- Прости, крольчонок…больше никаких резких движений. Обещаю, - прошептал Джефф животному, и Ник улыбнулся милой картине перед своим взором.

- Ему, возможно, потребуется имя, если ты собираешься разговаривать с ним, ангел, - поддразнил он, и Джефф покраснел, на мгновение прикусил губу, прежде чем засиять улыбкой в ответ своему Дому.

- Пончо! – счастливо произнес он, и Ник уставился на саба.

- Ты хочешь назвать бедного кролика Пончо? – недоверчиво спросил он, и Джефф уверенно кивнул.

- Это мило. Его можно называть для краткости Чо и гм…это…это напоминает мне о тебе, - застенчиво сказал он в конце и посмотрел на Ника из-под ресниц, словно ожидая, что он посмеется или поиздевается над ним.

Но Ник просиял, когда до него дошел смысл, стоящий за этим именем, и наклонился, чтобы клюнуть Джеффа в губы.

- Мне оно нравится, - уверил он, нагнувшись, чтобы только что нареченный кролик оказался на уровне его глаз. – Привет, Чо!

Он снова погладил крошечную головку, и на этот раз кролик казался менее расстроенным от прикосновения и жевал выбившуюся нитку на рубашке Джеффа.

- Я тоже кое-что тебе приготовил, - признался Джефф через минуту, и Ник поднял взгляд.

- Детка, ты не должен… - попытался он, но Джефф покачал головой.

- Он не такой уж и большой…и я не…я не знал, что тебе подарить, и поэтому я просто…гм… он прямо там, - указал он на белый прямоугольник, обращенный к стене, и Ник подошел, чтобы повернуть его, задохнувшись от увиденного.

Это была картина, написанная акварелью с мягкими оттенками и нежными закругленными линиями, которые складывались в очертания их обоих, обнимающихся на кожаном диванчике, который напоминал диван из зала «Соловьев». Их лица были расположены близко друг к другу, и между ними было так много всего, что один только взгляд на картину сшиб Ника с ног.

- Ангел… - попытался сказать он дрожащим и хриплым голосом, пока рассматривал произведение искусства, которое получил во владение.

- Все нормально, если она тебе не понравилась. Курт…гм…Курт сделал эту фотографию некоторое время назад, и она попала ко мне после того, как мы стали парой, и я не знал, что тебе подарить, а потом у меня появилась идея, но на этой картине есть я, а мне не хотелось рисовать себя на твоем подарке… поэтому я попытался изобразить только тебя, но тогда картина выглядела, как будто ты смотрел на стену и улыбался, и я нарисовал и себя тоже и я не… - болтал и болтал он, пока мягкая пара губ нежно его не прервала.

Поцелуй получился крепче, чем все остальные, сейчас за нажатием губ скрывалось еще что-то, нечто чувственное и мощное, чему Джефф не мог дать названия, но чувствовал, что оно прожигало его насквозь до самых костей.

Он ответил на поцелуй так хорошо, как только мог, все еще не привыкнув к тому, как ему нравилось чувствовать себя от поцелуев Ника, и саб молился, чтобы дать Нику, по крайней мере, частицу таких ощущений, какие испытывал он сам.

Они разъединились, дыша друг другом, и когда Джефф распахнул веки, пара теплых коричневых глаз с благоговением взирала на него.

- Помимо того, что я получил тебя…это самый лучший подарок, который мне когда-либо доставался, - прошептал он, и эти слова тяжестью осели на Джеффе, пока саб одной рукой сжимал джемпер Ника, а другой укачивал пребывающего в стрессе Пончо, ведь крошечное животное было явно недовольно внезапным беспокойством.

Джефф прислонился к груди Ника, прижимая Пончо к своей собственной, глядя на художественное произведение, которое он создал.

Он спросил Курта о том, что ему следует подарить Нику, и тот прислал ему фотографию на телефон. Саб сказал, что сделал ее однажды на репетиции, но решил придержать у себя, пока они не были вместе. Он предложил, чтобы он сделал для Ника рамку, но вместо этого Джефф решил превратить фото в картину.

Он подготовил свои принадлежности и пытался работать, но каждый раз, когда его кисть пересекала полотно, саб просто испытывал ощущение неправильности, рисуя себя, такого закрытого и очевидно сломленного, рядом с Ником, улыбающимся, заботливым и красивым.

Все его попытки выбросить себя из этой картины, по-видимому, не возымели успеха, и, в конце концов, он просто заставил свою руку изобразить их обоих. Они вместе сидели на диване, Джефф смотрел в пол с осторожной улыбкой на лице, а Ник смотрел на него, и в его взгляде содержалось так много, что Джефф считал, что он никогда ко всему этому не привыкнет. В нем было так много любви, кротости и заботы, что сабу трудно было поверить, что это все предназначалось ему.

Но оно предназначалось…это было ясно по фото, которое сделал Курт, и по картине, которую написал Джефф и, может быть…просто может быть, он бы тоже научился любить себя в этой картине; может быть, в один прекрасный день он посмотрит на нее и увидит не сломленного мальчика, а мальчика на пути к тому, чтобы снова стать цельным, а рядом с ним был мальчик, который подтолкнул его к этому.

На этой картине должен был быть просто Ник…и может быть…может быть сделать ее такой, как сейчас, было неправильно.

- На ней должен быть только ты, - снова произнес он вслух, смотря вниз и гладя вытянутое ухо Пончо, которое лежало близко к его спине, что заставляло кролика дергаться.

Ник посмотрел на него и решительно покачал головой.

- Ты всегда должен быть рядом со мной. Это то, что делает ее идеальной. И картину, и мою жизнь. Ты, - сказал он, и Джефф поднял голову с глазами, наполненными слезами и дрожащей губой, а его тело обернулось вокруг этих слов, удерживая их так близко, чтобы никто не смог их у него отнять.

========== Ослабить путы. Часть 7. ==========

Канун Нового года

- Я взволнован! – сиял улыбкой Курт с пассажирского сидения машины Блейна, когда они ехали в сторону дома Дэйва и Себастьяна на традиционную новогоднюю вечеринку «Соловьев».

- Я это вижу, прекрасный, - захихикал Блейн, когда в его поле зрения попал саб, который подпрыгивал на своем месте от волнения. На его щеках играл здоровый, великолепный румянец, волосы были убраны в привычную челку, которая заставляла его ангельское лицо выглядеть еще красивее, а этот аппетитный наряд делал собственные брюки Блейна чуточку теснее.

Курт был одет в узкие черные джинсы, которые почти что греховно облегали его длинные, стройные ноги. Их нижняя часть была скрыта за элегантными, серебристыми ботинками высотой до колена, со шнуровкой спереди. Его изящный торс был прикрыт непристойной, черной шелковой рубашкой, которая была немного прозрачной; достаточно для того, чтобы сводить Блейна с ума, потому что он знал, что скрывается за обтягивающим материалом.

Саб решил свободно повязать тонкий, блестящий, серебристый галстук вокруг своей шеи и в довершение всего он набросил экстравагантный, удлиненный черный пиджак с короткими перьями на плечах, который заставлял его выглядеть существом из потустороннего мира. Никто не смог бы надеть подобный наряд и заставить его сработать таким образом, как удалось сделать Курту, исходившему из своей личной точки зрения, и если слова его матери хоть что-нибудь да значили, то Блейн доверился ее экспертному мнению по части моды.