– Ты когда-нибудь встречал авгуров? В смысле, до того, как все началось.

Илсет покачал головой.

– Я работал во дворце, так что вокруг их было много, но лично никого не знал. Я в те времена только вышел из учеников.

– Но ты видел, как они используют свои силы? – стараясь говорить непринужденно, настаивал Давьян.

Илсет с улыбкой поднял бровь.

– Пожалуй, что видел – в те разы, когда наблюдал, как они читают просителей. Хотя, по правде, видеть было нечего. Кто-то входил с прошением, дежурный авгур несколько секунд вглядывался в него, заводил разговор и выносил суждение. Думаю, это было не увлекательнее, чем видеть за работой короля и Ассамблею.

Давьян нахмурился.

– Разве они для чтения людей не применяли суть?..

– Нет, конечно.

– Ты уверен?

Давьян затаил дыхание. Он давно это подозревал, но прямого ответа не добился ни от старших, ни от немногочисленных одобренных блюстителями книг.

Илсет фыркнул.

– Парень, чему тебя учили в школе? Подумай сам. Суть может только физически влиять на вещи: поднимать или разламывать. Тянуть, толкать. Портить или исцелять. Как же ее использовать для чтения мыслей?

Давьян покивал, в увлечении забыв смутиться.

– Но и суть авгуры тоже могли использовать? Как одаренные?

Илсет поправил очки на носу.

– Н-ну… Да. Помнится, один человек пытался их обмануть – верь не верь, а кое-кто считал это возможным, – понял, что попался, и бросился наутек. Авгуры связали его сутью быстрее, чем стражники двинулись с места.

Давьян молча переваривал услышанное, и в груди его разгоралась искорка надежды. Значит, дело не в той его способности. Это ничего не решает, и одной тревогой стало меньше.

– Стало быть, они умели читать людей и провидеть будущее. А еще? – наконец спросил он.

Илсет улыбнулся.

– А ты из любопытных.

– Прости, – покраснел Давьян. – Я часто думал, как все было до Невидимой войны, но старшие не хотят об этом говорить.

Илсет поморщился так, что Давьян даже испугался, не рассердил ли старшего.

– Ну и дураки, – сказал Илсет, и Давьян не сразу сообразил, что он имеет в виду старших. – Мне безразлично, что сказано в договоре. Верные, уничтожив Тол Тан, сожгли половину наших знаний. Нельзя допустить, чтобы вторая половина пропала по трусости.

Несколько секунд было тихо, потом Илсет вздохнул, успокаиваясь.

– Отвечая на твой вопрос: что еще могли авгуры, не знал никто, кроме самих авгуров. Их никак нельзя было назвать разговорчивыми, и в любое время их бывало не больше дюжины. Единственные их способности, о которых известно наверняка, – те, что упомянуты в договоре.

– Значит, чтение и провидение, – Давьян наизусть знал эту часть договора.

Илсет кивнул.

– Дальше ты вступаешь в область слухов и предположений. А их мы в достатке получаем от блюстителей, что ж мне еще добавлять.

Давьян кивнул, скрывая разочарование, и пнул попавшийся на дороге камешек.

– Ты их ненавидишь?

Илсет озадаченно нахмурился.

– Авгуров? Почему такой вопрос?

– Старшие не говорят, но я вижу: они винят авгуров за то, как обернулись дела, – неловко пожал плечами Давьян. – Блюстители рассказывают, будто авгуры были тиранами, и я ни разу не слышал, чтобы им возражали.

Илсет задумался.

– Блюстители еще скажут, что мы им сознательно помогали, что тогда, в прошлом, каждый использовал дар для угнетения менее удачливых, – напомнил он. – Большей частью это демагогия: берут исключение и выдают его за правило. Авгуров не то чтобы любили – честно говоря, скорее боялись, – и не все их действия встречали поддержку. Но до предвоенных времен люди их принимали. Понимали, как много добра приносит их власть.

Давьян нахмурился.

– Так они никого не угнетали?

– Не думаю, чтобы угнетали сознательно, – поколебавшись, ответил Илсет, – хотя под конец, осознав, что их видения уже не точны, они всполошились. Сначала никому не говорили, что происходит, даже одаренным. Замазывали самые грубые ошибки, а когда люди узнали, отказывались уступить власть, вместо того принимали все более строгие законы и вводили все более суровые наказания для противоречащих, и вынуждали одаренных следить за исполнением. – Старший пожал плечами. – Думаю, они всего лишь старались выиграть время, чтобы узнать, что стряслось с их провидением, но… потом все смешалось. Разом.

