Но стало совсем не смешно, когда я превратилась в одну из этих девочек.

Я ничего не могла поделать с собой и часто приходила в себя во время очередного просмотра его Instagram, когда всерьез думала, что готовилась к занятиям.

Я научилась рисовать лучше только для того, чтобы изображать его во время выступлений.

Я дарила ему цветы всякий раз, когда приходила на его спектакли.

Я знаю, что он узнаёт меня.

Я поняла, что мои мысли мешают мне жить, поэтому я решила выделить определённое время после занятий для этих прогулок. Как бы я себя не чувствовала, как бы не устала за день, мне нужно было ходить и думать о нём. О Хизере.

Наверное, я сумасшедшая.

Вчера всё шло как обычно. Я купила кофе, выпила его на ходу, обжигая язык и нёбо, прошла мимо магазинов, школы, больницы, мимо одинаковых домов и нескольких кафе. Я привычно свернула с главной улицы и оказалась в тех самых дворах, с которых начала свой рассказ. Я шла в определённый двор, в котором обычно никого не было. Небольшой квадратный дворик с несколькими скамейками и детской площадкой. Там я сижу на качелях, иногда с музыкой, иногда без; иногда рисую на коленке, иногда плачу. Думаю, у каждого есть такие места. После этого «сидения» мне становится чуть легче, и у меня появляются силы для того, чтобы пойти домой.

Но вчера я зашла в любимый двор и увидела, что моё одиночество нарушили.

Я остановилась, как вкопанная, когда увидела парня, сидящего на качелях. Он что-то мастерил, я, даже близоруко сощурившись, не смогла сразу понять, что он делал. Настроение, и без того паршивое, испортилось ещё сильнее. Я пошла мимо, стараясь сделать вид, что так и планировала. Ноги дико болели.

Я даже не смотрела на этого парня, что было не похоже на меня. Но когда я поравнялась с ним, он внезапно подал голос:

— Вы ведь сюда шли?

Я остановилась. У незнакомца был очень приятный низкий, хотя и молодой, голос. Я привычно наделила его цветом. Глубоким синим, как открытый океан на хороших фотографиях.

— Да, я шла сюда, — немного резко ответила я, в очередной раз мысленно дёрнувшись от звука собственного голоса.

— Вы мне не помешаете. Качелей же здесь две. Но если я мешаю вам, скажите, и я уйду.

Меня подкупила вежливость молодого человека, и я сдвинулась с места, начав движение к свежепокрашенным качелям. Я наконец подняла голову и посмотрела на него. И ужаснулась.

Это был парень из числа тех, кого обычно единогласно считают красивыми. Смуглая кожа, прямые тёмные волосы, лежащие неряшливой шапкой, достающие до скул, и непривычный моему взгляду разрез глаз позволяли угадать в нём метиса. Он был одет в чёрные зауженные джинсы, белую рубашку с подвёрнутыми по локоть рукавами и чёрный жилет с эмблемой местной школы. «Надо же. Школьник», — с легким пренебрежением подумала та, что перестала быть школьницей меньше двух лет назад. Тогда же я увидела, что он что-то вяжет. Но не это меня испугало.

Меня испугали запекшаяся кровь на его губе, ссадина на правой щеке, не до конца стёртая пыль на джинсах, грязный рукав рубашки.

— Что с тобой случилось?! — воскликнула я, чуть не выронив сумку из рук.

Парень поднял голову и посмотрел на меня.

Тёмно-карие глаза.

Любые глаза этого цвета неизменно напоминают мне об одном человеке. О человеке, к которому обычно обращены все мои мысли в том дворе. Но глаза метиса смотрели на меня совсем иначе. Они тоже смеялись, но совсем другим смехом.

— Я могу обращаться к вам на ты? Прошу прощения, что отвечаю вопросом на вопрос.

Он смотрел на меня, а его руки беспрестанно двигались, связывая в единое полотно плотную тёмно-зелёную нить.

— Да… Да, конечно, можешь. — всё ещё испуганно ответила я. — Тебе нужна помощь?

— О, да… у тебя нет зеркала? Как-то не очень хочется смотреться во фронтальную камеру без дела.

Он говорил это с таким искренним смешком. А мне было страшно. Я давно не видела крови.

— Зеркала?.. Нет, у меня его нет.

