Изабелла энергично закивала. Она узнавала саму себя.

— Истинный воин должен думать только о пути. Никогда не знаешь, где тебя ждет смерть.

Из боковой двери вышел король. Если он и был обеспокоен, то ничто в его облике беспокойства не выдавало. Наоборот, в глазах Генриха сияли решимость и бесстрашие, а это совершенно точно должно было воодушевить войско. Но все-таки было в поведении короля что-то искусственное, ненастоящее, и вскоре Изабелла в этом убедилась.

Генрих сел напротив нее, рядом с Эриком. Немного помолчал, подбирая слова, затем наконец произнес:

— Друзья, мы действительно в большой опасности. И значит, мы должны быть еще храбрее. Перед вами обоими стоит трудная задача. Возможно, она потребует вашей жизни, и я не имею права…

— У вас на все есть право, — оборвала Изабелла, в который раз забывая, что Генрих король. Лишь бы этого не забыл он сам. — Вы король, а мы ваши рыцари, которые будут рисковать жизнью, если понадобится, и сложат свою голову, если будет нужно.

«Генрих дико, страшно боится», — поняла Изабелла. Это на его плечах лежит слишком большая ответственность, и это перед ним стоит самая трудная задача, а ведь он всего на год старше ее.

— Значит, до конца? — спросил он, и Изабелла не узнала его голоса.

— Именно. Если мы будем заодно, заклятие падет. Мы разобьем и его, и саму Равенну.

В этот момент долгий утробный звук рога разрезал воздух. Это был знак общего сбора, и он отсекал все лишние дела, заставляя забыть обо всем, кроме самого главного. Изабелла снова посмотрела на короля. Уверенность вернулась к нему. Вряд ли надолго: в такое время невозможно постоянно держать себя в руках, тем более эмоциональному человеку с переменчивым настроением. Но поход начинался с добрых знаков — с рукопожатий, пожеланий удачи и со светлого, хотя и усталого, взгляда короля.

Войско, покинувшее замок, могло заставить сомневаться в своих силах даже Равенну, однако не мечей и не копий стоило бояться королеве-ведьме, и даже не храбрости, которой были полны все до последнего воины короля. Только одно оружие могло победить Равенну. И это было единство.

========== Глава девятая. Накануне ==========

Бледное солнце поднималось из-за горизонта, накрывая город рассеянными лучами. Великий бог Один любил солнце, его сияние и то, как оно согревает и смертных, и богов. Но этот призрачный диск, еле просвечивающий из-за облаков, вселял в душу Одина тревогу.

Хотя, конечно же, дело не в солнце. Там, в смертном мире, далеко внизу, пересеклись судьбы короля, воина-одиночки и рыцаря. С тех пор тревога не покидала Одина.

Верная Фригг вышла к нему на балкон и остановилась рядом.

— Ты по-прежнему думаешь, что это была неудачная идея? — спросил он, не оборачиваясь.

— Вовсе нет. В том, что ты сделал, было больше жестокости, чем мудрости, но в итоге все обернулось к лучшему.

Один воззрился на жену с удивлением.

— Они ступили на тропу войны. Единственный неверный шаг — и они проиграют. Ошибка одного будет стоить жизни всем троим. И это — к лучшему?

— Они действуют заодно, — Фригг положила руку ему на плечо. — Тор и Локи выдержат это испытание, я уверена.

— А девочка?

— Если она так умна, как о ней говорил Тор.

Один заметил, что жена снова прищурилась. Она делала так всякий раз, когда речь заходила о Джейн Фостер, и его это не удивляло. Фригг — мать, а когда оба ее сына — и родной, и приемный — влюбились в одну смертную, правительница Асгарда места себе не находила. Они чуть не убили друг друга в поединке. Весы, удерживающие мир и покой Асгарда, пошатнулись, и Один был вынужден… был обязан… Но об этом все еще больно вспоминать.

Один взял руку Фригг в свою и поцеловал. Нежность отразилась во взгляде женщины.

— Что говорит Хеймдалл?

— Король Генрих идет отвоевывать Лондон. Изабелле он поручил тайный ход, а Охотнику — уничтожить тварей в зачарованном лесу.

Один одобрительно кивнул. Он поступил бы так же на месте Локи. Нет — Генриха. Его зовут Генрих, и он король. Возможно, лучший, чем мог стать Локи. Что до Охотника и Изабеллы…

— Похоже, Тор и Джейн снова нашли друг друга, а Локи больше им не враг.

