И, помню, я ходил и все думал: crimen! crimen! crimen!

«Никогда на ум не приходило…»

И мне представился суд впервые, как что-то необходимое и важное. Раньше я думал, что это «рядятся» люди в цепи и прочее, и делают какие-то пустяки, не похожие на дела других люден, и что все это интересно наблюдать единственно в смысле профессий человеческих.

Нет.

Вижу, что — нужно.

Дело.

Дмитрий Березкин

СОВРЕМЕННЫЕ КУМИРЫ

Очерк современной сыщицкой литературы

Речь к учащемуся юношеству

Кто в наше время не слыхал о Шерлоке Холмсе, Нате Пинкертоне, Нике Картере, Путилине и других «знаменитых» и «величайших» сыщиках?

Кто не читал или не видал на сцене, как эти сыщики, несмотря на все чудовищные ухищрения и козни не менее знаменитых «воров-аристократов» и иных «героев» темного преступного мира, вроде лорда Листера, Арсена Люпэна и Лейхтвейса, всегда удивительно счастливо и удачно раскрывают самые таинственные преступления, неутомимо преследуя их виновников по всем уголкам земного шара и выходя целыми и невредимыми из самых, казалось бы, невозможных положений?

Тощенькие, маленькие книжечки из плохой бумаги, с ярко и грубо раскрашенными обложками, повествующие об «удивительных» подвигах и приключениях этих вымышленных досужей фантазией виртуозов сыска и преступления, в какие-нибудь два-три года буквально заполонили собой книжный рынок.

Попробуйте заглянуть, напр., в сумки газетчиков и книгонош, в книжные шкафы железнодорожных станций, на прилавки и полки не только книжных магазинов средней руки, но и писчебумажных и даже табачных и мелочных лавок и ларей, — и пред вами одинаково всюду замелькают они, эти пестрые книжки с сенсационными «сногсшибательными» заголовками вроде: «Тайна красной маски», «Кровавые драгоценности», «Двенадцать мертвых сердец», «Дом семи дьяволов», «Человеческая бойня», «Школа убийц» и проч, и проч.

Перечислить, хотя бы приблизительно, даже выдающиеся только номера этой современной авантюрской литературы решительно не представляется никакой возможности: их не десятки, не сотни, а тысячи. Каждый грядущий день родит все новые и новые выпуски, и все эти выпуски одинаково по-своему «выдающиеся».

Для их фабрикации на наших глазах выросли специальные издательские фирмы, в целях рекламы и сбыта раскинувшие своих представителей чуть ли не по всем городам матушки-Руси. От этих представителей в главные конторы их фирм то и дело летят заказы выслать то «серию Дацара», то «серию Пат Коннера», то «серию д-ра Кварца», «Мутушими», «Лейхтвейса» и проч. И главные конторы работают, шлют. Из недр их складов каждый почти день эти «серии» всевозможной шерлоковщины и пинкертоновщины целыми громадными кипами плывут по всем направлениям, проникая в самые отдаленные уголки, до затерявшихся в глухой таежной тайге деревушек включительно.

О том, насколько велик в настоящее время сбыт произведений сыщицкой литературы, можно судить уже по тому, что, по официальным только данным, ее расходится в одном лишь Петербурге около семи с половиной миллионов книжек в год. За один лишь августа месяц прошлого года, когда пред началом ученья типографии бывают заняты, обыкновенно, главным образом печатанием учебников, в Петербурге было напечатано 898.710 экземпляров сыскных брошюр, вес которых равнялся 2.488 пудам 17 фунтам. Можно судить, поэтому, каково же общее, обращающееся среди российских обывателей, количество этих брошюр! Надо полагать, что это количество, если принять во внимание число брошюр, напечатанных не за один только, сравнительно «тихий», август месяц, а и за все месяцы года и не в одном только Петербурге, а и в Москве, Варшаве, Одессе и других городах России, а также — число брошюр, вывезенных в готовом виде из-за границы и, наконец, полученных в наследство от трех-четырех предшествующих лет, — будет умопомрачительно громадно: оно должно выразиться уже не десятком, а десятками миллионов экземпляров.