Парень закатил глаза и засмеялся. Я снова вспомнила о своём большом кошмаре, но отогнала эти мысли.

— Что за девушки пошли… И зачем вам нужны эти сумки, если у вас нет даже зеркальца? Не обижайся только, — он улыбнулся, — сильно меня раскрасили? Просто я ничего не чувствую. Так, тянет немного, да и всё.

— Губа разбита… и ссадина на щеке, — я еле сдерживала слёзы. Вид этого избитого красивого парня наложился на мои собственные переживания, и я почувствовала себя просто отвратительно.

— О, да тут разве есть чего пугаться? Ты такая впечатлительная, — наши взгляды встретились, и его улыбка померкла. — Ты что, плачешь? Из-за меня?

У меня не было сил и желания открывать ему своё сердце. К тому же, в какой-то степени он был прав, поэтому я быстро смахнула слёзы с щёк (что оказалось бесполезным) и кивнула.

— У тебя большое сердце, — сказал он, внимательно глядя на меня, — Но здесь не из-за чего плакать. Садись, я всё тебе расскажу.

Я машинально села, бросив сумку рядом, и снова вытерла слёзы. Метис подал мне своё вязание и вновь растянул разбитые губы в улыбке:

— Подержи, пожалуйста, я достану тебе воды.

Дрожащими руками я аккуратно приняла мягкий моток шерсти, спицы и уже связанное полотно и положила их себе на колени, пройдясь пальцами по связанному изделию. Парень тем временем порылся в своём рюкзаке и достал оттуда бутылку воды. Пока он этим занимался, я увидела, что воротник его рубашки был смят чьим-то злым кулаком. Я поспешно опустила голову и часто задышала, стараясь успокоиться.

Мне кажется, люди могут знакомиться без таких эмоциональных потрясений. Но это явно не про меня.

Парень протянул мне бутылку и сам забрал с моих колен свою работу. Я поблагодарила его и отпила немного воды.

— Ты хорошо вяжешь. У меня так никогда не получится. — сказала я всё ещё дрожащим голосом, — Что это будет?

— О, спасибо. Но здесь нет ничего сложного, — спицы снова застучали в руках молодого человека, — и это будет… шарф. На большее я пока не способен.

Он немного помолчал и добавил:

— Сегодня, например, меня побили из-за этого шарфа. Вяжу его руками, пóтом и кровью, — он усмехнулся.

— Сегодня? — я подняла голову и не смогла оторвать взгляда от его рассечённой щеки, — Так это случилось не в первый раз?

— Нет, что ты. Раньше меня стабильно били раз в две недели.

— Но почему? — я была поражена, но в памяти быстро всплыли картинки из моего детства. Конечно, и в моей школе были такие мальчики. Мальчики, которых били ни за что. Как быстро я отвыкла от жестокости, царящей в стенах школы.

— На самом деле, повод можно придумать всегда. Из-за цвета кожи, из-за пятёрки по геометрии, из-за того, что не дал списать на контрольной. — он нахмурился, но не воспоминаниям, как я подумала, а слабо натянутой петле. — Потом меня начали бить за группы, которые я слушал, за аниме, которые смотрел, за картинки, которые ставил на аватар в соцсетях.

Парень слегка поправил ногой стоящий на земле чёрный тканевый рюкзак, и я увидела висящие на нём старые значки с героями разных аниме. Многих я не знала, но, когда увидела полустёртое изображение Хаула-блондина, поспешно отхлебнула ещё немного воды и снова повернулась к парню.

— Ну, а сегодня меня побили за то, что я вязал на крыльце школы. Думаю, это был мой прощальный подарок им, — летом мы выпустимся, они будут скучать по мне.

— Они побили тебя за то, что ты вязал? — шокировано повторила я. У меня не укладывалось это в голове.

Метис посмотрел на меня:

— Прости меня ещё раз за вопрос вместо ответа. Но как тебя зовут?

Я почему-то смутилась и поправила волосы. Боже, как это по-дурацки выглядит.

— Агата. А тебя?

— Очень приятно, Яков. А что касается твоего вопроса… это ведь так по-гейски — вязать.

Я опешила. Я, правда, не знала, что сказать. Но я знала, что я хотела бы сделать: я хотела бы плюнуть в лицо каждому из тех, кто долгие годы бил и оскорблял этого парня.