Он вздохнул.

– Словом, да, за то, как они вели себя перед Невидимой войной, их можно винить. Бесспорно. Но ненавижу ли я их? Нет. Понимаю, почему их могут ненавидеть другие, но я – нет.

Давьян, заслушавшись, кивнул.

– А как ты думаешь, что случилось с их провидением?

На эту тему старшие тоже держали языки за зубами.

Илсет вздернул бровь.

– А где искать изумруд Сандина, тебе не сказать? Или назвать имена пяти Изменников Керета? Или рассказать, кто были зодчие и как создавали свои чудеса, и заодно уж объяснить, куда они скрылись? – рассмеялся он. – Это же величайшая тайна поколения. Я не знаю, и никто не знает. Теорий множество, но стоящих доказательств никто не нашел. Они просто… Перестали видеть вещи как есть. – Илсет вздохнул. – Знаешь, я ведь был тогда во дворце – в ту ночь, когда Вардин Шал со своими сторонниками нанес удар. Когда погибли авгуры.

Давьян круглыми глазами смотрел на него.

– Как это было? – не удержался он.

– Хаос, – мрачно отозвался Илсет, как видно, не возражавший против расспросов. – Люди бегают, орут. Одаренные, не зная о ловушках, не подозревая, что их суть можно подавить, гибнут на месте. Ничего похожего на славную битву, как бы ни хотелось того охранителям. – Он покачал головой. – Я в ту ночь допоздна засиделся за книгами, тем и спасся. Всем одаренным, кто спал в своих постелях, перерезали глотки. Даже детям.

Давьян побледнел. Таких подробностей он прежде не слышал.

– Ужасно!

Илсет покачал головой.

– Это было горько и жалко. А вот войти в зал собраний и увидеть мертвыми всех андаррских авгуров – это был ужас. – Он передернулся, вспоминая. – Твоему поколению трудно понять, но они были для нас не просто вождями. Их уход обозначил конец образа жизни.

Илсет замолк, уйдя в воспоминания.

Давьяна жгли новые вопросы: те старшие, кого он знал, не откровенничали о Невидимой войне, а об авгурах тем более, но мальчик прикусил язык. Он за несколько минут узнал больше, чем за год тайных изысканий, и опасался, не заподозрит ли его Илсет, если он станет слишком наседать. Впрочем, чужие старшие редко проводили в школе меньше недели. Будет еще время для осторожных расспросов.

Они шли дальше. Илсет выглядел задумчивым, и Давьян, которого разговор отвлек от происшествия в Каладеле и успокоил, тоже помалкивал.

Немного погодя Илсет словно встрепенулся.

– Кстати, о переменах, – сказал он с немного натужной веселостью. – Ты к завтрашнему дню готов?

– К завтрашнему? – нахмурился Давьян.

– К испытанию. – Илсет поднял бровь.

Давьян выдавил нервный смешок.

– Испытание только через три недели, на праздник Воронов.

Илсет поморщился и ответил не сразу.

– А, тебе еще не сказали? – он сочувственно тронул мальчика за плечо. – Извини, парень, но по разным причинам нам в этом году пришлось перенести испытание. Потому-то я и здесь: Тол Атьян прислал надзирать за происходящим. – Увидев лицо Давьяна, старший прикусил губу. – Право, мне жаль, Давьян. Я думал, тебе уже известно.

Мальчик чувствовал, как отливает кровь от щек, да и колени готовы были подогнуться.

– Завтра? – как во сне переспросил он.

Илсет кивнул.

– С рассветом.

У Давьяна так кружилась голова, что ответить он не сумел. К воротам школы мальчик подошел на негнущихся ногах, так до конца и не поверив.

Давьян, распрягая Джени, так и не обрел дара речи. Илсет уже удалился в сторону комнат, где жили старшие: пробормотал, что должен найти своих спутников. Давьян разобрался с упряжью и потащился к кабинету Талена. Голова у него плыла, шрам дергало, как всегда при перенапряжении. Исчезла кроха надежды, за которую он цеплялся последние месяцы. Ничего не осталось.