Та поняла её взгляд по-своему.
-Что, понравился парень? Да ты не переживай, Иваныч спасёт. Пошли в операционную.
Через два часа всё закончилась. Александра сидела в сестринской и пила очень сладкий и крепкий чай.
-Спасибо тебе, девонька, - подперев руками подбородок, напротив устроилась Никифоровна, - если бы не ты, пропал бы наш Василёк, а так жить будет. Отлежится и на поправку пойдёт. Если бы не ты.
Тут взгляд Александры упёрся в настенный календарь, на котором красовалась, напечатанная красным дата, 14 октября 1941 года. Девушка едва не выронила чашку, такого она не ожидала. Никифоровна заметила изменения в поведении девушки.
-Эко я старая, не подумала. Тебе ведь отлежаться надо. Пошли, сейчас провожу до комнаты, там и поспишь чуток. Крови-то много отдала. Вот тебя и зашатало. Хорошо, что погода пока устоялась. Думали, что зимы совсем не будет. Только недавно подморозило, а то всё слякоть да дожди. Сейчас раненых только-только к нам доставлять начали, а то ведь никак не проехать было.
Александра, совсем не вникая в сказанное, поднялась и в сопровождении старушки направилась в комнату, выделенную им с Клавдией. Та уже была там и, выдвинув из-под кровати какую-то коробку, рассматривала её содержимое.
-Ой, да это от прежних хозяев осталось. Не успели выкинуть. Теперь хоть на розжиг пойдёт. Давай унесу.
Никифоровна сунулась забрать коробку, но Клавдия сказала, что хочет посмотреть, может, что интересного найдёт.
-Ну, тогда ладно, гляди, а я уж пойду. Ты это, за девчонкой-от пригляди. Поспать ей надо. Она у тебя молодец. Спасла сегодня солдатика. Ладно, ладно, пойду уж, - заторопилась старушка, заметив, что Александра клюёт носом.
-Ты куда пропала? – начала Клавдия, - я тебя искала, искала. Думаю, куда подевалась? Давай, рассказывай.
Впрочем, Александра ничего не ответила, сон сморил её.
Клавдия грустно улыбнулась и продолжила разглядывать содержимое коробки. Там были старые письма, фотографии, среди которых она обнаружила и свою. На самом дне лежал календарь за 1914 год. Только она хотела достать его, как услышала слабый едва различимый стук. Поправив одеяло у племянницы, отправилась узнать, кто там хочет пообщаться. Оказалось, Григорий.
Прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить Сашу, женщина вышла в вестибюль и вопросительно посмотрела на дворника.
-Извините, барыня, я ведь сразу вас узнал. Только никак в толк взять не могу. Прошло почти тридцать лет, а вы всё такая же молодая. Да и барышня ничуть не изменилась. Вы не сумлевайтесь, всё, что старый хозяин велел сберечь, я сохранил. Могу прямо сейчас и отдать. Сам-то Тихон Васильевич жив ли? Как уехали они в Финляндию, почитай, больше ни о ком из Калашниковых я не слыхивал. В доме-то в вашем, как видите, госпиталь устроили, раненых привозят кажный день.
-Подожди, подожди, Григорий, не тараторь. Говоришь, сохранил всё, что брат тебя просил спрятать.
-Не сумлевайтесь, всё как есть. Доброту я помню. Ведь Васильич сестрицу мою спас, приданым облагоденствовал, да и мне помогал. Хорошее разве забудешь. Скажите, когда принести свёрток-от?
Договорить Григорию не дали. Появилась женщина в ватнике и позвала мужчину помогать сгружать раненых. Привезли новую партию. Клавдия вызвалась пойти с ними.
У подъезда стоял грузовик с открытыми бортами. Те, кто мог, сами спустились вниз и направлялись к входу. В кузове виднелись носилки с людьми. Вот их-то и следовало осторожно спустить на крыльцо и занести внутрь. Клавдия включилась в работу, на забыв о разговоре с бывшим дворником. Время текло, словно вода сквозь пальцы. Изнурительный труд утомил, а ведь ещё предстояло рассортировать раненых: кого-то срочно направить на операцию, а кто-то мог подождать и до утра. Некоторым требовалась немедленная перевязка. Клавдия отправилась будить племянницу, но та уже спешила на помощь. Работа поглотила всех санитаров и санитарок, врачи торопились в операционную. Окна особняка озарились ярким светом. Прошло часа два-три, а может, и четыре. Кто знает, сколько. За работой трудно было заметить, который час. Наконец, новая партия прибывших была размещена по палатам. Теперь можно было и передохнуть. Завтра, вернее, уже сегодня предстоял трудный день. Ожидалась новая партия раненых. Решили приспособить под палату бывший бальный зал. Правда, там было прохладно, но нашлись умельцы, которые обещали к утру изготовить буржуйки.
