Чувствуя прихлынувшую бодрость, княжич поднялся вслед. Разминая шею и лопатки, он собрал вещи и вгляделся в небо, которое так и оставалось беспросветным, лишь немного подернувшимся рассветным багрянцем. Морось, что брызнула с вышины влажных хвой, окропили лицо – сам лесной дух игрался с ним.

Лагерь собрали споро. Под бодрые командные выкрики тысяцкого и смешки Стемира медлительные Вратко и Будемир лениво, бурча себе что-то под нос, водрузили мешки и, погрузившись в сёдла, путники покинули место ночлежки.

– Не хватало ещё, чтобы дождь застал, дороги развезёт, тогда ещё незнамо сколько будем плестись, – рокотал, как грозовой раскат, голос Зарубы.

И чего нашло? Верно, чуял земли Хозяина леса, о котором вчера ночью поведал. Что ж, Марибору хоть и казался его рассказ небылицей, но послушать его стоило. Да и скорее бы попасть за стены. В самом деле, если начнутся дожди, то добираться до острога придётся ещё целую седмицу.

Марибор, чувствуя, как плещется бодрость в теле, подогнал мерина. Воистину, Зарислава имела чудотворное влияние. Выискав взглядом травницу, Марибор задержал дыхание. Скорей бы уж добраться…

Мрачный лес сменился молодым березняком, а потом и вовсе путникам открылись просторные луга, лишь вдали виднелись редкие плешины кустарников да пролески. От радости кмети, подстёгивая лошадей, спешили за возглавлявшими отряд Марибором и Зарубой, так и не остановившись на привал до самого вечера. А вскоре завиднелись вдали оранжевые огоньки – то была деревня вергенов, о которой говорил Заруба. Всадники уже бодрее подгоняли лошадей, предвкушая тёплый кров и сухую постель.

Когда путники добрались до первых дворов, залаяли псы, повыскакивали на улицу люди, верно не ждали столь поздних гостей, да и откуда тем взяться в далекой глуши. Марибор смерил Вратко строгим взглядом, когда тот схватился за рукоять меча, и кметь тут же сбросил руку. Не хватало ещё, чтобы кто-то из селян подумал, что гости желают нанести вред. Если местные были бы враждебно настроены, то не позволили бы приблизиться к кровлям ни на версту, напали бы ещё на отшибе.

Но Марибор не мог оставаться в полном спокойствии, увидев в руках мужей топоры и колья, вернул внимания на пояс, где покоился его меч, напрягся. Приготовившись в любой миг атаковать. Хоть и знал, что ни один из них первым не кинется очертя голову. Мирный народ никогда не станет разжигать бойню, храня надежду, что кровь не прольётся. Это не степняки, готовые глотку перегрызть за куну. Разглядев в темноте вооружённых кметей с секирами и облаченных в броню, селяне поняли, что никакой опасности нет. Однако оружия не побросали, всё равно настороженно сжимали, следя, за отрядом, который проехал к зубчатому острогу, что раскинулся на холме.

Немаленькая деревенька оказалась Кривица. Зияли раскрытые ворота, словно пробоина, и оттуда высыпали люди. Парни светлволосы расступились, навстречу путникам вышел крепкий старец, проживший ни больше ни меньше, как век. У него были такие же, как у юношей, белокурые волосы и карие пронизывающие глаза, острые черты лица. Он медленно, с прищуром оглядел каждого кметя и остановил взгляд на Мариборе, лицо старика вдруг расправилось, уста тронула улыбка, будто он узнал далёкого побратима. Вратко и Стемир переглянулись.

– Здрав будь, хозяин, – начал первым Марибор. – Мы пришли с реки Тавры, из города Волдара. Ищем пристанище на ночлег. Как величать мне тебя?

Староста помолчал. Марибор ощутил, как замерли люди за спиной в ожидании. Повеяло сырым ветерком, всколыхнувшим волосы и бороду старосты.

– И тебе не хворать, – ответил, наконец, он, перевёл взгляд на Зариславу, и взгляд его ещё больше смягчился, при виде хрупкой девушки среди мужей. – Имя моё Аколим. Просишь на ночлег пустить, что ж, милости прошу, с добрыми гостями местом и хлебом мне не жалко поделиться.

Сыновья старосты недоумённо переглянулись, верно, не ожидали, что отец пустит под кров чужаков.

