Марибор не смог разлепить губы и ответить, словно их смазали дёгтем, а мир вокруг стал чёрным и непроглядным от гнева. Снова повисло напряжённое молчание.

Некоторое время было слышно, как ложки опускались в похлебки. Нехотя Марибор сделал пару глотков, горячая снедь только язык обожгла, вкуса он никакого не почувствовал. Из двери по-прежнему высовывались белоголовые макушки отроков, взрослые же сыновья сидели молча, лишь изредка поглядывали на гостей исподлобья. Зарислава сидела зажатая с обеих сторон, почти не поднимала глаз. Марибор сильно пожалел, что согласился сесть за общий стол.

– Спасибо за гостеприимство, – сказал княжич, отодвигаясь.

Сыновья подняли в голову в удивлении. Не дожидаясь ответа, Марибор поднялся и пошёл из горницы, намериваясь как можно быстрее глотнуть свежего воздуха.

После крова старейшины Аколима Зарислава ощущала себя отдохнувшей. Быть может, в предвкушении близившейся к концу дороги, которая изрядно измотала её. В преддверии отдыха ехать стало легче и веселее, даже вчерашний неурядица с Марибором забылась. Княжич, хоть и молчал, не согрев тёплым словом, как он делал по утрам, но взгляд его полнился теплом. И Слава Богам, что дорога увлекла. Время потекло звонким ручьём, наполняя новыми силами. Заруба, ехавший рядом с Марибором, бодро вел с княжичем о чём-то разговор, и его смех время от времени докатывался до ушей Зариславы. Она невольно поймала себя на том, что силится вслушаться, но ничего существенного для себя не нашла. Всё так же речь шла о дороге и народе, коему ещё предстоит отдать хвалу и поклон до земли. К ним подтянулся и Стемир. Марибор изредка оборачивался и окидывал Зариславу спокойным, но сосредоточенным взглядом. Она, верно, покрывалась багровыми пятнами, вспоминая произошедшую меж ними близость, отводила взор и гнала прочь неуместные мысли, стараясь думать о новом пристанище, поднимала глаза к васильковому, ясному небу – впервые за целую седмицу распогодилось. Только в такое время солнце может быть настолько ярким и не опаляющим, мягким, как в жаркие дни купальские. Да и Перуново время дождей и гроз ожидалось нескоро. Настало время, которое Зарислава любила. Время тишины природы и замирания. Ко всему глаз радовало красочное убранство деревьев и лугов. Бывшая когда-то изумрудно-зеленой, сочной да блестящей трава пожухла, местами пожелтела и задубела. Высились с обеих сторон в рост человека колючки да запылённые лопухи с лиловыми маковками. Однако лошади не брезговали таким лакомством, на ходу жадно хватали мягкими губами жёсткую траву. Наверняка в Ялыни уже началась жатва. Вспомнив о деревне, Зарислава целиком утонула в мыслях о родном крае, не заметив, как раскалённое око перекатилось к зениту. Вереница двигалась всё вперёд, пока лес не начал расступаться, а путь не стал ровным, оставив позади каменистые дебри, открывая взору чужие, неизведанные просторы.

Зарислава сощурилась от яркого света, разглядывая в сизой дымке извилистую, поблёскивающую серебряной змейкой реку.

– Вот и прибыли к месту, – отозвался Заруба, тоже щуря глаза. – Река Денница. Там за перелеском обжитые земли.

Сердце Зариславы разом подпрыгнуло, охватило её волнение, которое, верно, за раздумьями уснуло.

– Что же нас никто не встречает? Подобрались, поди, к самому сердцу острога, – фыркнул Стемир, приглаживая усы, косясь в сторону леса. – Чужаков так легко пропускают.

– Наверное, уже хлеб с солью готовят, – осмелился пошутить Вратко, но тут же остыл под ледяным взглядом Марибора.

– Нечего болтать попусту, – вмешался Заруба, но Марибор его остановил.

– Лучше поспешим, – бросил княжич кметям, пустил гнедого по ухабистому склону.

Остальным только и пришлось нагонять.

