Шеф. Это вряд ли, разве что очень маленькую.

Николай. Да, с Китаем или с муллами. Хотя, вроде Даманского теперь едва ли получится. А с басмачами война была сосем крошечной, всего двадцать лет.

Лихо. Закончим войну, поскольку боеприпасы на исходе. Палыч, ты богат амуницией?

Палыч достаёт из чемоданчика три бутылки, открывает их.

Палыч. Вот всё, что есть на складе. Предлагаю выпить за мир и дружбу.

Общее оживление в ходе организации выпивки и закуски. Шеф даёт команду «Поехали!» Всё смолкает, а затем начинаются малозначимые разговоры с соседями по столу о разных местных новостях. Неожиданно гаснет свет. Раздаются голоса возмущения и сожаления. Лакей появился в дверях со свечами в старинном канделябре.

Лакей. Это перерыв в электроснабжении. Главный фидер обесточен. Все круглосуточные испытания остановлены, возможно, до утра. @ Проблема надежности в её неожиданности и неизбежности требует дальнейших обширных исследований.

Лихо. Наши планы! Опять мы без питания и ничего не поделаешь.

Кинг. Надо так стоить планы, чтобы в них была одна бумага, желательно, с водяными знаками, и никакого электроснабжения!

Шеф. Ваши планы являются обязательным законом для вас и для действительно реальной, железной премии. Выполнить их – плёвое дело, только без паники. Heute, heute, nur nicht morgen, так умельцы говорят.

Палыч. Славяне, а чего нам делать на станках без электротока?

Я. Опять завал с электрификацией. Хорошо, хоть советская власть на халяву и не отключается из-за нищеты.

Заземлитель. Пока что!

Шеф. Wir fahren nach Moskau mit Kalashnikovs. Wir bedürfen eine Diktatur… Как это? For uninterruptable power! **

Слава. Э, нет. Нам нужна демократия.

Николай. Нам нужны русские мастера, настоящие собственники, а не наёмники.

Лихо. Нам нужна палка.

Кинг. Нужны права каждому и закон для всех.

Заземлитель. Нужны деньги. И чем больше, тем лучше.

Я. Нам нужно, чтобы Он нас не оставил.

Палыч. Нам нужны остатки, которые сладки!

Палыч разливает, что осталось в бутылках, по бокалам, садится и запевает приятным низким голосом. Все ему начинают подпевать.

«На дальней станции сойду,

Трава по пояс…» (далее по тексту).

Лакей (бормочет под нос). Они снова с этой поэтической слезой. Сколько можно? (Он же после окончания куплета песни) Мои аплодисменты исполнению при свечах этой лицемерной лирики господина Танича. Однако я обязан снова напомнить вам о позднем времени!

Слава (лакею). Замолчи, старина! Это наш человек. Все, даже истребители танков и заключённые уважают его как поэта.

Лакей. Красные комиссары, вкусив крови, превратились в бухгалтеров и в лириков без угрызений совести за содеянное! Позор для всех, кто понимает и, молча, выслушивает, как эти господа увещевают славян покаяться за сделанные ими же самими мерзости. Нет на вас Ивана Грозного! А на фронте, в праведной битве, ему, песеннику вашему, помог архангел Михаил, поскольку сын за отца не отвечает.

Слава. Что-то ты разговорился, а ничего не пил. Да он Россию любит…

Шеф. Палыч, давай дальше.

Палыч поёт следующий куплет, остальные слушают, иногда подпевая:

«На дальней станции сойду,

Запахнет мёдом…» (далее по тексту).

Заземлитель. Советский солдат Танич не отвечает за еврейских гаулейтеров и группенфюреров Гражданской войны. Еврейский народ тоже. Может быть, тебе нужна коллективная вина? Мудрец из нафталина!

Лакей. Мне она не нужна, но Мойша, тот – не против. Ведь это его поэтический перл, что за убийство Романовых отвечает не Янкель Свердлов, а русский народ. Чтобы убить помазанника с семьёй в подвале, а потом свалить преступление на оставшихся без царя, без веры и без отечества, для этого надо быть уважаемым лириком. Почему бы и нет?