Десятки миллионов экземпляров!

Но ведь это — настоящее безбрежное море, настоящий книжный потоп!

И, — спрашивается, — чего?

Полуграмотных рассказов о том, как один человек вполне сознательно и хладнокровно совершает всевозможные мерзости и зверства, а другой охотится за ним, точно за красным хищным зверем и, после целого ряда до нелепости фантастических приключений, наконец, настигает его, хватает, сажает в тюрьму, стреляет, колет, рубит, режет без всякой жалости и милосердия. Обман, воровство, подлоги, бесчеловечная жестокость, разврат…

И — кровь, кровь…

И что особенно знаменательно и грустно, так это то, что это кровавое книжное море сыска и преступления, вздувшееся на наших глазах и при нашем высококультурном «благосклонном» попустительстве, на наших же глазах постепенно и невозбранно захлестнуло своей безобразной мутью не одни лишь дворницкие и швейцарские, а и наши школы, наше учащееся юношество.

Присмотритесь внимательно к тому, что читает последнее, — и вы, наряду с прекрасными книгами, нередко встретите все те же пестрые книжки о Шерлоке Холмсе, Нате Пинкертоне, Нике Картере и проч. Вместе с тем, вы подметите, что рядом со случайным чтением этих книжек (подвернулась, дескать, под руку книжонка — ну, взял да и прочитал, «со скуки» прочитал, «чтобы провести время» прочитал) идет чтение систематическое: книжки с рассказами о преступлениях и сыске читаются именно запойно, любовно, в ущерб умному и полезному чтению.

«Когда я приехал в Петербург, — пишет один юноша в ответ на предложенный ему анкетный вопрос, — то мне пришлось читать книжку о Нате Пинкертоне. Я с восхищением прочитал одну книжку и попросил у товарища другую»[23].

«Ради этих книг, — читаем мы в другом ответе, — я бросил другие книги, не смотря на то, что дома не совсем охотно позволяли читать их».

«Когда все спят, я зажгу лампу и читаю целую ночь».

«Не могу оторваться», «не могу заниматься уроками», «упиваюсь», «испытываю наслаждение», «дочитался до привидений», «стало жутко» и проч. и проч.

На вопрос: «Сколько прочитал из сыщицкой литературы?» — один юноша ответил, что прочитал 200 выпусков, другой — 300 выпусков, около сорока заявили, что прочитали около 150 выпусков каждый, 32 указали, что прочитали «много», что означает, во всяком случае, не менее 50 выпусков и проч.

Некоторые из учащихся дошли в чтении всевозможной шерлоковщины и пинкертоновщины даже до того, что сделались своего рода специалистами в этой области, наловчившись отличать разные оттенки этих, в общем, однообразных «серий». Так, Путилин, напр., одному ученику нравится больше всех, потому что он «не сразу ловит, как другие, а постепенно».

Мало того: вы подметите, что этими книжками увлекаются подчас настолько, что их чтение постепенно начинают считать «полезным» и «нужным», а героев сыска возводят даже в идеалы своей будущей жизни и деятельности. Так, один юнец откровенно заявляет, что книжки о сыщиках он «покупал и будет покупать», потому что считает их «полезными и для мальчиков, и для взрослых». А на анкету об идеалах учащихся, проведенную в октябре 1908 года в 15 классах мужских учебных заведений и 27 классах женских, поступил, между прочим, 31 ответ (24 от учеников и 7 от учениц), в которых «идеалами» выставляются именно или Шерлок Холмс, или Нат Пинкертон, Ник Картер и другие сыщики. К аналогичным же данным привела анкета, произведенная в одном из учебных заведений и в 1909 году. При этом, как в том, так и в другом случае, в некоторых ответах, после восторженного отзыва о личности и «подвигах» сыщиков, прямо и недвусмысленно заявляется: «Мне самому хочется быть Нат Пинкертоном», «Я больше всего хочу быть Шерлоком Холмсом», «Я также хочу раскрывать преступления и отыскивать преступников», «Я также намерен заняться этим делом по окончании курса гимназии» и проч. и проч.