Мы молчали. Милен оставил меня перед входом и поднимаясь по лестнице я сделала глубокий вдох. Невыносимая печаль! Весь день коту под хвост! Весь? И что от этого? Вся Жизнь этой женщины могла уйти коту под хвост.

Я больше никогда не видела эту женщину. Мало-помалу она покинула мои мысли, и я забыла о диагнозе “рак”. Кроме тех коротких случаев 120-минутного фильма, когда кто-то уходил из жизни, а кто-то побеждал рак. Тогда я плачу. Я всегда плачу. Мне очень жаль. А Милен говорит, что это всего лишь фильм, что это актёры и что все это вымысел автора. Но я все равно плачу, потому что мне очень жаль, и я знаю, что в реальной Жизни так случается – кто-то уходит из этого мира…

Иногда я задумываюсь, какой смысл, ради Бога, продолжать, если так или иначе нас может настигнуть болезнь, подкосить и очень быстро нас не станет. Я думала, что если это произойдет со мной, то я буду бороться всеми силами. Я буду держаться за Жизнь обеими руками, я буду любить её всем сердцем и буду желать её всей душой. Но после я тайно думала, что если все же я не смогу бороться, то попрошу своих близких вместе пуститься в путешествие и посетить те места, о которых я мечтала. Сейчас мое время! Путешествовать! До слез внутри меня и по щекам! И всё! Хватить с этими глупостями!

Никто нигде ничего не пишет!

Только мы каждый день пишем в книге под названием “Моя Жизнь”!

Моё детство и большая часть осознанной Жизни в качестве подросшей девушки прошло в окружении семьи, в которой тема болезней господствовала во всех разговорах с утра до вечера. Армия ипохондриков, которая верила, что каждый день чуть ли не последний и если не будут предприняты срочные меры, а именно прием лекарств горстями и большого количества пищи, то состояние здоровья обязательно ухудшится. Обязательно и без всяких сомнений!

Всю Жизнь в отцовском доме принималось очень много лекарств. Отец ещё в молодые годы лишился одного легкого. Несмотря на то, что он восстановился после двух тяжелых операций и затем вышел на пенсию, имея время на любимую рыбалку и чтение книг, он не захотел вернуться ни к танцам, ни к игре на гитаре и пению, которыми он так умело веселил семейных друзей. Его мировоззрение сузилось, и он не хотел расширить его – выйти за рамки Матрицы, чтобы увидеть, что за её пределами есть что пожелать. Мои бабушка с дедушкой, его сестра и все остальные родственники, вместе взятые, убедили его, что он уже не чувствует себя так хорошо, как раньше и ему не следует заниматься подобными вещами, чтобы с ним не случилось ничего плохого.

Затем папа начал искать ещё больше болезней в своём организме и в течение многих лет успешно их находил. Простатит, головные боли, ноги, руки, глаза, давление и другие жалобы. Ему сделали медвежью услугу, которая загнала его в однообразную Жизнь, в которой ничего не происходило, кроме дозы лекарств утром, в обед и вечером и большого количества еды. И в конце появился уж не случайно и диабет, который забрал у него Жизнь в возрасте 66 лет.

Он был прекрасным дедушкой. Он обожал своих внучек, и они – его. Он был человеком, имевшим исключительный интеллектуальный потенциал и чувство юмора, превышающее даже самые яркие исполнения Джорджа Карлина. Мы танцевали вместе последний раз на выпускном вечере старшей дочери. Он с неохотой согласился станцевать блюз, перед тем как окончательно и навсегда отказаться от того, что могло ухудшить и без того его “хрупкое” здоровье.

Невероятно начитанный, отец был введен всеобщим заблуждением, что диета при диабете предусматривает употребление в пищу всего, кроме сладкого, от которого он все же лишался, кроме праздников. Я не выносила его скрытые опыты вкалывать себе инсулин в какой-нибудь комнате, пока он был у нас в гостях, и в то же время почти постоянно напоминая мне что “У меня диабет. Я долго не проживу. Скоро меня не станет.”. Что ж, так и получилось, дорогой папа!

