты помирился с ним?

Гриффиндорец пожал плечами и отпустил руку Малфоя.

— Наверное, после того, что я собираюсь сделать, помириться с Северусом мне не удастся никогда.

— Тогда куда ты уходишь?

Гарри снова пожал плечами, но теперь уже менее уверенно.

— Пока вернусь на площадь Гриммо. Возможно, сделаю там ремонт — надо же как-то жить.

Глаза Малфоя были огромными, и парню было все труднее выносить их взгляд.

— Поттер, сядь и расскажи мне все по порядку.

Голос Драко утратил мягкие интонации, к которым Гарри привык. Сейчас он вспомнил в нём того Малфоя, которого знал в Хогвартсе: бездушного и мелочного.

Он рассказал. Про «Третье Око», про собственное будущее, про жертву Северуса и про то, как он собирался действовать дальше. Рассказал все, потому что Драко имел право знать. А слизеринец слушал, не проронив ни слова, пока рассказ не завершился, а потом долго молчал, глядя на Гарри все такими же огромными глазами, полными разочарования.

Повисло молчание, тяжелое и тягостное, как воздух после ливня в жаркий день. Наконец, Гарри произнес:

— Прости меня. Я осознаю, что поступил ужасно, но…

— Ты собираешься провернуть все это, основываясь лишь на словах четырехлетней девочки? — перебил его Малфой.

— Не просто девочки, Драко, — возразил Поттер, — а, возможно, самой сильной предсказательницы современности в будущем…

— А ты не допускаешь мысль, что Рози Уизли могла что-то и придумать. Она же просто ребенок.

Гарри нахмурился. Честно говоря, он не подумал об этом, потому что раньше его крестница не давала повода для сомнения в её словах.

Предсказание её было точным, ярким. Она в подробностях описала Гарри место и время его смерти вплоть до секунды. Пока парень слушал внезапно изменившийся, совсем недетский голос Рози, за его спиной стояли Рон и Гермиона, перепуганные, в любой момент готовые кинуться к дочери, чтобы защитить её от страшного знания. Девочка впала в своеобразный транс. Нечто подобное Поттер видел на третьем курсе, когда Трелони ни с того ни с сего изрекла свое пророчество о пришествии Темного лорда и его слуги, который должен был с ним воссоединиться.

Глаза Рози остекленели, уста выдавали слова низким потусторонним голосом. Она говорила о своеобразном проклятии — Печати Смерти. О том, что его сложно отменить, и что такое случается, когда человеку удается несколько раз чудом спастись от верной гибели.

Под последнее определение Поттер подходил, как никто другой.

Гермиона и Рон опасались, что такие видения плохо скажутся на психике их дочери. Но потом, когда она очнулась, выяснилось, что девочка ничего не помнит о своем предзнаменовании. Она искренне удивилась, почему это мама и папа чуть в обморок не падают от волнения, а крестный Гарри сидит в кресле без движения, пораженный и ошарашенный.

— Поттер, это просто безумие, проделывать такое! — воскликнул Драко, и Гарри увидел тень страха в его глазах.

В его груди родилось теплое, нежное чувство. Он дотронулся до «фарфоровой» щеки Малфоя ладонью, желая успокоить его, однако слизеринец сделал шаг назад, увернувшись от прикосновения.

— И потом, даже если так, если допустить такой дикий вариант, ты уверен, что ты сможешь разрушить Печать?

— Я не знаю, — искренне ответил Гарри, — не знаю. Но думаю, что Печать Смерти завязана именно на Северусе. Вспомни, о чем нам рассказывал Флитвик на своих занятиях. Он всегда говорил: магия не любит парадоксов. Какой бы нелогичной и чудесной не считали её магглы, магия все же подчиняется собственным строгим правилам. И если эти правила нарушить — заклинания разрушаются.

— Но то простые заклинания, типа Люмоса, а не древние неизученные проклятия! — закричал Драко, — нельзя так глупо умирать, Поттер! Ты не для того убивал Темного Лорда, чтобы теперь погибнуть от какой-то Печати Смерти!

Гарри чуть склонил голову к плечу.

— Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я остался, — произнес он проницательно, но Драко и бровью не повел.

— Еще бы я не хотел! — воскликнул он, рьяно отбрасывая светлые волосы с лица, — не ты ли говорил мне однажды, Поттер, что я — все что у тебя есть?

Гарри с сожалением покачал головой:

— Прости меня за эти слова.

— Да дело сейчас не в этом!

Драко сделал несколько порывистых шагов навстречу к Поттеру, чтобы схватить его за руки. Он будто хотел вытянуть его обратно из его сумасшедшего плана.

— Ты понимаешь, что твоя задумка бессмысленна и очень опасна?

— Она должна быть такой, — спокойно проговорил Гарри, — иначе не сработает.

У Малфоя дрожали пальцы, и парень крепче сжал их. Слизеринец силился сказать еще что-то, но слова покинули его. Впрочем, Поттер и сам понимал, о чем Драко хочет его попросить. Он мягко притянул его к себе и поцеловал в лоб.