До места они добрались не так уж и быстро. Успели набежать облака, закрыв светило, и от солнечного, вселяющего в душу тепло дня не осталось и следа. Небо теперь хмурило, рассеивая туманное марево по земле. Перелесок давно остался позади, а дорога всё виляла по склонам да ухабам. Русло реки крылось за лесом, и когда сил уже не оставалось держаться в седле, и путники поднялись на очередной взгорок, чтобы встать на постой, им, наконец, открылся широкий мыс. На нём, как гнездо орла, разлёгся острог, частокол которого доходил до трёх саженей. По мере приближения завиднелись и избы небольшого посада из ремесленных построек и овинов.

Ещё через пару саженей Зарислава разглядела проезжую башню, высившуюся над тесовыми воротами. Но не величие острога поразило Зариславу. Река с лесистыми кручами была широка и уходила далеко за окоём. Встречая по пути ручейки да родники, Денница вбирала все истоки в себя, обращаясь в полноводное русло. От неё во все стороны, куда ни глянь, распростёрлись скальные крепи да вековые дебри, что разрывали корни хвойного леса. В прозрачном окоёме мерно парили соколы. Одно Зарислава поняла наверняка – место суровое, дикое и верно долго придётся привыкать к этой земле, никак не желающей покоряться человеку. Сам леший ногу сломит. Однако острог был жилым, об этом говорили поднимающиеся к небу столбы чёрного дыма.

– Если и Славер выбрал место, то явно не хотел, чтобы острог кому-то пришёлся по вкусу, – буркнул Заруба.

Его никто не поддержал, и слова утонули в напряжённом молчании.

И только тут Зарислава заметила, как тихо кругом, только лишь поднявшийся ветер шевелит траву. Снова почудилось, что и нет никого из живых душ. Ворота, к которым они ехали, показались слишком скоро и были завешены не щитами да оружиями – трофеями воинов, а черепами коз, волов, волков и лосей. Взглянешь на них, и мороз по коже. Зарислава усомнилась на миг, а добрые ли тут люди живут? То, что вольные – убедилась наверняка, такие обереги на ворота не каждый старейшина повесит.

Долго ждать не пришлось, по ту сторону стен поднялась суета, а следом послышались голоса, замелькали тени в башнях.

Кмети терпеливо выждали гостеприимства, ни у кого из них не вызывала опасения царившая вокруг тишина, однако Заруба поглаживал гриву лошади – успокаивал то ли себя, то ли не в меру растревоженное животное. Взгляд Зариславы невольно пересёкся со взглядом Марибора, который был горящим, что внутри всё разомлело, и страх вмиг схлынул. Хотелось приблизиться к нему, быть рядом, но понимала, что будет только мешаться.

Ворота натужно скрипнули, медленно начали отворяться. Зарислава невольно сжала повод в побелевших пальцах. Перед ними открылся обширный двор, на котором собралось немало народа. Растерявшись, травница оглянулась на тысяцкого. Тот напустил на лицо суровость, смотрел прямо. Марибор хоть и оставался спокойным, но каждый мускул его был напряжён. Он первым тронул вороного, неспешно въезжая во двор. За ним потянулись и остальные. Зарислава успела пристроиться рядом с Вратко, попутно оглядывая такие же, как и снаружи, башни, громоздкие строения, что нависали по обе стороны, будто могучие дебри леса.

Избы теснились друг к другу, а то и вовсе соединялись переходами, создавая два длинных дома, верно для сборов, их ещё в Доловске называли мужскими избами. Здесь они были добротные, крепкие, с высокими крыльцами, с множествами подклетей и погребов. Там жили дружинники и отроки, которых обучали военному делу. Да только среди горожан Зарислава так и не разглядела ни одного воина в кольчуге, однако оружие при себе имели даже женщины, коих оказалось меньше, чем мужчин. Отряд остановился, добравшись до середины двора, упершись в возвышающийся двухъярусный терем с венцами из дуба и резными столбами на крыльце. Кровлю венчали массивные обережные конки из ликов диковинных животных и божеств. Видно, это и был княжий терем, что отстроил Славер.

Марибор свободно проехал ещё чуть ближе, прямо к пламенеющему костру у изваяния щура. Зарислава и кмети остались на месте, и их мгновенно придавило к земле всеобщее людское внимание. Но когда люди разглядели среди пришлых девицу, смягчились, зашушукались, от чего ей сразу сделалось не по себе.