В разгар жестокой войны, бушующей прямо под стенами города, в ходе душераздирающего диалога между мужем-героем и его женой о смысле и перспективах войны настроение внезапно меняется, и отец, смеясь, снимает с головы боевой шлем, напугавший младенца. В краткие мгновения воссоединения семьи шлем перестает заслонять смеющееся лицо Гектора, склоняющегося, чтобы поцеловать сына. Но шлем никуда не делся, он лежит на земле, ярко сверкая на солнце, и, наверно, младенец продолжает хныкать, напоминая о том, что это всего лишь краткая передышка в войне, которая закончится гибелью Гектора и разрушением великой Трои.

Все это всплыло в моей памяти, когда я впервые поднялся на холм к руинам Трои. Цитадель некогда располагалась неподалеку от моря, но за века, прошедшие после падения Трои (ок. 1200 до н. э.), наносы реки Скамандр заставили море отступить. Если в античные времена Троя господствовала над проливом, разделявшим Азию и Европу, то в наши дни холм поднимается над плоской равниной, и море чуть видно с него на горизонте.

Еще сильнее, чем местоположение города, меня разочаровал его размер. Троя оказалась крохотной. Я представлял себе огромную высоченную крепость с многолюдным городом внутри, а это поселение можно было пройти из конца в конец за пять минут. Трудно было даже представить себе, каким образом эта мини-твердыня могла так долго противостоять могучей греческой армии. Неужели эпос просто-напросто непропорционально раздул размеры скромного укрепленного городка?

Пока я переживал разочарование, мне пришло в голову, что реакция Александра была совершенно противоположной: он полюбил Трою. Как и я, Александр бредил этой легендой с детства, с тех самых пор, когда его впервые приобщили к гомеровскому миру. По Гомеру он учился читать и писать[28]. Радуясь успехам Александра, царь Филипп убедил переехать на север, в Македонию, самого знаменитого из живших тогда греческих философов – Аристотеля. Тот считал Гомера основателем греческой культуры, греческого мировоззрения и был величайшим из его комментаторов. Александр с высоты своего положения воспринимал Илиаду Гомера не только как описание важнейшего события греческой истории, но еще и как идеал, сподвигший его на поход в Азию. Тот список Илиады, который Александр клал под подушку, собственноручно снабдил комментариями его учитель Аристотель[29].

Прибыв в Азию, Александр первым делом поклонился могиле Протесилая[30], который, как сообщала Илиада, первым вступил на берег, когда греческое войско достигло Трои. Этот поступок Александра стал лишь его первым шагом в воплощении событий, описанных Гомером. Добравшись до Трои, Александр и его друг Гефестион возложили венки на памятники Ахиллу и Патроклу[31], показав миру, что следуют путями прославленных греческих воинов и любовников. Затем Александр и его соратники состязались в беге нагишом вокруг городских стен – согласно Гомеру, так Ахиллес преследовал Гектора[32]. Когда Александру показали лиру, которая, по словам легенды, принадлежала Парису, он же заявил: «Я бы предпочел увидеть ту, которой владел Ахиллес»[33], – и взял из храма священное оружие, хранившееся там со времен Троянской войны[34]. Завоевывать Азию он отправится с оружием гомеровской эпохи.

Хоть Троя и не имела существенного стратегического значения, ее посещение раскрыло тайные пружины кампании Александра: он явился в Азию, чтобы лично прожить историю Троянской войны. Гомер сформировал мировосприятие Александра, и теперь Александр начал кампанию, руководствуясь им. Придя в Трою, Александр решил воплотить в жизнь эпическую легенду, какую не мог бы представить себе даже Гомер, и возвеличил Гомера, осуществив завоевание Азии в гораздо большем масштабе. (Похоже, легендарный царь предпочитал совсем не те эпизоды Илиады, что я: если меня привлекала семейная сцена встречи Гектора, Андромахи и их сына, то Александр отождествлял себя с непобедимым в боях Ахиллесом.)

Пока Александр находился в Трое, Дарий послал навстречу ему войско греческих наемников под командованием персов. Первое сражение Александра с персами на реке Граник закончилось разгромом персидской армии[35]. Дарий неожиданно узнал, что молодой македонец куда опаснее, чем казалось. Решив, что пора взять инициативу в свои руки, Дарий начал собирать большое войско, чтобы покончить с возмутителем спокойствия.

Армия Александра Македонского и его союзников-греков заметно уступала персидской в численности, зато превосходила ее в подготовке и боевой тактике. Отец Александра заимствовал у греков фалангу – построение сплошной шеренгой воинов-пехотинцев, каждый из которых держал в одной руке щит, в другой – копье, и все защищали и поддерживали друг друга. Добившись при обучении своих солдат суровой дисциплины, Филипп сумел заставить и научить их пользоваться более длинными копьями, благодаря чему шеренга превращалась в непроницаемую движущуюся стену[36]. Александр, придя к власти, дополнил усовершенствованную фалангу быстрой кавалерией, которая могла обойти войско противника и ударить с тыла. Сам же он выработал уникальный боевой стиль, воодушевлявший воинов. Если противник, Дарий, обычно пребывал в тылу сражающегося войска, то Александр возглавлял атаку и кидался туда, где кипела самая горячая битва. Однажды во время штурма он, опередив всех своих воинов, забрался на стену в сопровождении всего двоих телохранителей и оказался в гуще обороняющихся. Когда соратники догнали полководца, тот, окруженный со всех сторон, раненный, продолжал успешно отбиваться от многочисленного противника[37].

Два войска встретились в конце 333 г. до н. э. близ города Исса на побережье Средиземного моря, неподалеку от современной турецко-сирийской границы. В тех местах прибрежная равнина упирается в горы, из-за чего огромная армия Дария не имела пространства для маневра. Уверенный в своем численном превосходстве персидский царь направил атаку против фаланги, располагавшейся на левом крыле греческого войска. Но выучка взяла верх над численностью. Фаланга не только не побежала, но даже перешла в контратаку. Когда же Александр в конной атаке с правого фланга прорвался вглубь порядков персидского войска, направляясь к Дарию, тот не рискнул вступить в бой и в панике бежал[38], безуспешно преследуемый противником.

Описание битвы при Иссе с детства отложилось в моей памяти после того, как я увидел картину Альбрехта Альтдорфера, художника эпохи Возрождения. На картине в лучах заходящего в облачном небе солнца драматически сверкают клинки и доспехи людей и лошадей на поле боя. В середине композиции Дарий, стоящий на колеснице, запряженной тройкой лошадей, спасается от Александра, который преследует его верхом на коне с копьем наперевес. Мне всегда очень нравились подробности и проработка деталей этой картины. Я мог подолгу рассматривать репродукцию, если она попадалась мне в книжке, изучал батальные фрагменты, укрепления, руины замка на заднем плане. (Когда мне все же довелось увидеть картину в оригинале, оказалось, что она гораздо меньше, чем я ожидал, всего 158×120 см.)