— Побудь со мной, а? Не убегай, — попросил тот и взял Фрэнки за руку — странный, не похожий на его обычную сдержанность жест. — Я должен тебе кое-что сказать. Даже много что.

— Я слушаю.

Прикосновение неестественно горячей ладони вызывало жалость и вместе с тем настораживало. «Это не он! Не он! Это кто-то другой, я его не знаю!» — звенело в голове Фрэнки, настойчиво, предостерегающе.

— Я обманывал тебя. С самого начала. — Сид усмехнулся, глядя на него. — Я обманул тебя в Сонном Доле. Этюд-Искажение — помнишь? Ты сыграл его, я срезонировал.

— Да. Тогда ты наврал насчет того, что такое Эталонные Искажения. Это мы уже уяснили!

— Не только насчет них. Я прекрасно и сам мог разобрать тот конкретный этюд. Но я сделал вид, что поражен твоими гениальными способностями. Мне хотелось тебя увлечь. И ты поверил, наивный дурак, привыкший считать всех вокруг хуже себя…

— Ничего, — перебил его Фрэнки срывающимся голосом. — Ничего страшного!

«Если ты будешь говорить о таких мелочах, — думал он, чувствуя, что у него самого тоже поднимается температура от волнения, — о таких мелочах, не более, я не буду винить тебя, не буду!» Ему хотелось говорить, кричать это вслух, но язык, скованный страхом, не слушался.

— Рад, что ты меня прощаешь, — отозвался Сид с откровенной издевкой в голосе. — Когда ты сел играть этюд, я расковырял свою рану до крови. Это был риск, но он того стоил: я заметил, что ты парень с живым воображением. Ты был погружен в этюд. Ты был где-то не здесь. И моя кровь убедила тебя, что ты создал собственное Искажение. Но правда в том, что ничего ты тогда не создал. И правда в том, что для таких дел нужен Резонансметр — и только он.

В первую секунду Фрэнки даже ничего толком не понял и продолжал мысленно твердить: «Я не буду винить тебя, я тебя не виню», но как только до него дошел смысл сказанного, внутри поднялась ярость и на Сида, и на себя: на Сида — бессовестно обманувшего, на себя — слепо поверившего. Нет, вот это уже не мелочи! Вовсе не мелочи; ведь именно тогда он даже уступил свою кровать раненому в порыве симпатии и великодушия, хотя чувствовал себя прескверно! Именно тогда он решил, что Сид — не просто пришелец из мира шума, полный энтузиазма и безумных идей, а дорогой ему человек, первый и настоящий друг!

А тот безжалостно продолжал, хотя Фрэнки хотелось заткнуть уши:

— Ты подумал, дурень, что у тебя какие-то особые способности? Что ты не просто хороший композитор, а черт знает что такое? До сих пор поражаюсь, как ты легко поверил, да еще и вцепился в эту мысль. С глупыми детьми так просто иметь дело.

«И для этого человека я хотел написать симфонию?..» — Фрэнки возмущенно оттолкнул руку Сида. Тот возражать не стал.

— Таким образом, ты убедился, что буквально создан для исправления Симфонии, — спокойно добавил он. — А еще ты почувствовал передо мной вину. Ведь это якобы из-за тебя я снова пострадал, верно? Вот так я привязал тебя к себе и заставил следовать за собой. Подло, а?

— Ты как будто наслаждаешься этим, — Фрэнки скрипнул зубами.

— Так и есть.

Сид поднялся, сунул руки в карманы.

— А теперь — финальный аккорд, — сказал он, глядя на собеседника сверху вниз. — Исполнять Симфонию будешь ты. Так я задумал с самого начала. Будь у тебя хоть капля мозгов, ты бы понял это. Мое Эталонное Искажение — всего лишь отвлекающий маневр, чтобы ты ничего не заподозрил и не вздумал удрать.

«Я собираюсь тебя убить!» — подсказала память голосом Сида из недалекого вчера. «Маленький кровосос, вот ты кто», — продолжал он же, собираясь выстрелить в своего — как думал Фрэнки! — друга.

— Ты всего лишь маленький кровосос, — произнес Сид, будто прочитав его мысли. — Во мне нет ни капли сочувствия к тебе и никогда не было. Для меня важна лишь Симфония, остальное не имеет значения.

— Значит… все было ложью? — пролепетал Фрэнки. Его била дрожь. — Все с самого начала было ложью? Но я не могу в это поверить! Я не могу это принять!