Николай. Что позволено Юпитеру, того не может ослик. Чего обсуждать? Существует естественный двойной стандарт: пусть немцы платят за своих фюреров, но за наших пришельцев никто не будет платить никогда. Сами, дурачьё, развязали Гражданскую, никто другой ни при чём! Да, без царя, в голове…

Я. Теперь мы можем обсуждать этот бистандарт оценок и назвать себя русскими, но мои родители и их друзья, когда были в наших летах, не имели возможности делать это. Помню мальчишкой, ещё до войны, они даже назвали наших знакомых из племени Сиона «французами», как будто обозначение принадлежности человека к еврейству было большой тайной. Нагнетали русофобию с перепугу.

Николай. Вот-вот, а в 20-х даже за утверждение, что ты русский, били не по паспорту. Из России, да в Хазарию! И это в стране, где почти все – русские.

Палыч. Я помню в детстве, в моей родной деревушке Ульдиге, что близ Плюссы-речки, старики всех чужих и чёрных также называли «волками». И они же называли стаю волков, которые выли осенью, ордой.

Николай. Открываются новые термины, ура! Я не знал, что славянский фольклор так решил эту проблему идентификации для наших международных сил. Теперь мы можем брать весь спектр пословиц и поговорок о волках, чтобы определить природу орды. ** Да, вот ещё французская поговорка на волчью тему: «хороший волк – плохой спутник».

Заземлитель. Актуально, общая овца – прибыль волка. @ Это из практики.

Лихо. Ты считаешь, волк пересчитает! **

Шеф. Хуже всего, что с волками жить – по-волчьи выть. ** А только, они – санитары леса. На то и щука в реке, чтоб карась не дремал.

Кинг, обращаясь к Николаю. Да, это термин, Коля, понятен больше, чем твой затёртый «интер». * Волки есть волки, орда интеллигентов! Это настоящее имя для стихии, с которой мы живём. Но мы не спели следующий куплет. Эй, старина, не мешай!

Лакей. Моё дело – сторона, сами разбирайтесь с волками-пастухами, интер-бардами…

Шеф. Дурак, не порти песню…

Я. Обязуюсь спеть её в Лондоне, если вдруг туда попаду и представится случай.

ЗАНАВЕС ПАДАЕТ

Song of Drinking

Once set a nice party and did it with pleasure,

Taking bottles at liking and snack at their leisure.

And from duty to girls conversation just goes,

Striking minds of officials, friends, and their foes.

Their light youth fed a game and ironical things.

Who was known that betrayal got ready its wings?

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На раздутых парусах…

(А. С. Пушкин)

Мой дорогой читатель, может ли вы представить себе чайный клипер, который быстро плывет на юг, подгоняемый северным пассатом? Плывёт белый воздушный замок высотой в шесть этажей с двумя крыльями, которые имеют по три этажа дополнительных парусов. Перед вами огромная белоснежная сфера, которая катится по синему цвету бескрайней Атлантики. Она обгоняет бесчисленные волны, иногда вспенивая их. Белые кучевые облака и гривы волн помогают ей бежать вдаль от родных и близких, чтобы выиграть судьбоносную игру рынка за чай на бирже. Мольбы и просьбы, обещания и проверки, суета и дорожная пыль, все уже позади. Свобода с её неизбежным бременим моря, жизнь по закону природных изменений, по хронометру солнца и луны, только это сейчас является реальностью, ушедшего в море клипера. Никто и ничто не остановит его сейчас. Он стал частью океана.

Если вы можете представить себе эту картину, то вы представите себе моё чувство свободы и легкой тревоги от неопределенности будущего перед предстоящим отплытием. Тогда вы поймёте, что, когда в воскресенье днём я положил в карман билет Аэрофлота на ранний рейс в понедельник из Ленинграда в Москву, то в тот момент я и появился на бору чайного клипера, готового к отплытию. Тогда я решил мою последнюю нелегкую задачу, чтобы очутился в море под всеми парусами. Физически я ещё был рядом с кассой Аэрофлота на Московском вокзале в Ленинграде, но метафизически я уже был на борту готового к отплытию клипера. Верно, вокруг царила вокзальная суета и атмосфера новогодних каникул, была видна безнадежность положения безбилетных пассажиров, безуспешно собиравшихся уехать. Да, оставались обязанности, семья, друзья. Но теперь я не был безбилетным и от этого уже покинул свой привычный мир. Беспокойная душа бродяги уже была на борту, теперь уже ничто не могло остановить меня на пути в океан.