Клавдия, взяв Александру за руку, потянула за собой.
-Нам поговорить нужно, - намекнула она, направляясь к лестнице на первый этаж, - где бы найти укромный уголок, чтобы нас никто не услышал.
-Кажется, я знаю такое место. Помнишь, на чердаке я как-то устроила тайную комнату, когда хотела ускользнуть от родителей. Пошли, - Александра потянула тётушку за собой.
Пройдя через зал, где кипела работа, они подошли к винтовой лестнице, ведущей на чердак. Пришлось подняться на несколько ступеней вверх. Здесь лестница выходила на небольшую площадку, где виднелась запертая дверь.
-Кажется, замок остался тот же, - удивилась девушка, доставая из-под притолоки ключ, - нам сюда.
Открыв дверь, женщины оказались в небольшом коридоре. Пройдя внутрь, Александра отодвинула от стены небольшую тумбочку, затем наклонилась, что-то нашарила на полу и тут часть стены отодвинулась в сторону, явив взору небольшой тёмный проход.
Александра взяла инициативу в свои руки. Пройдя первой, нашарила что-то рукой и на свет появилась керосиновая лампа, затем извлекла коробок спичек, и неяркий колеблющийся свет выхватил из мрака небольшую по площади, но уютную комнату. Поторопив тётушку, Александра закрыла проход и перед ними оказалась самая обычная стена. Поставив лампу на столик, девушка устроилась в кресле и пригласила Клавдию присесть рядом.
-Что ты мне хотела сказать?
Усевшись поудобнее, Клавдия пересказала то, что ей сообщил Григорий.
-Как я понимаю, мы каким-то образом оказались совершенно в другом времени. Тем не менее, Григорий узнал нас и хотел отдать нечто, оставленное твоим отцом. Я ничего не могу до сих пор понять, почему брат уехал в Финляндию. Возможно, у него там какие-то дела. Ты, случайно, не знаешь?
Александра встрепенулась и ответила:
-Вроде бы припоминаю. Как-то отец надумал приобрести усадьбу и ездил туда по делам, но речи о продаже московского дома никогда не шло. Не могу даже предположить, что заставило отца покинуть пределы России. Если он решил уехать, то тогда понятно, зачем он продал особняк. Одно мне неясно, почему на календаре 1941 год. Что это значит?
-Подожди, кажется, я начинаю понимать, - прервала Александру тётушка, - скорее всего, мы сейчас находимся у себя дома, а то, что происходит, не что иное, как наши с тобой видения. Ведь ты довольно часто принимала то, что происходило с тобой, за явь. Теперь, наверняка, случилось то же самое. Единственное, что меня беспокоит …
Клавдия не договорила. Раздался протяжный, тянущий за душу, вой сирены.
-Что это? – с удивлением спросила Александра.
Женщина пожала плечами и предложила спуститься вниз, чтобы всё разузнать.
-Потом договорим, - шепнула Клавдия.
Закрыв потайную комнату, спустились вниз. Сирена продолжала свой протяжный вой.
-В чём дело? – поинтересовалась Клава у пробегавшей мимо санитарки.
-Воздушная тревога, - только и успела ответить та, как раздался грохот взрыва и хрустальными осколками разлетелись стёкла в вестибюле. Из разбитых окон потянуло морозом.
-Идите наверх, проверьте, как там раненые, - приказала, неизвестно откуда появившаяся Никифоровна.
Клавдия с Александрой поспешили подняться на второй этаж. Где-то посредине лестницы Александра внезапно остановилась и, вскрикнув, обсела на пол.
-Что, что с тобой, - забеспокоилась Клавдия.
Александра с трудом приподнялась и тихо произнесла:
-Я видела, как погиб Григорий.
-Что, что ты сказала? Повтори, - не поверила тётушка.
-Я отчётливо видела, как погиб Григорий.
