Они долго сидели в молчании, пристроившись с краю и просто глядя на свое окружение, задумываясь, изменится ли для них все это когда-нибудь, станет ли когда-нибудь лучше. Курт смотрел на Дома и саба, которые бесстыдно лизались возле стены, вероятно чтобы просто почесать инстинктивный зуд. Дом из задир отдавал приказы сабам вокруг себя, словно рабам, чтобы просто ощутить, что он имеет какую-то силу. Он видел потертую одежду, которую он ненавидел, от которой чесалась ободранная кожа, что заставляло его желать вещей, которых он никогда не смог бы получить. Но прежде всего он видел опустошение. Безысходность. И он знал, что и Джефф видит все это и, может быть, понимает все даже лучше, чем он сам.
Он ненавидел мысль провести здесь остаток своей жизни, чтобы выживать, без единого шанса полностью изменить их жизни и стать кем-то.
Они знали друг друга лучше, чем кто-либо другой, и таким же невозможным, как их мечты, оказался тот факт, что они у них были похожими, что привело их еще ближе друг к другу. Они были убеждены, что бы они ни сказали, каким бы глупым, романтичным или недостижимым это ни казалось, это будет встречено с понимающей улыбкой и плечом, в которое можно будет поплакать над невероятностью всего этого.
- Ты когда-нибудь ей завидуешь? – тихо спросил Курт через некоторое время, зная, что Джефф поймет этот вопрос без необходимости уточнений.
- Иногда, - признался Джефф, легонько пожимая плечами.
- Я - да, - с горечью сказал Курт и проглотил ком, образовавшийся в горле, когда предыдущие слова Мерседес эхом прозвучали в его голове.
Некоторые из нас решили вырасти и столкнуться с тем, что сказок не существует.
Возможно, это было грубо с ее стороны, потому что она знала, как отчаянно Курт хотел верить, что сможет выбраться отсюда. Из этой ямы отчаяния. Прорывая когтями свой путь, и может быть, просто может быть, кто-то там наверху, предложил бы ему руку, чтобы ему не пришлось делать все это в одиночку. Но она не могла заблуждаться. Это была детская надежда. Глупая фантазия, которая просто не оставила бы его голову и сердце, и ему было бы все больнее с каждой секундой, утекающей мимо. Через несколько дней он просто хотел сломаться и плакать от несправедливости. Кричать и срывать ярость на обстоятельства, которые были вне его контроля.
Он сжал руку на краю стола.
- Я ей завидую, потому что она перестала мечтать о вещах, которые она никогда не сможет иметь. Она могла бы сожалеть, что никогда не сможет принадлежать ему по-настоящему, но она этого не делает. Она научилась быть счастливой с ним. И я думаю, что она действительно счастлива.
- Я не думаю, что смогу по-настоящему завидовать кому-то, кто отказался мечтать, - прошептал Джефф, на лбу которого образовались складки от тяжести его мыслей, и Курт посмотрел на него, подняв брови, немного удивленно и сильно недоумевая.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Курт.
- Она живет строго в своей реальности, принимая тот факт, что это лучшее, что она когда-нибудь получит. И для нее это может быть правдой, потому что она действительно чувствует себя хорошо, учитывая все обстоятельства. Но для меня… жить в реальности в одиночку просто означает признать тот факт, что я сломан и не подлежу ремонту.
Он покачал головой, словно от воспоминаний, преследующих его разум и наполнявших слезами глаза. – И я не могу этого сделать. Я не могу отпустить мечту, что я до сих пор цел и не повреждён. Что когда-нибудь кто-то действительно захочет меня. До тех пор, пока я не примирился с этой реальностью, я могу каждый раз вернуться ненадолго в те времена. Я могу вернуться туда и быть счастливым. Даже если это нереально. Она не может больше этого делать, - пояснил он, запинаясь, и Курт почувствовал, как его сердце треснуло еще немного больше, в то время как он повернулся к скамье и крепче обнял своего друга.
- Ты не сломан, милый. Ты по-прежнему прекрасен, - шептал Курт в его светлые волосы, и Джефф, сильнее прижавшись к нему, зажмурил глаза, желая поверить ему только лишь на мгновение.
========== Заявить права. Часть 3. ==========
Комментарий к Заявить права. Часть 3.
Опережаю собственный график, за два дня перевела следующий кусочек. Сама в шоке О_о
Воскресное утро
- Доброе утро, солнышко!
Пронзительный звук голоса его матери заставил Блейна споткнуться и удариться локтем о дверную ручку, когда он сонным приплелся в столовую босиком и в пижаме. Помещение было смехотворно большим для всего лишь трех человек, живущих в огромном особняке, все комнаты которого были выдержаны в одинаковом стиле. Декор был выполнен в мягких кремовых тонах с нежными золотыми акцентами, которые великолепно сочетались с мебелью из красного дерева.
В центре комнаты находился большой, украшенный орнаментами стол, который тянулся на шестнадцать мест, и стулья с высокими спинками, на которые было на удивление удобно облокачиваться. Различные картины некоторых любимых художников его родителей покрывали стены наравне с обычными семейными фотографиями и портретами, и, несмотря на угрожающие размеры этого места, все в особняке говорило о том, что он действительно является домом. Он был уютным и функциональным и вовсе не был похож на неприкасаемый старинный объект, как этого ожидали люди, и Блейн не хотел, чтобы было как-то иначе.
Плюхнувшись на стул и жадно протянув руки к кофейнику, пока его отец не сжалился над ним и не передал его, он попытался бросить свирепый взгляд в сторону своей матери, но тот, как всегда, вышел скорее милым, чем свирепым.
В этот момент у него было как раз одно из таких выражений лица.
- Маааам, - жалобно заныл он скрипучим голосом, когда он прижал чашку к своей оголенной груди, словно любимого ребенка, и попытался удержать свои слипающиеся глаза открытыми. - Кричать “доброе утро, солнышко” страдающему похмельем человеку, когда его голова готова взорваться, это самое старое и избитое клише в мире.
- Я решила думать об этом как о классике, а не как о клише, - царственно ответила Дана Андерсон, наполненная притворной манерностью, отчего Блейн со смехом потешался над ней.
- Если тебе станет от этого легче, то… ради бога, - съязвил он, и она бросила в него скомканную салфетку.
- Мне действительно станет от этого легче, - казалось, ее нос вдыхал в себя снобизм, витающий в воздухе, что заставило двух мужчин за столом захихикать, перед тем как она повернулась, чтобы снова посмотреть на сына, сверкая своими карими глазами. – И если уж мы говорим о том, что делает меня счастливой…
- Мам, - предостерег Блейн, прекрасно зная, к чему она клонит, но она вскинула руку, и он вдруг вспомнил, почему эту крошечную женщину, которую он считал своим лучшим другом, почти панически боятся в их окружении. Совершенная прическа вместе с аккуратным шиньоном, мягкий белый шифон рубашки, надетой на ней, которая была заправлена в идеально подобранные нарядные брюки, все это производило обманчивое впечатление о том, насколько пугающе властной она может быть, несмотря на свой маленький рост.
- Смотрины будут на следующей неделе, - выпалила она так, как будто ее никто не прерывал, положив руки на уродливый журнал, лежащий аккурат рядом с ее тарелкой, и постукивая прекрасно ухоженными ногтями по его блестящей обложке, и, как следствие, по его лицу, которое было там напечатано.
- Да, я в курсе, - покорно вздохнул молодой человек, зная, что он никак не сможет уйти от разговора. Ему это никогда не удавалось.