Тем вечером я долго шла, не поднимая карих глаз в светло-голубых линзах и не глядя на вечерние огни своего родного города. Обычно я не упускала возможности полюбоваться до боли знакомыми зданиями. Но в тот раз я была настолько поглощена своими мыслями, что архитектура перестала меня волновать. Я шла прочь от любимого театра, который в очередной раз подарил мне несколько часов непередаваемого восторга и отрыва от реальности. Эмоции, что я испытывала во время просмотра пьесы, вряд ли были бы иными, если бы та история произошла со мной на самом деле.

Да, пьеса, это важно. Тогда я второй раз посмотрела «Ходячий замок» — постановку, которую все городские СМИ единогласно окрестили премьерой года. Я сидела во втором ряду и на протяжении всего действия не могла пошевелиться от напряжения. Театр действует на меня опьяняюще — так, как никогда не действовал алкоголь, — за что я не устаю его благодарить. Тем же вечером я благодарила одного актера больше других. Того парня, что играл Хаула. Если меня спросят, почему я никогда не задавалась вопросами о том, как его зовут, сколько ему лет, где его можно найти вне театра, я не уверена, что мой ответ был бы убедительным. Наверное, я боялась, что чудо перестанет быть чудом, если я узнаю его «земное» имя.

Я дошла до небольшого парка, скудно освещенного грязными фонарями. Меня почему-то удивило, что все скамейки были пусты. Этот парк из тех, в которых негде присесть на пару минут, чтобы допить свой кофе. Большие часы на здании городской мэрии показывали 22:34. Я достала телефон и написала маме сообщение, что встретила знакомую и решила сходить в бар. Не знаю, что заставило меня впервые соврать матери, — не вид ли пустых скамеек? Я села на одну из них и некоторое время пристально смотрела на фонтан, круглый и незатейливый, шумно выбрасывающий в воздух тонкие струи воды. Я не смогла понять, как рука потянулась к запечатанной пачке сигарет, скрытой в маленькой светло-зелёной сумке. Я не курю, но недавно случившееся со мной совершеннолетие заставило меня купить эти сигареты в доказательство полной дееспособности. Я сняла плёнку с пачки и, скомкав, выбросила её в урну. Достав одну сигарету, я зажала её губами, боясь смять.

Только после этого я поняла, что не купила зажигалку. Никогда до этого я не чувствовала себя настолько глупо. А после случилось то, что, пожалуй, перевернуло мою жизнь.

Справа из-за спины к моему рту приблизилась чья-то рука и… щёлкнула колёсиком зажигалки. Спустя мгновение справа же от меня на скамейку сел молодой человек с буйной тёмной шевелюрой, длинные пряди которой касались не только острого подбородка, но и плеч. Он выдернул у меня изо рта сигарету так, что заныла верхняя губа.

— Девушкам незачем курить, — хрипло сказал он и, откашлявшись, сам затянулся этой сигаретой.

Всё произошло очень быстро. Сначала я смогла только испугаться, а уже потом похолодела от того, что узнала этот голос. Рядом со мной, откинув волосы с лица и насыщаясь моим никотином, сидел Хаул. Именно такой была моя первая мысль, пролетевшая раньше, чем то, что он реальный человек, талантливый актёр. В «Ходячем замке» его мастерство позволяло забыть о том, что у каноничного Хаула были светло-голубые глаза. Оно заставляло верить большим тёмно-карим глазам актера. (Смешно, но тогда я впервые подумала о том, что носить светлые линзы — чертовски глупая идея). Этот молодой невысокий, но хорошо сложенный парень во время своей игры не позволял думать даже о дыхании. Он виртуозно владел своим голосом: то кричал, то еле слышно шептал на сцене. Он плакал и смеялся, и зал вторил ему. А я не могла отнять рук от лица и молила время остановиться.

Теперь же он сидел со мной рядом в пустом парке, где шумел фонтан. У меня затряслись коленки.

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем актёр повернулся, посмотрел мне прямо в глаза и очень тепло улыбнулся мне, спросив:

— Что, линзы носишь?

Я кивнула и подумала о том, что раньше людям требовались недели, чтобы понять, что мой цвет глаз — ненастоящий. А тут, в полутьме, он раскусил мой нехитрый обман за несколько секунд. Актёр снова обратился ко мне:

— Как тебя зовут, курильщица?