– Отец! – выступил старший из них, грудь которого была покатая, шея что у вола – здоровый парень, видно, самый старший. – Как нам знать, что не желают нам зла? Если пустим на ночлег, не воспользуются ли своим оружием?

Повисло гробовое молчание, люди будто в землю вросли.

– Зла никому не причиним. Если нужно, могу поклясться перед богами, – ответил Марибор, чуя кожей, как пошатнулась уверенность народа.

– И за людей своих я ручаюсь, – добавил Марибор.

– Не нужно, Марибор Славерович, верю я тебе на слово. Тарас, – строго посмотрел староста на сына, – забери у пришедших лошадей.

Тарас, ссутулившись, хоть и скривил физиономию, а воле отца подчинился, знать уважение и почтение имел.

Толпа с облегчением выдохнула, переговариваясь, пока путники спрыгивали наземь. Лошадей тут же забрали младшие сыновья старосты, повели в хлева.

Аколим, впустив гостей в ворота, повёл их через широкий двор, освещённый факелами, довёл до массивного, высокого с резными столбами порога терема. Марибор огляделся. Добротная была изба старосты, из дубовых брусьев, в два яруса.

На крыльцо встречать гостей выскочила тоненькая женщина с русыми косами, прошитыми сединой. Вытирая второпях руки о расшитый передник, она поправила повой. Хоть и взволнованна была приходом чужаков, но на тонких губах заиграла добрая улыбка, выказывая почтение, такова традиция – ночь ли на дворе, день, а гостей прими, накорми и спать уложи. Она не стала дожидаться, пока поднимутся гости, скрылась за дверью.

Горница, как и предполагалось, была широка, посерёдке длинный стол, выстеленный домотканой набеленной скатертью. Видно, всё семейство жило в одной избе, сохраняя старшинство. Сразу из-за дверей повыныривали головы детей. Было душно, пахло ржаным квасом и хлебом. Кмети, соскучившиеся по домашнему теплу, разомлели разом, заводили носами, вбирая запахи.

– Проходите, разделите с нами трапезу, – пригласил староста, останавливаясь у своего почётного места во главе стола.

Воины не застали себя ждать, заняли места по обе стороны. Марибор опустился на скамью рядом с Аколимом, рядом примостился Заруба, напротив – Стемир, Вратко и Будимир. Зарислава села подле Вратко, робко посматривая на хозяина терема. От внимания Марибора не ускользнуло, как травница волновалась, стала белее скатерти. Но вдруг рядом с ней примостился один из сыновей старосты, за что сразу получил шлепок полотенцем по макушке от одной из дочерей старосты – все они были так сходны чертами, что не спутаешь. Марибор ощутил, как грудь продрала опаляющая волна яда, подкатила к горлу, задушив. И когда все братья расселись за стол, потеснив остальных, младший случайно коснулся своим плечом плеча Зариславы. Непроизвольно руки княжича сжались в кулаки, а горло свело судорогой. В этот самый миг травница подняла голову, посмотрев на княжича, в глазах её вспыхнул испуг. Она быстро глянула на сына старосты, который имел наглость улыбнуться ей, лицо её залило краской, а глаза наполнились растерянностью.

Следом появились чернобровые девки, видно, жёны старших сыновей, отвлекая от скверных чувств, которые захлестнули Марибора с головой. Стол начал быстро заполнятся едой и напитками, так что вскоре не осталось и простора. Усталость на лицах женщин говорила, что день выдался трудным, и они уже были готовы ложиться спать, если бы не чужеземцы. Давно не потчевавшись домашней едой, воины налегли на горячую похлёбку из фасоли и репчатого лука.

– Значит, путь держите к Деннице? – спросил вдруг Аколим, разрывая молчание. Он, верно, тоже не остался довольным поведением младшего – опуская ложку в кашу, зыркнул на сына так, что тот сразу помрачнел и почему-то глянул на Марибора.

Княжич ощутил, как локоть Зарубы ткнулся ему в бок. Понадобилось время, чтобы заставить себя отлепить взгляд от разрумянившейся травницы.

– Да, к Деннице, – сухо ответил Марибор.

Есть совершенно перехотелось, не смотря на то, что за целый день они так и не присели, но ради приличия запустил ложку в похлёбку.

– Ты прости, что так встретили. Я сразу узнал кто ты, похож на Славера, тот часто заезжал в наши края.