Гарри, умытый и причесанный, с жадностью поглощает свой завтрак, запивая его апельсиновым соком. В очередной раз наблюдая, как он быстро заглатывает очередную ложку овсянки, я делаю ему замечание:

— Куда-то торопишься?

Гарри отрывается от тарелки и с ужасом смотрит на меня:

— Нет, сэр. Простите. Это больше не повторится.

— Хорошо. Потому что я не горю желанием спасать тебя, если ты ненароком подавишься.

Гарри покрывается краской и утыкается в свою тарелку.

— Какие планы на оставшееся утро? — стараясь сгладить ситуацию, обращаюсь я к нему.

— Ну, я мог бы помочь вам. Сделать что-нибудь. Вымыть посуду. Или обед приготовить. Я многое умею! — оживает Гарри.

— Поттер, у меня уже есть домовой эльф, — хмыкаю я в ответ на его заявление. — И он прекрасно справляется со своими обязанностями. Второй мне не нужен.

— Тогда придумайте что-нибудь сами, сэр, — пожимает плечами он.

Я ненадолго задумываюсь.

— Уговорили, Поттер. Идите в свою комнату и разберите вещи. Да, я не желаю видеть вас в обносках своего кузена. Выбросьте их немедленно. Все. Через час приду, проверю. Свободны.

Спустя час я застаю Поттера сидящим на кровати и гипнотизирующего свой полупустой чемодан. Ну, как сказать, полупустой. В нем лежат джинсы, две футболки, клетчатая рубашка, мантия, трусы, носки и кроссовки. Вся остальная одежда, количество которой превосходит лежащее в чемодане раза в три, кучей валяется на полу.

— Вот, — разводит руками Поттер. — Мое только это. — И кивает на чемодан.

— Инсендио! — Я направляю палочку на одежду, валяющуюся на полу, и испепеляю ее.

Гарри вздрагивает и напрягается.

— Завтра купим тебе новую, — обыденным голосом произношу я. И протягиваю ему фиал с зельем. — Пей. Это зелье, о котором мы говорили утром.

Он молча выпивает содержимое и отдает флакон мне.

— Спасибо, сэр. И. Извините за вчерашнее. Я не знал, что… так получится. И вы вмешаетесь. А теперь вот еще вынуждены терпеть своего нелюбимого ученика рядом с собой. Я не хотел портить вам вечер, сэр…

Я хватаю его за плечи и разворачиваю к себе:

— Поттер, вы в своем уме? Вас чуть было не изнасиловали, а вы сокрушаетесь по поводу моего испорченного вечера? Вы ударились головой, и у вас случилось размягчение мозга? Нет? Тогда что вы несете?

— Но… Но…

Голос мальчика дрожит, и хорошо бы еще не сорвался на плач.

— Иди сюда, глупый ребенок. — Силой усаживаю его на кровать, сам опускаюсь рядом и взъерошиваю рукой непослушные черные волосы. — Давай с тобой договоримся. Ты перестанешь извиняться за каждый свой шаг и примешь к сведению то, что если бы я сам не захотел видеть тебя рядом с собой, то тебя бы здесь не было. Это первое. Второе: если тебя что-то не устраивает, ты хочешь уйти отсюда, написать письма друзьям или же взорвать к чертовой матери дом своих опекунов, ты обсуждаешь это со мной. И третье: Поттер, я не монстр! Прекрати уже бояться меня и веди себя, как взрослый!

Гарри вытирает кулаком блестящие в уголках глаз слезы и улыбается:

— Да, профессор. Я вас понял. Я попробую.

— Больше уверенности, Поттер! Ваши попытки должны увенчаться успехом в ближайшем будущем!

— Да, сэр, как скажете!

Зеленые глаза сияют, я на минуту теряю контроль над собой и улыбаюсь этому несносному ребенку. И тут Гарри придвигается ко мне и обнимает за талию. Пока я придумываю, что же такое ответить на его жест, это недоразумение разжимает объятия и невинным голосом спрашивает:

— Профессор, а вы не могли бы звать меня по имени? Хотя бы в то время, когда рядом никого нет? Вы ведь уже делали это вчера. Пожалуйста!

— Не много ли вы просите, мистер Поттер? — грозно спрашиваю я.

— Но вы же сами только что сказали не бояться обсуждать с вами все мои пожелания. Сэр, — пожимает плечами Гарри.

В его глазах мерцают веселые искорки.