Фригг подождала с ответом. Она вышла вперед, и солнце, уже освободившееся от облачной завесы, осветило ее всю: волосы цвета свежей пшеницы, мягкие черты лица, гладкие руки с медными браслетами на запястьях, струящееся шелковое платье. Она сама была солнцем, приносящим свет и тепло в жизнь Одина.

Его сердце дрогнуло, а Фригг разомкнула губы и сказала:

— Что-то остается неизменным. А что-то меняется очень сильно.

***

Сначала они ехали вместе. Ветер был такой яростный, что приходилось закрываться плащом, и говорить не хотелось. Но странным образом молчание объединило Охотника и Изабеллу. Она улыбалась, и он — тоже, ей в ответ. Хотя он думал, что давно забыл, каково это — улыбаться женщине.

Она была красивой, Эрик заметил это сразу. Потом словно забыл, а вновь увидел в Золотом Рыцаре женщину только у того костра, когда в ее глазах плясал огонь. Это был огонь мести и болезненных воспоминаний, но он что-то пробудил в Эрике, и его взгляд стал все чаще останавливаться на Изабелле.

Приближалось время разделяться, и с каждой минутой Эрик становился все мрачнее. Мысли одолевали его — странные, непрошеные и никчемные.

— Ты чего так невесел? — спросила Изабелла, поравнявшись с ним.

«Я иду на смерть», — хотел сказать он, но сдержался.

— Зачарованный лес убил мою сестру. На моем месте ты бы захотела возвращаться туда?

— Ты боишься смерти?

— Не смерти, а того, что после, — признался Эрик. Он не хотел этого: нельзя раскрывать душу перед малознакомым человеком. Однако слова полились сами собой. — Моя мать умерла, когда мне было десять. Я плохо помню ее. Отец говорил, как она любит меня и Аделаиду. Однажды я сказал: «Любила. Ведь мамы больше нет». Отец ответил, что это не так. «Она всегда будет с тобой», — сказал он. Я тогда не понял, а потом умер и отец. До гибели сестры я не задавался такими вопросами, но теперь меня страшит неведомое. Разве сестра может быть где-то еще, если ее тело в земле?

Изабелла прикусила губу и, не говоря ни слова, вынула из седельной сумки флягу с водой. Сняла крышку — и жидкость медленно потекла на землю.

— Когда-нибудь фляга придет в негодность, и ее выбросят. Может, еще раньше. Возможно, я потеряю ее в пути, — собеседница передернула плечом и продолжила очень серьезно: — Вода — совсем другое дело. Она напитает землю и в виде пара поднимется к небу. Она будет проливаться в этот мир дождем, бить градом и засыпать землю снегом. Потом — снова на небо, и это продолжается тысячи лет. Так и душа с телом.

Эрик наклонил голову. Изабелла ушла вперед, унося с собой его страх и сомнения. На свету они ненадолго задержались, а затем испарились, как вода.

========== Глава десятая. Штурм ==========

Передвигаясь по сырому ходу Тауэра, Изабелла думала о братьях. Она знала их как превосходных воинов и почти совсем не знала как людей. Бывали ли они в местах, подобных этому? Чувствовали ли холод каждую проклятую секунду? Сжимались ли их сердца, когда в любом неясном шорохе слышалась поступь врага? Изабелла старалась быть им хорошей сестрой и достойной продолжательницей рода Хашбагунд. Она давно уже убила в себе страх перед опасностью и смертью, но битва, предстоящая ей очень скоро, должна стать особенной, и Изабелла трепетала. Такие сражения называют переломными. Вот только что переломит эта битва — судьбу? Или саму жизнь?

Факел задрожал в руке идущего впереди рыцаря. Человек полуобернулся к Изабелле, и ей показалось, что огонь прошелся по его лицу.

— Не отставайте, миледи.

Его звали Джон Доброе Сердце, и он всегда был с ней ласков. Молодая женщина улыбнулась и продолжила путь.

Ход вел вниз, потом поворачивал и круто забирал вверх, затем продолжался уводящими по спирали ступенями. Сколько их было? Сто пять или сто пятнадцать? Изабелла сбилась со счета. Один раз кто-то из ее людей не выдержал и слишком сильно взмахнул мечом, убирая паутину. Сталь проскрежетала по камню. С десяток пар недовольных глаз уставились на невольного нарушителя тишины.