Я набрала в грудь побольше воздуха, машинально заправила за ухо прядь волос и неуверенно сказала:

— Агата… — а после выпалила, — я была на твоём спектакле сегодня.

Хаул усмехнулся и, покачав головой, снова затянулся. Он не сводил с меня глаз, а я не могла не переводить взгляд с него на фонтан и обратно.

— Могла бы хоть для галочки спросить, как меня зовут.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не знала, как его зовут! К дрожи колен добавилась дрожь кистей рук. Я с опаской ждала стука зубов.

Но Хаул неожиданно сам спас меня:

— Для галочки… Меня зовут Хизер.

— Очень приятно, — быстро сказала я. Хизер пожал протянутую мной руку. очень постаралась сделать рукопожатие сильным, а не хлипким. Парень присвистнул:

— О, чёрт, да ты же дрожишь! Погоди-ка…

Он встал со скамейки и пошатнулся. Вернув себе равновесие, он выбросил сигарету в урну и снял с себя пиджак, под которым оказалась толстовка с большими карманами. Надо заметить, что это было самое начало сентября, и вечер достаточно тёплым. Не знаю, почему он тогда так разоделся. Хизер набросил на меня мягкий пиджак, будто обнявший мои плечи, и снова сел рядом.

— Спасибо, — неловко улыбнулась я, пытаясь успокоить свои руки, — но я… я просто разнервничалась.

Хизер уткнулся щекой в своё левое плечо, так, что я увидела его лицо в анфас и не смогла сдержать улыбки:

— Да ладно, я же не Джаред Лето! Есть у меня одно средство от волнения…

Он достал из кармана толстовки фляжку и потряс её. Внутри что-то призывно булькало.

— Будешь? — он отвинтил крышку и протянул мне. Я услышала запах чего-то сильно алкогольного. Не подумайте, я не знаток спиртного, но мне показалось, что это был ром.

— Спасибо, но я не пью, — покачала головой я.

— Я тоже. Но иногда полезно, — он отсалютовал мне фляжкой, — за знакомство, милая Агата! Осень — прекрасное время для дружбы.

Он сделал несколько больших глотков, и позднее осознание ударило мне в голову.

Хизер, лучший Хаул из всех возможных, такой красивый и талантливый, сидел рядом со мной в состоянии обыкновенного опьянения.

Я не знаю, почему я сразу этого не поняла. Наверное, в очередной раз была околдована его взглядом и тем, что он был так близко. Мне стало так горько. Я не люблю пьяных людей, и я боялась разочароваться в наскоро созданном идоле. Но «идол» не терял своего обаяния. Он казался мне ещё более красивым, чем там, в свете софитов на большой сцене.

Внезапно он потряс меня за плечо, укрытое его пиджаком, и я вздрогнула. Мне показалось, что его рука обожгла мою через плотную ткань.

— Прости, я замечталась.

— О чём мечтала? — спросил он, не убирая руки.

— Я даже не успела понять. Мечта улетела, — я на секунду замялась, а потом спросила, — ты что-то сказал?

— Я сказал что-то вроде «ку-ку».

Я невольно засмеялась:

— И на это я променяла свою мечту? Какой ужас.

Теперь пришла очередь Хизера хмыкнуть. Он вновь отхлебнул из фляжки и только после этого убрал руку с моего плеча:

— Я вообще плохой человек.

Мне снова стало неловко:

— Такой хороший актер, как ты, просто не может быть плохим человеком, — сказала я и быстро добавила, — не подумай, я не подлиза! Но ты был великолепен.

Я почувствовала, как вспыхнули щёки, и поблагодарила всё в нашем мире и над ним за то, что ночью темно.

— Ну… ты тоже ничего такая, — Хизер снова засмеялся, но смех быстро прекратился, — спасибо тебе. Редко встречаю людей, которым я смог бы поверить в этом вопросе. Тебе я верю. Ну, или мой друг верит, — он снова потряс своей фляжкой.

Я уставилась на здание музея, которое было видно через струи воды, выбрасываемые фонтаном. В котором же часу его выключают? Почему-то мне снова стало очень грустно. Зачем я сидела там с незнакомым человеком? Почему я не ушла сразу? Я не тешила себя его популярностью в нашем городе, но мне было приятно находиться с ним рядом. Он казался мне… хорошим. Я так редко встречала хороших людей.