Наши с Миленом попытки помочь и мысленно поставить его на правильный путь касательно его болезни были бесполезными. Отец был из того поколения людей, которые громко говорят: “Нет!” всему, что не подлежит их пониманию, сформированного безоговорочной верой в докторов во время социализма. Ничего не могло изменить его взгляд на жизнь. Даже его высокий уровень начитанности и познания в области медицины, которая была его родным домом и исконной верой. Больше всего он любил говорить: “Врачи знают лучше!”. Еще много лет назад он подарил им свое Здоровье. И продолжал делать это до последней минуты Жизни в одной грязной, отвратительной и старой больнице в Старой Загоре, оказавшись там по стечению обстоятельств из-за его отъезда на рыбалку.

Когда я была маленькой, то часто брала чистый лист бумаги и старательно расписывалась на нём минимум сто раз. В те годы я смотрела как папа делал это в ОТКК отделе на заводе котлов, хоть и прошло много времени, а воспоминания все такие же яркие. Еще тогда я знала, что когда-нибудь я стану Важной и мне придется подписываться много раз. Я верила, что подписываться в разных документах – дело важное. Я продолжала упражняться до моей первой официальной подписи, когда мне вручили паспорт. Он был зеленого цвета. Ничего особенного, но мне сказали подписаться “вот здесь”. Я так уверенно поставила подпись, как будто ждала этот миг каждый день.

И вот, спустя время я начала все так же уверенно подписываться. Свидетельство о рождении Стефи, а потом и Лени, университет, свидетельство о браке. Подписывалась и на общих семейных документах. Пришло время и для фирменных. Я так долго репетировала, что моя подпись совсем не изменилась с тех пор, как я начала подписываться в пять лет. Она все такая же, но на сегодняшний день как будто более взрослая и стабильная. Много подписей – много документов. Я плакала от счастья, когда мы подписывали свидетельство о браке, свидетельства о рождении наших дочерей, нашей первой машины.

И вот пришло время эту же прекрасную подпись поставить на документе, о котором я никогда не думала. Мы, дети, почти никогда не задумываемся о том, что в один день наши любимые родители уйдут из жизни и нас попросят подтвердить факт смерти подписью. Это знаки Жизни, о которых мы не хотим знать и думать. Пока…пока с нами этого не случится…

Рано утром 30 мая 2015 года мы с Миленом поехали в Старую Загору, чтобы забрать отца. И подписаться в свидетельстве о смерти. Почему? От чего? Он был принят с одним диагнозом, а оказалось, что причина в другом. Как так получилось? Доктор вяло и без интереса сказал, что его сердце не выдержало. Какое сердце? Но ведь он обратился с другим диагнозом, а и кроме того у него был диабет. Откуда сейчас взялось сердце? Ведь он лежал в больнице целый месяц, а нам ничего не было сказано об этом. Я так и не получила никаких дополнительных объяснений.

Я была сама в грязном докторском кабинете на этаже, который одновременно был и манипуляционной. Пахло отбеливателем и смертью. Пахло гнилым отношением, которого близкие люди не заслуживают, просто потому что кому-то сегодня не охота объяснять, хотя он должен это сделать как врач, лечащий пациента один месяц. Всё равно! Есть ли смысл? Папы и так уже нет. Мы потеряли отца, дедушку и друга родителей Милена, с которыми он общался с тех пор как мы вместе.

Папа, эта книга для тебя, и людей как ты, которые не верят, что болезни можно побеждать, если есть желание, если прилагать усилия и пожинать результаты этих усилий. Мы верим, что сейчас ты на лучшем месте и ловишь больших рыб без болей, больниц и лекарств.

Мы любим тебя!

С другой стороны, мой сознательный путь был усеян лучом надежды, хоть и кривым, семьёй Милена, чьи родители и сестра относятся к болезням как к чему-то не очень важному, на что можно и не обращать особого внимания. Я привыкла к их способу мышления, потому что ипохондрия моей семьи давно затрудняла меня своими вечными вопросами с утра до вечера “Что мы будем кушать, потому что мне надо пить лекарства?”.