А как же тот Сид, который вытащил его из пропасти, жертвуя собой? Или тот, который обнимал и утешал его после смерти Эшли? Или тот, который просил его бежать в одиночку из Зазеркалья? А как он потащил на себе Брэдли в больницу еще в Сонном Доле! А как запросто пригласил Эшли в гости, как всегда был ласков с ней, провинциальной дурочкой! А его безграничная любовь к Сильвии и страх лишний раз потревожить ее? А его простота и приветливость? Он так легко прощал Фрэнки любые ошибки и недостатки. А как он играл Туманную Рапсодию — тонко чувствуя каждый штрих, каждую интонацию! И это — человек, лишенный сердца, хладнокровный манипулятор?

А что насчет «отвлекающего маневра» — Эталонного Искажения? Сид так явно страдал после него, два дня пролежал в горячке и без сознания — не прикидывался же он! Разве оно того стоило? Разве не было других способов обмануть и удержать? Или Сид сам не знал, что его ждет?

— Да, возможно, я и правда не разглядел настоящего тебя… — протянул Фрэнки и сразу сорвался на крик: — Но довольно часто — я уверен! — ты точно был собой! И провалиться мне на этом месте, если сейчас ты настоящий! Ты снова лжешь!

— Заткнись! — перебил его Сид. — Не тебе судить, что правда, а что нет.

В сущности, не было ли его поведение действительно одной лишь лицемерной маской? Например, история с Мадлен. Он ведь не любил ее. Он просто развлекался, зная, что причинит Фрэнки боль. И эта кровь после этюда-Искажения в Сонном Доле — каким циничным нужно быть, чтобы пойти на такой обман! «Получается, тебя можно взять на жалость? Надо было прикинуться каким-нибудь больным бедняжкой», — снова подсказала память голосом Сида. Получается, он запомнил и впоследствии именно что «взял на жалость»!

У Фрэнки зачесались кулаки. Его чувства — не музыкальный инструмент, чтобы на них играть! Такие поступки не должны остаться безнаказанными.

— Значит, ты все делал ради Симфонии, — уточнил он, — и вытащил меня из пропасти ради Симфонии. Не ради меня самого. А я… я-то пришел в Зазеркалье для тебя! Для тебя, сукин ты сын, ты чувствуешь разницу?!

Тут он не выдержал, вскочил с места и схватил Сида за воротник.

— И после всего, что ты тут наговорил, ты предлагаешь мне исполнить Симфонию?! — заорал он в лицо бывшему другу. — Пошел ты! Сам исполняй! Чтоб ты сдох там, ублюдок!

— Как, ты разве не хочешь меня спасти? — спросил Сид с притворным удивлением. — А ведь обещал отдать за меня жизнь, помнишь? Я ведь лучший человек из всех, кого ты знал!

— Захлопнись!

Полный ярости, не встречая никакого сопротивления, Фрэнки схватил его за горло, но душить не стал — сразу брезгливо отпихнул от себя, и Сид неловко свалился на пол. Некоторое время он переводил дыхание, держась за шею, потом с видимым трудом поднялся.

— И ты в таком состоянии хочешь заставить меня что-то делать? — поинтересовался Фрэнки. Он успел немного остыть и начал соображать, что бежать отсюда, пока не поздно, гораздо разумней, чем драться и ругаться. — Лучше бы давил на жалость и дальше, кто знает, может, я и решил бы пожертвовать собой. Хотя вряд ли. Я не такой.

— Верно, — прохрипел Сид. — Ты не такой. Но я тебя заставлю.

«Ну попробуй», — подумал Фрэнки и в два прыжка подлетел к распахнутому окну. Первый этаж, ему ничего не стоило вылезти на улицу. Не время для сомнений, да и какие тут могли быть сомнения? Все ясно, как день: Сид — обманщик и предатель, Симфония — смерть. Нельзя дать себя убить. Нужно бежать, и немедленно.

Он уже успел закинуть ногу на подоконник, когда его схватили сзади за локоть. Повернувшись, он встретился глазами с Сидом.

— Послушай, я ведь просто… — начал было тот с мольбой во взгляде, но Фрэнки не дал ему договорить: нет уж, больше номер со «взять на жалость» не пройдет! Одним резким движением он высвободил локоть, а потом изо всех сил двинул им противника. Удар пришелся в грудь и, похоже, как раз по оставленной Эшли ране, потому что Сид сразу упал со сдавленным всхлипом, а на рукаве у Фрэнки осталась кровь.