— Хорошо, Поттер, обещаю подумать над вашим предложением, — сдаюсь я. Знал бы ты, что в своих мыслях я уже давно зову тебя по имени, чудо ты гриффиндорское. — А теперь будьте так любезны, скройтесь с моих глаз на ближайшие часа три. На улице замечательная погода, и вам явно не помешает свежий морской воздух.

— Ой, море! — взвизгивает Поттер. — Да, сэр, я вас понял! Исчезаю! — И вылетает за дверь.

Интересно, на что я подвязался?

Выхожу из душа, промакивая мокрые волосы полотенцем, и смотрю в окно.

Поттер сидит на берегу моря в подвернутых до щиколотки джинсах, его босые ноги то и дело обмывает очередная волна, и что-то рисует на мокром песке. Кроссовки и футболка валяются в паре метров от воды.

Одеваю летнюю бежевую рубашку, закатываю рукава до локтя и застегиваюсь на пять нижних пуговиц, оставляя грудь открытой. Натягиваю на ноги светлые бриджи чуть ниже колена, расчесываю еще влажные волосы. Шлепанцы остаются в прихожей: не люблю, когда песок забивается в обувь. И выхожу из дома.

Бесшумно подхожу к сидящему подростку:

— Как тебе нравится море, Гарри?

Он оборачивается и… застывает с открытым ртом.

— Что? — рявкаю я, когда через минуту Гарри так и не сводит с меня изумленного взгляда.

— Отпад, — шепчет Гарри себе под нос, но я на слух никогда не жаловался.

— Поттер, объяснитесь!

— Э-э-э… Отлично выглядите, сэр, — отмирает Гарри.

Несколько секунд после такого заявления я недоумеваю, что же такого необычного углядел во мне мальчик. И только потом до меня доходит: он же никогда не видел меня вне Хогвартса! Тисовая не считается. И я, конечно же, не горел желанием довести до инфаркта своего ученика, когда так одевался, просто это мой обычный наряд здесь. Никаких сюртуков, черных мантий и классических брюк. Причина довольно банальна: жара. Ну, и море, конечно. Люблю плавать, а сюртук ты пока снимешь… То ли дело рубашка с бриджами.

— Не хочется вас разочаровывать, но это моя обычная одежда здесь.

— Мне нравится, профессор, — резюмирует Поттер. — И то, как вы одеты, и ваши прическа тоже. А почему бы вам не выглядеть так в Хогвартсе?

— Как вы себе это представляете, Поттер? — усмехаюсь я. — Если я в таком виде заявлюсь на уроки, как минимум половина студентов получит психические расстройства, а вторая половина умрет от разрыва сердца.

Гарри хихикает, прикрываясь рукой.

— Я немного не то имел в виду, сэр. Почему бы вам не одеваться не только в черный цвет?

— Имидж, Поттер. Я создавал этот образ много лет. И меня он вполне устраивает. Видя во мне злобного мерзавца, люди стараются обходить его стороной и не лезут в личную жизнь, которую я ненавижу выставлять напоказ. Я же могу позволить себе высмеять их, или заставить поступить так, как мне надо, не оправдываясь при этом за свои поступки. Тебе этого пока не понять, но поверь мне, в будущем ты не раз задумаешься о возможности такого поведения.

— Значит, сейчас вы сняли свою маску, профессор? — констатирует Поттер. — Но почему я? Почему вы решили сбросить ее передо мной? Я не понимаю.

— Ты знаешь, что я дружил с твоей мамой, Гарри?

— С мамой?

— Да, Гарри. С твоим папой мы были на ножах, а вот с Лили дружили с десяти лет и до самой ее смерти. Джеймса это неимоверно бесило, но твоя мама была упрямой, как стадо гиппогрифов. Устав от наших бесконечных ссор, она приструнила нас, однажды заявив: «Хотите поубивать друг друга? Вперед! Но без меня. Еще раз услышу, как вы собачитесь, прокляну обоих, сильно и надолго, поверьте, мало вам не покажется. Вы меня знаете!» С тех пор мы с Джеймсом соблюдали строгий нейтралитет в присутствии твоей мамы. Так вот, Гарри, когда я в очередной раз гостил у твоих родителей, Лили взяла с меня слово, что я присмотрю за тобой, если с ней и Джеймсом что-нибудь случится. Времена

тогда были неспокойные.

Я замолчал, искоса поглядывая на ребенка. Он принял свою любимую позу: колени подтянуты к груди, руки в замке, и смотрел куда-то вдаль.

— Почему меня отдали Дурслям? Почему именно им? — задает вполне рациональный вопрос этот не по годам взрослый ребенок.